Веди свой плуг по костям мертвецов - Токарчук Ольга
– Ну что ж, опоздали. А ведь могли бы ее наконец поймать. Это ж надо, столько времени водить нас за нос. Невероятно, эта баба была у нас в руках, и не раз.
Теперь все они стояли в сенях, и я даже отсюда почувствовала, как один из них закурил.
– Надо немедленно звонить в Щецин, проверить, как она может туда добраться. На автобусе, на поезде, автостопом? Объявить в розыск, – говорил Черное Пальто.
А молодой полицейский возразил:
– Мы же не станем посылать антитеррористическую бригаду. Это всего-навсего старая чудачка. Порядком сбрендившая.
– Она опасна, – бросил Черное Пальто.
Все еще переговариваясь, полицейские начали выходить из дома:
– Надо опечатать дверь.
– И внизу тоже. Ну ладно. Давай.
Я вдруг услышала, как Матоха громко говорит:
– Когда она выйдет из тюрьмы, я на ней женюсь.
И тут же раздался гневный голос Черного Пальто:
– Папа, ты совсем уже в этой глуши спятил?
Я стояла, съежившись в углу, в полной темноте, еще долго после того, как они ушли, пока не услышала шум двигателей, а потом ждала еще час, прислушиваясь к собственному дыханию. На этот раз мне не снилось. Но как тогда, во сне, я была в котельной, в том месте, куда приходят Мертвецы. Мне казалось, что я слышу их голоса где-то под гаражом, в глубине горы – шум большой подземной процессии. Нет, это снова ветер, вечный ветер Плоскогорья. Крадучись, словно вор, я проскользнула наверх и быстро собралась. Получились две небольшие сумки, Али бы меня похвалил. Разумеется, в доме был еще один выход, через кладовку, им я и воспользовалась, оставив дом Мертвецам. В сарае Профессора и его жены дождалась наступления темноты. Я взяла только самое нужное – свои заметки, Блейка, лекарства и ноутбук со всей Астрологией. И, конечно, «Эфемериды», на случай, если в будущем я попаду на какой-нибудь необитаемый остров. Чем дальше я уходила от дома по неглубокому мокрому снегу, тем легче становилось у меня на душе. Я взглянула с границы на мое Плоскогорье, и мне вспомнился день, когда я впервые его увидела – восторженно, но еще не догадываясь, что однажды поселюсь здесь. Наше незнание того, чтó произойдет – чудовищная ошибка в программе мироздания. Следует исправить ее при первой же возможности.
В долине за Плоскогорьем уже лежала густая Тьма, и отсюда, сверху, я видела огни крупных городов – Левина и Франкенштайна далеко на горизонте, а на севере – Клодзко. Воздух был чист, мерцали огни. Здесь, выше, ночь еще не сгустилась, небо на западе пока было окрашено в оранжево-коричневый цвет и продолжало темнеть. Я не боялась этой темноты. Шла вперед, к Столовым горам, спотыкаясь о подмерзшие уже комья земли, о пучки сухой травы. Мне было жарко в моих свитерах, шапке и шарфе, но я знала, что, когда перейду границу, они мне больше не понадобятся. В Чехии всегда теплее, это южные склоны.
И вот с той, чешской, стороны, засияла над горизонтом Дева.
С каждой минутой она разгоралась все ярче, словно на темном лице неба проступала улыбка, поэтому я знала, что выбрала верное направление и иду туда, куда надо. Дева светила и тогда, когда я благополучно миновала лес, и когда незаметно пересекла границу. Она вела меня. Я шла по чешским полям, все время ей навстречу. А Дева опускалась все ниже, и мне казалось, что она приглашает меня последовать за ней за горизонт.
Она довела меня до шоссе, откуда уже было видно Наход. Я шла по обочине, на сердце было легко, радостно – что бы теперь ни случилось, это будет Правильно и Хорошо. Я ничего не боялась, хотя улицы этого чешского города уже опустели. Но разве можно чего-то бояться в Чехии?
Поэтому, когда я остановилась перед витриной книжного магазина и не знала, чтó будет дальше, Дева не покинула меня, а лишь спряталась за крышами домов. Оказалось, что, несмотря на поздний час, в магазине кто-то есть. Я постучала, и мне открыл Гонза, ничуть не удивленный. Я сказала, что мне нужно переночевать.
– Ano [23], – ответил он, пропуская меня внутрь и ни о чем не спрашивая.
Через несколько дней приехал Борос, привез одежду и парики, которые старательно подобрала Благая Весть. Теперь мы походили на пожилую пару, отправляющуюся на похороны, да так оно в определенном смысле и было – мы ехали на мои похороны. Борос даже купил красивый венок. На сей раз у него имелась машина, правда одолженная у каких-то студентов, он вел уверенно и быстро. Мы часто останавливались на парковках – чувствовала я себя действительно плохо. Путешествие было долгим и изнурительным. Когда мы прибыли на место, ноги совсем отказались слушаться, и Боросу пришлось внести меня в дом на руках.
Теперь я живу на Энтомологической станции на опушке Беловежской Пущи, и с тех пор, как мне стало немного лучше, стараюсь ежедневно совершать свой небольшой обход. Но хожу я уже с трудом. Кроме того, здесь почти не за чем следить, лес непроглядный. Иногда, когда температура воздуха повышается и колеблется около нуля, на снегу появляются сонные Мухи, Ногохвостки и Орехотворки, я уже выучила их имена. Попадаются и Пауки. Я узнала, что большинство Насекомых все-таки впадают в зимнюю спячку. Муравьи в глубине муравейника прижимаются друг к другу и огромным клубком спят до весны. Мне бы хотелось, чтобы люди так же доверяли друг другу. Наверное, из-за непривычного воздуха и недавних переживаний мои Недуги обострились, поэтому чаще всего я просто сижу и смотрю в окно.
Борос, когда приезжает, всегда привозит в термосе какой-нибудь интересный суп. У меня нет сил готовить. Еще он приносит газеты, предлагает почитать, но они вызывают у меня отвращение. Газеты стараются держать нас в состоянии вечной тревоги, чтобы наши эмоции не обратились туда, где они действительно нужны. Зачем мне слушать их и думать так, как они велят? Я брожу возле домика, протаптываю тропинки то в одну, то в другую сторону. Порой не узнаю собственных следов на снегу и тогда спрашиваю: «Кто здесь ходил? Чьи это следы?» Думаю, это хороший Знак, когда вот так не узнаешь сам себя. Однако я стараюсь завершить свои Изыскания. Мой собственный Гороскоп стал тысячным по счету, и я часто сижу над ним, пытаясь разобраться. Кто я? В одном можно быть уверенным – я знаю дату собственной смерти.
Я думаю о Матохе, который в этом году будет зимовать на Плоскогорье один. И о цементной дорожке – выдержит ли она морозы. Как все переживут очередную зиму. Летучие мыши в погребе Профессора и его жены. Косули и Лисы. Благая Весть учится во Вроцлаве и живет в моей квартире. Дэн вместе с ней, вдвоем живется легче. Мне жаль, что я не убедила его в полезности Астрологии. Я часто пишу Дэну письма рукой Бороса. Вчера отправила ему одну историю. Он поймет, чтó я имела в виду:
Один средневековый монах-Астролог (а происходило это во времена, когда святой Августин еще не запретил читать будущее по звездам) узнал из гороскопа о собственной смерти. Она должна была наступить от удара камнем, который упадет ему на голову. С тех пор под монашеским капюшоном он всегда носил железный шлем. И вот однажды, в Страстную пятницу, снял этот шлем вместе с капюшоном – скорее чтобы не бросаться в глаза собравшимся в церкви людям, нежели из любви к Богу. И тогда крошечный камешек упал монаху на голову, лишь слегка его оцарапав. Однако тот был убежден, что пророчество сбылось, завершил все свои дела и через месяц умер.
Именно так оно все и устроено, Дэн. Но я знаю, что у меня еще много времени.
Использованные в романе цитаты из текстов Уильяма Блейка приведены в переводе В. Топорова, Д. Смирнова-Садовского, А. Сергеева, С. Степанова, А. Зверева, В. Чухно. Четыре варианта перевода фрагмента «Странника духа» специально для русского издания романа Ольги Токарчук сделаны В. Ермаковым.
