Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо
Дед закончил речь, хлопнул в ладоши и сказал:
— За дело! Шутов со мной, на «Эклиптику». Ты, студент, остаешься здесь, смотри, чтобы не было давки и чтобы слишком большие тюки не тащили. Только самое необходимое! Мадам, с животными нельзя! — Дед увидел, как пожилая женщина тащила за собой козу. — У нас траулер, а не Ноев ковчег! Нельзя! Ноу энималс!
Старушка, ухватившись за козу обеими руками, принялась скороговоркой умолять старшего механика.
— Вот, студент, занимайся! — кивнул Дед. — Шутов — за мной! Ваня похлопал меня по плечу, и оба моментально скрылись из виду.
Старушка устремилась было за ними, но коза уперлась и отказывалась двинуться с места.
— Нельзя, сеньора! Но! Капитан сердится, ууу! — я сделал страшное лицо. Коза рванула прочь и увлекла за собой хозяйку.
Я заметил, что две женщины тащат на себе огромный тюк.
— Нельзя! — устремился я наперерез. — Слишком большой! Только самое необходимое!
Женщины остановились, раскрыли тюк, принялись доставать оттуда какие-то тряпки и трясти передо мной, что-то горячо объясняя.
— Мало места на судне! — объяснял я. — Людей много — места мало!
Одна из женщин накинула мне на шею какую-то яркую тряпку. Вторая сняла с шеи ожерелье и попыталась сунуть его мне в карман.
— С ума вы сошли! — отпрянул я. — Не надо мне!
«Эклиптика» приняла на борт больше полсотни пассажиров. Женщин и детей Дед приказал размещать в столовой и в тех каютах, которые не слишком пострадали от крушения. Мужчин — в рыбцехе и коридорах.
Вместе с Дедом мы обходили все помещения, где находились люди.
— Тяжелые вещи — под ноги и закрепить! — распоряжался старший механик, зайдя в столовую, забитую женщинами и детьми. — Детей держать при себе. Маленьких с рук не отпускать. Эй! Ну-ка, поди сюда! — он поманил мальчика лет семи. — Ты большой уже, будущий моряк! Будешь здесь старшим. Компрендо?
Мальчик смотрел то на Деда, то на свою мать, которая побледнела от страха.
— Когда начнется большой «бум» — ты дашь команду «полундра!» — объяснял Дед. — И тогда каждый должен за что-то схватиться, за что-то прочное, чтобы не упасть. Компрендо? Потренируемся!
Дед набрал в легкие воздуха, поднял руки, выпучил глаза и взревел: «Ба-бах!».
Мальчик громко заплакал и бросился к матери, вслед за ним завыли остальные дети и их матери. Дед озадаченно почесал бороду.
— Ладно, пошли, — сказал он. — Сами разберутся.
Мы вышли в носовую часть, где Дед из остатков лебедок соорудил «центр управления» тросами и перетяжками, опутавшими берег. Сюда же по команде старшего механика Иван привел пятерых самых крепких из местных жителей. Помня о неудаче с инструктажем в столовой, Дед первым делом пожал всем пятерым руки и каждому представился: «Михаил». Индейцы жали руку молча, и тем не менее, Дед каждому сказал: «Очень приятно».
— Значит, система такая, — сказал Дед, покончив с церемониями. — Беремся за этот трос и по команде хорошенько дергаем его. Наверху ловушки начинают заполняться грязью и выпрямлять «Эклиптику». Уровень поднялся уже достаточно. Нам бы ее, родимую, только чуть сдвинуть, дальше сама пойдет! Такой вот план.
— То есть, — повторил он для деревенских. — Вот трос. Его по команде дергаем! Вот так! Сильно! — Дед рванул трос. — Компрендо?
Мужчины закивали головами, и показали Деду большие пальцы в знак одобрения.
Со стороны леса грохотнуло так, что траулер задрожал.
— Пора! — скомандовал Дед. — Взялись!
Все дружно взялись за трос.
— Налегли! Раз! Два! Три!
Трос натянулся, слабина между траулером и дальней скалой начала выбираться.
— Дружненько, поддали!
Неожиданно трос застрял.
— Поддали еще! — скомандовал Дед.
Бесполезно. Дед выругался, направил бинокль на Большую Колокольню.
— Заклинило! Палка попала в блок. Черт! Назад! Дали слабину! Теперь резко! Раз! Еще назад! Теперь — раз!
— Сейчас блок вырвем! — крикнул Ваня.
— Тянем помалу. Черт! — Дед сорвал бинокль с шеи.
«Надо сбегать туда», — мелькнула у меня мысль. Я отпустил канат, кивнул смуглому пареньку, который стоял рядом со мной, чтобы подвинулся ближе, на мое место. Сам отступил к борту, туда, где болталась веревочная лестница, и быстро перемахнул через фальшборт.
— Студент! — услышал я бешеный рев старшего механика, когда уже бежал по колено в грязи к Большой Колокольне.
Бежать было тяжело, не хватало дыхания, несколько раз я падал. Грязь забилась даже в рот. У нее был привкус ржавчины. Перед скалой я остановился, чтобы перевести дух. Оглянулся на траулер. Теперь он уже не казался таким огромным, как раньше, когда занимал четверть Пляжа. Теперь и Пляжа-то не было. Все пространство от гор до скрытого за тучами горизонта было занято клокочущей стихией, взбесившейся грязью. Траулер для нее был лишь щепкой, а люди, силуэты которых были едва различимы над помятыми бортами, и вовсе пылинками. И я был пылинкой. Только легкости мне не хватало.
Я начал карабкаться вверх. Руки и ноги дрожали, почти не слушались. Сердце билось где-то в горле, меня вырвало вонючей желчью вперемешку с грязью. Я уже ничего не соображал, словно потерял сознание. Только не упал, а продолжал лезть вверх. Очнулся, когда увидел на уровне глаз толстую рогатину. Будто кто-то специально воткнул ее в блок. Я потянул, рогатина не поддалась. Потянул еще и еще. Застряла крепко. Сил не было. Еще раз вырвало, спазмы долго не отпускали, выворачивало наизнанку. «Слабак! — ругал я себя. — Сам загнал людей на траулер. Там дети. Такие же, как Нюша. Нюша! Ну, смотри, какой я волшебник!». Я собрал последние силы и рванул рогатину. Она поддалась и со звоном выскочила. Блок заработал. На «Эклиптике» начали выбирать трос. Тут же пришли в движение и еще два блока для обратной тяги в сложной конструкции Деда. Начали наполняться водой паруса, которых я не видел, махина траулера тронулась с места.
Было ясно, что обратную дорогу я не осилю и останусь здесь. Они уплывут, а я останусь. Ну и хорошо, — подумал я. — Хотел быть один на один с Эль-Ниньо — пожалуйста!
Со стороны леса донесся треск деревьев и глухие удары. Земля задрожала, скалы заходили ходуном. Оно приближалось. Я зажмурился на секунду, чтобы смахнуть пот и грязь, а когда открыл глаза, увидел черную массу, подминающую под себя лес.
Дальше я действовал с отключенным сознанием, как автомат. Вытащил из брюк ремень, перекинул его через туго натянутый канат и заскользил по нему вниз. Пролетел порядочно, почти половину длины Пляжа, потом сорвался, больно ударился коленом, но тут же вскочил и помчался к траулеру. Бежать было легко. Кажется, мне вообще не нужно было дышать. Подбежал к борту траулера, схватился за болтающуюся лестницу, а там уже десятки рук потянули лестницу вместе со мной наверх.
Едва я перевалился через фальшборт — услышал рев Деда:
— Всем держаться!
Успел схватиться за ближайший поручень — и страшный удар.
У меня потемнело в глазах. Махина траулера повисла в невесомости на пару секунд, которые показались бесконечными, и шлепнулась на воду. Судно качнуло сначала в одну сторону, потом в другую. По палубе от переборки к переборке прокатился ворох обломков. Качка стала ослабевать. Я огляделся по сторонам, все были живы. Осторожно приподнял голову над бортом — берег оказался неожиданно далеко, нас отбросило на добрую сотню метров, вокруг кипели волны бурого цвета, высокие, но не страшные, траулер с ними справлялся.
Сквозь грохот волн пробилось механическое урчание. Работал двигатель. Дед медленно выводил траулер носом к волне.
Наша «Эклиптика» снова была на плаву. Все ее части, порядком разбитые, потерявшие прежний, и без того не блестящий вид, снова заняли положенное им место — левый борт, правый борт, бак, корма, надстройка. Правда, на мостике не осталось ни одного целого стекла, поручни с одной стороны завязало узлом, на носу на месте «командного пункта» зияла дыра. Тем не менее «Эклиптика» дышала, слушалась руля и упорно прокладывала себе путь среди волн.
Дед стоял посреди разгромленного капитанского мостика, широко расставив ноги. Всякий раз, когда «Эклиптика» начинала заползать на волну, на его руках, сжимающих штурвал, вздувались бугры мышц, словно он сам затаскивал траулер на гребень.
— Целы, салаги? — Дед окинул нас с Шутовым быстрым взглядом. — Давайте-ка, пробегитесь. Один по левому, другой по правому борту. Посмотрите, что там, да как.
Я первым делом направился в столовую, мне было неспокойно за женщин и детей, которых мы с Дедом накануне перепугали своим инструктажем. Перед тем, как открыть дверь в столовую, прислушался — внутри было тихо. Как-то даже очень тихо, как на кладбище. Испугавшись, я резко распахнул дверь, раздался удар и крик. Женщина, закутанная в пончо, отлетела от двери, держась за глаз и истошно воя от боли. Должно быть, она вела наблюдение за мной в замочную скважину. «Полундра!» — раздался чей-то крик, все находившиеся в столовой повскакивали со своих мест, дети дружно заплакали.
