Владимир Войнович - Малиновый пеликан
Один как взберется на вершину, так ни за что оттуда не слезет. В этом смысле Вторлигос, побывав Перлигосом, предъявил себя народу как исключение. Четыре года побыл, поправил, в одну маленькую войну поиграл. Хотел еще кое-какие идеи осуществить относительно времени. Например, количество месяцев уменьшить с двенадцати до четырех и называть их понятно по-русски: весенник, летник, осенник и зимник, причем началом весны считать день, который раньше назывался первым января, а по новому стилю стал бы первым весенника. В этот же день согласно плану Вторлигоса следовало отмечать Рождество Христово, Новый год, День защитника Отечества, а потом даже и Светлую Пасху подтянуть к тому же числу.
Но все свои идеи провести в жизнь он не успел, возможно, как раз ввиду обратного течения времени. Потому что истинный Перлигос, ставший на время Вторлигосом, давший ему покататься на своем трехколесном мотоциклете, вскоре забрал свое средство катания обратно и стал опять не только истинным, но и формальным Перлигосом. Ну вот, порассуждавши о том о сем, я в описании проезда Вторлигоса решил обойтись без подробностей, потому что это было примерно то же, что мы уже видели, но в более разжиженном варианте. Мотоциклистов спереди было не сорок, а только двенадцать и сзади четыре. Ехало Второе лицо не на мотоцикле, а в открытой машине. Перья у него были пореже, а клюв не больше куриного. Реанимобиля и ветеринарной помощи я в его сопровождении вообще не заметил, а инкассаторская машина была на четыре размера скромнее – бронированный «Форд Фокус», в багажнике которого, по-моему, больше двух чемоданов валюты никак не поместится.
Доктор Клещ
Не дождавшись проезда Вторлигоса, я заснул, но тут же был разбужен неутомимой Зинулей, которая тронула меня за плечо и сказала:
– Выходим.
Выходим так выходим. Я понимал, что до «Склифа» мы еще не доехали, а если так, то куда выходим, зачем выходим и где Варвара?
– Вышла на предыдущей остановке, – сказала Зинуля.
Я подумал, что за бред, какие остановки у «Скорой помощи», но ничего не сказал, потому что всякой чуши уже наслушался, и покорно пошел за Зинулей к выходу. Почему-то расстояние от открытой дверцы до земли оказалось слишком большим, и мне пришлось спускаться вниз задом наперед по какой-то шаткой стремянке. Зинуля стояла уже внизу. Когда я достиг нижней перекладины, она взяла меня под мышки и плавно опустила на землю. И сделала это так легко, как будто я был не грузный дядька, а легкого веса ребенок. Потом был белый длинный коридор со многими поворотами. Это была, очевидно, больница, но почему-то по бокам на расстоянии нескольких шагов друг от друга стояли часовые в белых полушубках и валенках времен Второй мировой войны. Мы подошли к одной из белых дверей, на которой было написано: «ПРИЕМ ОТ 26-ти до 313-ти». Чему я не удивился, но подумал без паники, что пребываю в ином измерении. Я толкнул дверь и оказался перед турникетом, у которого стоял полицейский в валенках с галошами, в полушубке с одной генеральской звездой на погонах и с автоматом Калашникова на груди. Он меня спросил:
– Вы к кому?
Я сказал:
– Не знаю.
– Ладно. А кто вы?
Я сказал.
– Документ какой-нибудь есть? Предъявите.
Паспорт, по счастливой случайности, оказался при мне. Я его предъявил. Глядя в паспорт, генерал попросил меня вслух назвать фамилию, имя, отчество. Я сказал:
– Там написано.
– Мне не важно, что там написано. Назовите.
Я назвал.
– А чем докажете, что вы это вы?
– Так вот же мой паспорт.
– А чем вы докажете, что это ваш паспорт?
– Там же написаны мои фамилия, имя и отчество.
– Не надо мне этого говорить. Я сам читать умею.
– Я не сомневаюсь. А раз умеете, то прочтите. Там все мои данные. Имя, отчество, фамилия, дата рождения, кем выдан, где прописан, срок действия: бессрочный.
– Я это вижу. Но чем вы докажете, что это именно ваши данные?
– Тем, что они записаны в моем паспорте.
– А чем вы докажете, что это ваш паспорт?
– Тем, что в нем написаны мои данные.
Он вздохнул.
– Но я же вас спрашиваю, а чем вы докажете, что это именно ваши данные?
– Тем же, что они записаны в моем паспорте.
Тут он совершенно вышел из себя, побагровел, замахал руками, затопал ногами.
– Вы что, – закричал он, – издеваетесь надо мной? Я его спрашиваю: «Чем докажете, что ваши данные?» Он: «Тем, что они записаны в моем паспорте» Я: «Чем докажете, что ваш паспорт – ваш?» – «Тем, что в нем записаны мои данные». Вы что, дурака со мной валяете? Вы себе представляете, с кем вы разговариваете?
– Ой, господи, – говорю, – извините, господин, я, штатский человек, в ваших чинах не разбираюсь, не знаю, как к вам обращаться, но я же вам даю паспорт.
– Опять то же самое. Но чем вы докажете, что это паспорт?
– Да тем, что на нем написано: паспорт.
– Вы анекдот знаете про сарай, на котором написано одно, а в нем хранится другое. Так и здесь. Здесь, может быть, написано паспорт, а на самом деле это, может быть, и не паспорт. А если даже и паспорт, то чем вы, в таком случае, докажете, что это именно ваш паспорт?
– Тем именно, что в нем написано, что это именно мой паспорт.
Он так зарычал, что теперь я замахал руками.
– Но не только написано. Тут еще и моя фотография. Вот видите, такая круглая физиономия, в размер три на четыре полностью не влезает.
– Ну и что? Вы хотите сказать, что это ваша фотография?
– Ну да. Разве вы не видите, что это я?
– Вижу, – сказал он, – но чем вы это докажете?
Я совсем вышел из себя, стукнул кулаком по столу, да так, что стекло, покрывавшее крышку, треснуло.
– Черт бы вас побрал! – пожелал я этому чинуше в погонах. – Чего вы от меня хотите, каких еще доказательств вам надо? Вот паспорт, вот мои фамилия, имя, отчество, вот фотография, вот штамп прописки. Вот у меня еще есть пальцы, с которых можно взять отпечатки. Может, надо еще доказать, что это мои пальцы?
– Не говорите глупостей, – сказал он. – И не надо задавать бессмысленные вопросы. Имейте в виду, здесь мы спрашиваем, а вы должны отвечать.
Тихо приотворилась дверь, и в нее втиснулся еще один генерал с двумя звездами на погонах.
– Что за шум?
Однозвездный вскочил на ноги и доложил, что ведет допрос подозреваемого (то есть меня, подозреваемого неизвестно в чем) и подозреваемый (то есть я) злостно препятствует выяснению его (то есть моей) личности.
– Но при этом не обязательно кричать, – по-доброму заметил ему двухзвездный. – Давайте разберемся спокойно. В чем проблема?
– Проблема в том, что гражданин противится выяснению его личности и уклоняется от представления доказательств.
Двухзвездный перевел взгляд на меня.
