Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо
— Допрем, не сомневайся, — сказал Дед.
— Я уже почти не сомневаюсь, только в родном Калининграде ждут меня такие же революционеры со стволами и паяльниками. Мне бы понять, как с ними надо обращаться, хотел вот у вас опыта набраться. Вы этого Леона что, загипнотизировали?
— Просто поговорил, — сказал Дед.
— Так вы же вроде по-испански не очень…
— Я по-русски с ним говорил. Пару слов, может, по-английски вставил.
— То есть просто пришли…
— Не просто пришел. Побрился, китель надел. Как официальное лицо пришел.
— Китель… — протянул Иван. — А все-таки, что говорили, текст какой?
— Отстань! — отмахнулся Дед.
— Михал Михалыч, не дайте пропасть в неведении, говорю же, для дела нужно!
— Мне тоже интересно! — вставил я.
— И мне! — неожиданно поддержала Анна.
Дед вытащил пачку сигарет, предусмотрительно завернутую в полиэтиленовый пакет.
— Сказал, что ударная группировка Краснознаменного Тихоокеанского флота на подходе. Атомный крейсер, пяток эсминцев, подводные лодки. Граждан Советского Союза обижать не рекомендуется. Сказал, если хоть волос с вашей головы упадет, мы шрапнелью все джунгли прополем, и Леон будет рассказывать о своем революционном прошлом через Тихий океан строго по диагонали — в Магадане.
— И он поверил? — спросил Иван.
— Поверил или не поверил, я не знаю, — сказал Дед. — Сначала вроде как по-испански начал перечить, но как про Магадан услышал — дал полный назад.
— Краснознаменный Тихоокеанский флот, — мечтательно произнес Ваня. — Красиво!
— Хватит лясы точить, тронулись! — скомандовал Дед. Мы снова послушно построились в колонну, только теперь Анна оказалась прямо передо мной. Она отстала от Манкевича и оглянулась на меня. Мне показалось, что она просит помощи. Я прибавил шагу, Анна повернулась и произнесла негромко:
— Костя, кажется, я знаю, где золото.
Я не поверил своим ушам.
— Анна! Какое золото!? Какое сейчас может быть золото!?
— Это просто! — Анна взяла меня за руку. — Ты мне немножко поможешь. Мы справимся вдвоем, ты и я. Мы возьмем его.
Я мягко отдернул руку.
— Нет, — сказал я твердо. — Мне это не нужно.
— Не нужно золото?! Это деньги, много денег, на всю жизнь хватит!
Я молча помотал головой.
— Деньги — это свобода! Ты будешь свободным человеком! Можешь ехать, куда угодно, жить, где угодно!
— Я и так свободный человек. Ехать хочу домой, с Дедом и Иваном.
— Ты не понимаешь…
— Извини, — твердо сказал я. — Нужно догонять остальных.
21
Когда мы вышли к океану, уже наступило утро. Дневной свет не мог пробить тучи, лишь немного рассеял темноту. За сутки, пока нас не было, Пляж изменился до неузнаваемости. Прямо посередине образовалась коричневая река шириной с Фонтанку, вместо крутого обрыва — завалы принесенных грязевым потоком сверху обломков деревьев.
Вдоль всего Пляжа тянулись толстые канаты — от траулера до «Колоколен» и от скал вдоль обрыва. Это походило на гигантский струнный инструмент, циклопическую арфу, вокруг которой суетились мелкие фигурки — несколько подростков по колено в грязи привязывали обтянутые брезентом ловушки.
Под натиском грязи попятился даже океан, он стал коричневого цвета, насколько хватало глаз. Прибой превратился в вязкое болотное колыхание. Уровень воды заметно прибавился, как во время самого большого прилива.
Под боком у ржавой громады «Эклиптики» нельзя было не заметить знакомый катерок, белизна которого резала глаз среди разливов грязи. Это был катер Камачо.
Сам Камачо возник перед нами, едва мы ступили на обрыв, словно выпрыгнул из-под земли. В заляпанных грязью сапогах и с крысиной ухмылкой на лице.
Удостоив нас высокомерным кивком, он обратился к Деду:
— Видите, капитан, я — человек слова. Ваши люди живы и здоровы. Надеюсь, что вы тоже — человек слова. Груз готов. Погрузку начинаем прямо сейчас. Окей?
Дед утер нос и процедил:
— Окей!
Камачо показал желтые зубы, приложил два пальца к козырьку и исчез.
Только сейчас я заметил еще одну новую деталь пляжного ландшафта — рядом с грудой хлама, вытащенного с «Эклиптики», возвышалась аккуратная пирамида мешков, накрытая сверху брезентом. Я догадался, что это были те самые мешки, которые выгружали из грузовиков, когда я случайно натолкнулся в лесу на Леона и его людей.
— А что за груз? — первым поинтересовался Иван. — И что тут делает Камачо? Он теперь наш друг?
— Я не знаю, что за груз, — мрачно ответил Дед. — Накладных мне не предъявляли. И вопросов сказали не задавать.
— Наркотики, наверное, — простодушно заметил Иван.
Услышав про наркотики, Манкевич засуетился.
— Теперь мы должны заняться нашим авто, — сказал он, как бы извиняясь. — Анна, ийдем! — он нервно улыбнулся и зашагал в сторону «лендровера», который занесло грязью по самую крышу.
— А что за слово вы дали Камачо? — спросил я. — Он — опасный человек.
— Кто тут не опасный! — усмехнулся Дед. — Чтобы вытащить вас, пришлось пообещать ему принять на борт этот чертов груз.
— Так вот зачем Камачо нужна была «Эклиптика»! — воскликнул Ваня. — Вывезти наркотики! Толково придумано! Нас, убогих жертв кораблекрушения, досматривать не будут! Судьба, видать, наша такая, то браконьеры мы, то наркокурьеры…
— А как же Краснознаменный Тихоокеанский флот?! — вспомнил я. — Это что ж, неправда?!
— Флот в Панаму завернул, за видеотехникой! — хохотнул Иван. — Хотя да, сказка была красивая!
— Хорош бакланить! — оборвал Дед. — Значит, так! Я спущусь вниз. Вы остаетесь здесь, наблюдаете. Если что пойдет не так…
— Дед на секунду задумался, — если что пойдет не так, действуйте по обстановке.
Дед ушел, а мы с Иваном поднялись на пригорок, где было относительно сухо. Рухнули без сил на землю и молча наблюдали за тем, что происходило на бывшем Пляже. Дед собрал вокруг себя всех своих помощников и раздал им указания. Часть из них он направил перетаскивать мешки ближе к воде, а сам с несколькими парнями занялся креплением канатов и ловушек. Люди Леона и полицейские Камачо пинками подгоняли замешкавшихся.
Мимо нас промчался Хосе. Он отлучился, как только мы вышли к океану, должно быть, ходил в Деревню, и вот теперь появился взволнованный, сначала направился к полякам, потом, вместе с Анной, сразу побежал вниз, к Деду.
— Наверное, что-то случилось, — предположил я.
Иван захохотал.
— Ты чего?
Я подумал, он тронулся рассудком.
— Просто представь, — сказал Ваня, утирая слезы, — конец света. Все летит к чертям, рушится, горит. Тут пробегает кто-то с таким вот лицом, как у Хосе. И один человек говорит другому: наверное, что-то случилось?
Я побежал вниз, не дожидаясь, пока Иван отсмеется. Первое, что бросилось мне в глаза — плачущий Хосе. Парень, который не боялся выходить в море в шторм на утлой лодчонке, размазывал по чумазому лицу обильные слезы.
— Дона Карлоса убили! — объяснила Анна. — Леон убил, собственный сын. На глазах у всей деревни. Он хотел узнать, куда старик спрятал золото. Сейчас много людей залезло в Лодку, которую построил Либетрау. Они ждут конца света. Там много женщин и детей. К северу отсюда, в трех километрах, сошел сель. Он перерезал единственную дорогу из Деревни на Ило. По суше выбраться отсюда нельзя, а Камачо отказывается эвакуировать жителей морем. В Деревне осталось полсотни человек. Старики, женщины и дети. Половина из них сидят в Лодке Либетрау. Остальные просятся к вам на траулер. Говорят, что скоро сель сойдет здесь.
— Что же делать? — я посмотрел на Деда.
Я уже привык к тому, что у старшего механика есть готовый план действий на все случаи жизни. Однако сейчас он лишь мрачно курил и покусывал усы.
— Что делать будем, Михал Михалыч? — повторил я.
— А что мы можем сделать? Тут есть своя власть. Вон, полиция уже здесь. — Он кивнул в сторону Камачо. — Они должны своим населением заниматься. Мы-то кто такие?
— Вы же сами видите, какая это власть! Пропадут люди!
— А мы что можем? — заладил свое Дед.
— Надо сказать Камачо, чтобы вместе в грузом эвакуировали людей!
Дед пожал плечами.
Тем временем наверху, на обрыве, показалась группа женщин и детей. Они хотели спуститься вниз, но наперерез им кинулись двое молодчиков с автоматами. Один из них дал очередь в воздух. Женщины и дети заголосили, некоторые попадали на колени.
Камачо направился к Деду.
— Груз на борт! Быстрее! — закричал он.
— Надо сказать ему, пусть грузит людей!
— Я скажу! — сказала Анна. Она выступила вперед и заговорила по-испански.
Камачо не дослушал ее. Отмахнулся и произнес короткую фразу.
— Он говорит, что у него нет приказа эвакуировать людей, и он не будет этого делать.
