Андрей Школин - Прелести
Мы в сопровождении коридорного отправились в прогулочный дворик, помещение в четыре метра шириной и восемь длиной, со стенами покрытыми гипсовой шубой и металлической сеткой сверху. Макар, как только закрылась железная дверь, вытащил мяч и с силой пнул его:
— Серёга, становись на воротах, пусть из тебя дурь выбьют.
— Ага, сейчас… Мы с тобой в разных командах.
Все, включая седого уже Барона, принялись носиться по дворику и пинать тряпичный мяч и друг друга. Причём, непонятно было, кто в какой команде играет.
— Андрюха, не стой, — Юрик пнул мне мяч. — Ты за кого играешь-то? Или ты сам по себе? А?
— Да он с Ромкой в одной команде, — перехватил пас Барон.
— С Ромкой? Ромка ещё сам толком не понял с кем играть. Блуждающий форвард. Да, Роман? — Макар, не останавливаясь, поглядел на «грабителя». — Или заблудший? Лови мяч…
Последний не ответил, лишь молча переадресовал пас мне.
— Андрюха, а ты что, с Бертником раньше был знаком? По воле? — Юрик поправил налезшую на глаза вязаную шапочку.
— Я из Красноярска приехал, как я могу быть с кем-то знаком? Тем более, с Бертником. А что?
— Нет, ничего. Просто, я гляжу, отношения у вас больно уж дружеские. С чего бы это? Ромка тоже не успел заехать, как Бертник у него лучшим другом стал, почти братом. Теперь ты. Душевный человек Володька, да? Понимает всё с полуслова, помогает, чем может. Колбаской, например. Ты мяч не держи, пасуй дальше. У тебя, кстати, вчера курточка была неплохая, или я ошибся? Хотя, впрочем, тебе она зачем? Есть люди, которым нужнее. У Ромки, помнится, тоже кроссовки были другие. Зачем Ромке кроссовки? Колбаса вкуснее.
— Ну, лоханулся я с кроссовками, так что теперь? — Роман остановился и выпучил глаза. — Причём здесь колбаса? Попросил человек… Просто…
— Да нет, я так. Если сказал что не то, прошу извинить, — Юрик по-клоунски поклонился. — Только не рычи, понял? Играй в футбол, отдыхай… Серёга, ты что там застрял? — он посмотрел на Барона, того тоже звали Сергей. — Устал что ли?
— Шнурки развязались, — Барон наклонился над ботинками. — Вчера, когда в спедчасть хату водили, такие шнурки обронил где-то…
— Куда водили?
— Как, куда? В спедчасть, — удивлённо поднял голову «убелённый мудрыми сединами» мужчина.
— Куда, куда?
— В спедчасть, глухой что ли?
— Может, в спецчасть? — Макар выразительно постучал по голове.
— Что, в спец?
— Во, брат лихой… Двадцать лет отсидел, а как правильно что называть не знает. Не в спедчасть, а в спецчасть.
— Это я-то не знаю? — Барон был из тех людей, которые, даже осознав, что ошиблись, всё равно будут упираться до последнего. — Есть спедчасть, а есть спецчасть.
— Да нет никакой спедчасти, — рыжий Макар вспыхнул. — Спец-часть, понимаешь? Спе-е-ец- часть!
— Есть спе-е-ецчасть, а есть ещё спе-е-е-едчасть!!!
— Да?! У-у… А спиртчасти нет, а?
— Не знаю, — нахмурился Барон. — Посиди с моё, потом спорь.
— Ну, надо же… — передразнил его Юрик. — мне и своих пяти хватило, чтобы понять — никаких спедчастей не существует. Может там, где ты сидел, и были. Тогда расшифруй, что это такое, пусть молодёжь послушает. Да и мне интересно…
Ничего не ответил старый каторжанин, лишь пнул с силой мячик.
— У тебя, Андрюха, что за статья-то? — опять обратился ко мне Макар.
— Восемьдесят девятая.
— А… Как у беззубого вон того, — он кивнул на Чернова. — Тоже химию получишь. У него уже третья судимость, а до зоны никак не доберётся, — Юрий перепасовал мяч «химику». — И как у тебя это получается? Научи, может и мне какие-нибудь условные дадут. А то десяткой пугают, суки… — и опять повернулся ко мне. — В Воронеже-то есть кто знакомые?
— Я с подельником заехал, он местный.
— А в какой хате, знаешь уже?
— Знаю, в сто пятьдесят седьмой.
— Ну, покричи на тюрьму, уточни. Как его звать?
— Саид, Олег.
Тарас развернулся к корпусу тюрьмы и, приложив ладони к губам, громко закричал:
— Пять-семь! — потом ещё раз. — Пять-семь!
Наконец со стороны корпуса послышалось:
— Да, да… Кто пять-семь кричал?
— Саида позови.
— Кого?
— Олега Саида. Вчера заехал.
И через некоторое время голос моего товарища:
— Да, да, говори.
— Олег, привет, это Андрюха, — я так же сложил ладони у рта.
— Привет.
— Я в два-семь. Понял?
— Понял, понял.
В это время железная дверь дворика заскрипела, и появился вертухай с дубинкой.
— Кричите, да? — мент покачал головой. — Прогулка окончена. Пошли.
Когда шли по коридору, Макар поравнялся со мной и тихо произнёс:
— Ты, Андрюха, сильно не расслабляйся. Бертник — он гнида приличная. Приглядывайся пока, потом сам выводы сделаешь.
До обеда смотрели телевизор. Бертник и Ромка спали. Перед самым обедом Юрик получил передачу — чай и продукты питания — сало, курицу, лук, чеснок… Когда принесли борщ, он разложил всю эту снедь на столе, мол: «Хавайте, кто хочет». Все разобрали свои шлёмки с баландой и принялись есть, беря со стола то сало, то лук, то ещё что-нибудь.
— Сибиряк, ты-то что ничего не хаваешь? Одной баландой сыт не будешь, — Макар подмигнул мне. — У нас в хате принято всем вместе обедать. Ромке оставим. Когда проснётся, поест.
— Может, Володьку разбудить? — я оглядел присутствующих. Все промолчали.
— Ты ешь, ешь, — Юрка смачно хрустнул луковицей. — На родине-то узнают, что ты здесь или некому сообщить?
— Адвокат обещала телеграмму отбить.
— А… Ну, глядишь, и о тебе вспомнят, чайку подгонят. Нас угостишь потом также. Хотя далеко Сибирь… Сколько дней на поезде ехать?
— Если через Москву, то около четырёх суток.
— Ничего себе… — присвистнул Юрик.
— Не свисти, и так в хате пусто, — облизал ложку Валерий. — И что, Андрюха, тебя в поезде взяли?
— Да нет, не в поезде.
— Я в твоём возрасте майданщиком работал, — произнёс он это с таким видом, будто «работал» не железнодорожным вориком, а космонавтом. — Сколько тебе сейчас? Двадцать четыре? Ну вот, где-то столько же было. Чемоданы у иностранцев в поездах нарезал. Меня и взяли в первый раз по этой делюге… Иностранцев мало тогда ездило, я их вычислял и в тот же вагон билет покупал. Так и «работал», пока не спалился…
— А я иностранца-то впервые только два года назад увидел, — потянулся Барон. — Негра. Видел кто негра живого, когда-нибудь?
— Нет, никто не видел, — улыбнулся Макар.
— Мне как раз освобождаться, и тут на зону с этапа негра привезли…
— Да что ты гонишь! Уже совсем заврался, блин… — бросил ложку на стол Юрик. — Какого хрена негр будет на нашей зоне делать? Да ещё строгого режима. Ну, врёт… А?
— Может примажем, — округлил глаза Барон. — Давай отпишем на семёрку, он ещё там, наверное.
— Да иностранцы у нас, как и менты, на отдельных зонах сидят!
— А он русский, а не иностранец!
— Кто?! Негр — русский?! Много я от тебя наслушался, но чтоб такое… — Юрик опять раскраснелся.
— Он в Брянске жил с рождения, у него фамилия Степанов, на автобусе работал.
— Так какого хрена ты кричишь, что иностранца видел, если он русский?
— Как какого хрена? Он ведь иностранец?
— Но ведь ты сказал, что он Степанов!
— Степанов.
— Значит не иностранец?
— Как не иностранец, когда негр?..
Они некоторое время смотрели друг на друга, затем молча принялись за еду.
Баландёры принесли кашу. Кашу не стал брать никто. Наложили, на всякий случай, только Ромке — вдруг проснётся, кашки захочет…
Часа в три дня коридорный постучал по фрезе:
— В баню ходили, нет?
— Какой там ходили! — заорали в голос Макаров с Черновым. — Никуда ещё не ходили!
— А что так? Все давно помылись.
— Так ты же сказал: «После обеда!»
— А… Ну значит пошутил…
— Как пошутил? — Юрка подбежал к кормушке. — Веди нас в баню!
— Ладно, собирайтесь…
Перед самым выходом из бани, Бертник протянул мне полотенце:
— Держи. Твоё теперь, как обещал. И вот мыло возьми хорошее…
* * *Спустя две недели, в Воронеже выпал густой белый снег. На прогулку вышли только я и Роман. В камере произошли изменения — ушёл на зону Валера, а заехал наш с Ромкой ровесник, Андрей, из пригородного посёлка Семилуки. В два-семь он уже сидел примерно с месяц и уезжал для прохождения следственного эксперимента. Я сразу обратил внимание на натянутость отношений между ним и Романом. Причем последний проявлял в этом назревающем конфликте гораздо большую активность. Подливал керосину ещё и Бертник, который незаметно сталкивал лбами молодых арестантов. Владимир занял освободившуюся нижнюю шконку, где раньше спал Валера, и по-прежнему мало с кем общался. Питался также отдельно, иногда, правда, с Романом. Я же предпочёл питаться вместе со всеми. Хата не такая большая, чтобы делиться на семьи…
