Андрей Цаплиенко - Экватор. Черный цвет & Белый цвет
Обычно после «трехдневки» снова наступает жаркая сухая погода без единого движения воздушных масс над полуостровом. Но на этот раз все было по-другому. С неба неожиданно сорвался дождь. Настоящий тропический ливень. Таких в Дубае я еще не видел. День заканчивался, и я уже собирался ехать к себе. Моя машина стояла на улице. Я вышел из здания. Идти до машины было всего ничего, секунд пятнадцать. Но за эту четверть минуты я вымок до нитки. Я сел в свою «хонду» и, включив кондишн, тут же поставил его в режим обогрева. Надо было обсохнуть. В этой стране я еще ни разу не поворачивал ручку вентилятора вправо, на красный сектор. Вот пригодилась и эта конструктивная особенность автомобиля.
На круглой площади, посреди которой стоял на четырех подпорках Дубай Клок Тауэр мне нужно было поворачивать направо. Но я проехал съезд на дорогу №89 и продолжал двигаться по кругу. Объехав вокруг башни, я снова миновал поворот направо. Ехал медленно, явно создавая помехи другим машинам. Они не сигналили. В арабских странах водители сигналят, подчиняясь странной логике, которую не понять приезжему иностранцу. Здесь могут спокойно, без нервов, на четырехполосной автостраде пропустить машину, совершающую на скорости сто пятьдесят километров в час поворот из крайнего левого ряда в крайний правый. Нужно человеку проехать, что поделаешь. И, в то же время, спокойный арабский водитель давит на клаксон, стоя на перекрестке. Ему горит красный свет. Его «бентли» второй, сразу за приемистым «ягуаром», которому посчастливилось подъехать к светофору первым. Но «бентли», не обращая внимания на красный свет, все равно сигналит. Зачем? А чтобы впереди стоящий не расслаблялся и стартовал еще на желтом.
Я принял влево. Теперь моя машина точно никому не мешала. Третий полный круг вокруг часов. Что тут такого? Иностранец любуется памятником истории, с которого начался город Дубай. Правда, через сплошной поток воды на лобовом стекле куранты только угадывались, несмотря на интенсивные движения «дворников». Красно-синими пятнами бродила по конструкции подсветка, которую даже в такую скверную погоду муниципалитет посчитал излишним выключить. Под кубическим блоком с часами, который словно висел в воздухе, плескался фонтан. Ему сегодня было бессмысленно конкурировать с ливнем. Я кружил вокруг башни, не делая ни малейшего движения рулем. Просто встал в левый ряд и тихонько давил на правую педаль. Четыре белых пятна, четыре циферблата, по одному на каждую внешнюю грань куба, вращались вокруг оси Дубайской башни, словно та превратилась в карусель. Эта карусель кружила пальмы, дома, фонтан, дорожные знаки, весь этот мир. Но только не меня. Надавив ногой на газ, я оставался на месте. И, остановившись, я медленно осматривал внутренним взором закрома своей зрительной памяти. Что-то важное там было, что-то спасительное для меня. Мир вращался. Мое сознание фонариком рыскало в тайниках моей памяти. Фонарик натыкался на углы воспоминаний. Я, осторожно вынимал их, и, сняв слой пыли, осматривал. Нет, не то, нужно искать дальше. Я не помнил, куда я сунул то, что мне было нужно. Но я точно знал — оно здесь. И я найду его. Тонны информации снова оказались под рукой. Я и не знал, что помню так много. Я открыл окно машины, чтобы выбросить хлам наружу, под ноги этой гигантской карусели, отсчитывающей мое время. Его оставалось все меньше. Если, конечно, я хотел продолжать наслаждаться всеми радостями моего безбедного существования. Только надо искать. И в тот момент, когда я, почти отчаявшись, готов был оставить эту утомительную ревизию прошлого, мое сознание ухватилось за небольшой кусок картона. На нем была надпись, на арабском. А если перевернуть картонку на другую сторону, то можно увидеть и латинский шрифт. Вот оно! То, что мне сейчас нужно.
Я надавил на газ и рванул вправо. Из крайнего левого ряда повернул на Умм Хурейр. За спиной я услышал, как нервно и протяжно засигналили десятки автомобильных голосов. Ну, что ж, никто никого не зацепил, и это уже неплохо. Мне сейчас недосуг думать о том, что происходит у меня за спиной. Мне нужно думать о том, что ждет меня впереди. А впереди снова был пятнадцатисекундный бросок к двери офисного центра и неторопливый — здесь никто никуда не торопится — подъем в лифте. Потом мне нужно открыть офис и наскоро осмотреть содержимое верхнего ящика моего стола, куда я обычно смахиваю ненужные визитки. Хорошо, что я их не выбрасываю. У меня появился шанс.
Этот шанс мне дает плотная дешевая бумага, которая лежит сейчас передо мной. На ней написано «Ahmed Ziadha, MoD of Iraq, logistics and liason officer/inspector». И начинавшийся с кода 964 номер телефона. Конечно же, это не был мобильный телефон, во времена Саддама сотовая связь была достоянием очень немногих людей. Скорее всего, этот телефон прослушивался. Но я умел задавать вопросы и получать на них правильные ответы. Я подтянул к себе поближе аппарат и набрал номер, указанный на визитке. Линия долго подключалась к международной связи. Я не меньше минуты слушал треск и пощелкивание в трубке, пока, наконец, до меня донеслись двойные длинные сигналы иракской телефонной станции. Абонент не занят, линия свободна. Ждать пришлось недолго.
— Алю, — услышал я бархатный голос на том конце провода. Арабы именно так и говорят по телефону. Не «алло», не «слушаю», а вот так мягко «алю». Я сразу узнал ту интонацию, с которой officer/inspector Ахмед ностальгировал по Одессе на бетоне авиабазы в пустыне. Мое решение позвонить этому иракцу, возможно, было не самым правильным. Но оно было единственным в сложившейся ситуации. Офицер на иракской базе должен был знать хоть что-нибудь. Должен был дать мне конец хотя бы одной тонкой ниточки, которая приведет меня к ФАРК.
— Ахмед, мархаба, — радостно поприветствовал я его по-арабски, но с русским акцентом. Он его тут же уловил.
— Мархаба, хабиби, а кто это?
— Это я, Андрей!
— Какой Андрей?
— Как какой? Летчик. Из Украины. Я у тебя недавно три ящика с подарками забрал. Большие такие. Помнишь, мы про Одессу вспоминали.
— Одессу помню, я там учился, — медленно лилась в мое ухо информация из трубки. Ахмед тянул время. — Андрея не помню.
— Да нет, не в Одессе, мы про Одессу просто говорили.
— Где говорили? — переспросил Ахмед. Он начинал меня раздражать.
— На аэродроме говорили.
— На каком?
— Да на твоем же. Пару недель назад.
— У меня нет аэродрома, хабиби, — засмеялась трубка. Чего это он дурака валяет?
— Послушай, дружище, мне от тебя ничего не надо. Не играй в шпионов, ладно? Мне нужен телефон. Всего один телефон в Латинской Америке.
— Послушайте, Вы! Я офицер. Из Ирака выезжал только один раз. В Советский Союз. Если это шутка, то глупая. Если это провокация, то я немедленно о ней доложу командиру.
— Ахмед, это не шутка и не провокация. Это вопрос... — я бесполезно кричал в трубку, которая отозвалась короткими гудками.
Но я был настырным и набрал номер, который начинался с кода 964, еще раз. «Это вопрос жизни,» — закричал я в трубку, едва услышав дыхание усатого араба.
— Послушай, хабиби, — жестко сказал он, и в голосе уже не было мягкости, а была твердая сталь и бесконечная жестокость офицера из воюющей восточной страны. — Говорю тебе в последний раз. Если будешь мне звонить, то тебя найдут. Где угодно. А если тебе нужна какая-нибудь информация, пользуйся интернетом. Яху, Гугль, Альтависта. Там есть все новости, все телефоны, какие хочешь. Ялла, бай!
И Ахмед повесил трубку. Я больше не звонил ему, не было смысла. В очередной раз я бреду по полутемному тоннелю и не вижу свет в его конце. И так боюсь, что где-то в темноте мне встретится ловушка. Волчья яма, выкопанная как раз для такого зверя, как Андрей Шут. А, впрочем, что там говорил араб про интернет? «Все новости, все телефоны»? Может, и впрямь, поискать в интернете?
Ай, Ахмед, ай да молодец! Я нашел почти сразу то, что искал. Yahoo!News выдал мне подборку мировых новостей, среди которых, в основном, были отчеты о визитах президентов и длинные умные статьи с прогнозами на будущее мировой экономики. Если Ахмед просто отшил меня, то я, конечно, ничего не найду. А если старый иракский лис пытался очень осторожно помочь мне и не навредить себе, то мне должна попасться нужная информация. Тоненькая ниточка. Сигнал об опасности. Или, наоборот, безопасности. Что, впрочем, маловероятно. Я слишком много задолжал — и деньгами, и невыполненными обязательствами.
Нужно ввести ключевое слово. FARC-EP, РВСК-АН. Последние две буквы аббревиатуры означают «Армия народа». Поисковик выдал мне массу ненужных справочных сведений об организации. Видимо, полное название движения не интересовало ни читателей, ни журналистов. Я упростил задачу, выделил «shiftом» ненужный участок и нажал «delete». На мониторе компьютера остались четыре буквы FARC. Я ударил пальцем по клавише «enter». И увидел то, что так хитроумно пытался донести до моего сознания усатый арабский офицер.
