Станислав Новицкий - Запуск разрешаю! (Сборник)
— Серж, — спросила Барбара, подкладывая нам в тарелки угощение, — что такое талоны?
— Талоны? Ну, такие…
Как здесь, в сытой, богатой Америке, объяснить, что такое талоны? Нам бы самим разобраться. Почему на семидесятом году советской власти (в мирное время!) мы вернулись к бумажкам-разрешениям на молоко, масло, сахар, водку, мясо, колбасу, яйца, сыр пошехонский?.. Объяснить сие почти невозможно.
— Талоны — это такие, такие… реальные деньги.
— Почти как ваши доллары, — говорит Виктор.
Вечером в гости к Майклу и Барбаре приехала Лена со своими хозяевами Гаем и Патрицией Теннотами. Мы с ними виделись в день приезда. Сегодня — что-то вроде официального знакомства. Пожилая чета. Оба с безупречной осанкой. Одеты ярко и щеголевато. Гай в белом костюме с красной бабочкой. Патриция в темном вечернем платье. На увядающей шее дорогое колье.
Собрались в гостиной. Тенноты опустились в мягкие кресла. Я, Виктор и Лена сели напротив. Помолчали. Майкл и Барбара, извинившись, ушли на кухню.
Пауза затягивалась.
— Что вы думаете о польском кино? — наконец спросил Виктор.
Гай, прокашлявшись, ответил:
— Будем знать, что есть и такое…
Снова напряженная пауза.
— Мы много слышали о русских, — сказала Пат. — Вы в курсе? Американцы встречались с русскими в Германии… Во время войны.
— Слышали, — поддерживаю разговор на заданном уровне, — кажется, наши государства были союзниками.
— Вы тоже там воевали? — продолжил светскую беседу Шлейкин.
— Нет, мы еще не настолько стары — сказала миссис Тен- нот.
— Хау олд а ю? — тут же продемонстрировал свой английский Виктор.
Лена незаметно стукнула его каблуком. Миссис Теннот ответила уклончиво:
— В то время я еще училась…
— Наши родители воевали в Германии, — объяснил Гай.
— А вы?
— Я стажировался на флоте.
— Где?
— Здесь неподалеку. В Аннаполисе. Слышали?
— В этом городе я родилась, — сказала Пат.
— Когда? — снова поинтересовался Виктор.
Помолчали. Беседа не клеилась.
— Пожалуйте к столу! — наконец громко объявила Барбара.
Через полчаса — совсем другое дело. Всё, как у нас. Шум, гам. Слово некуда вставить.
Начали с проблем разоружения. Почему-то вспомнили Карибский кризис. Я говорю:
— Много лет назад мой отец, агроном, принес домой спичечный коробок. В нем сидел зеленый с темными полосками жучок.
«Смотри, — сказал отец — это жук из штата Колорадо. Сегодня я нашел его на картофельном поле. Американские империалисты тайно завезли его в СССР. Хотят уничтожить нашу продовольственную базу. Но ничего. Им это не удастся. Мы дустом истребим эту заразу. — Одним ударом каблука отец раздавил колорадского лазутчика. — Вот так и самим американцам вскоре будет крышка. Слышал, наши ракеты уже на Кубе».
Майкл, Барбара, Гай и Пат рассмеялись:
— Нам то же самое говорили про русских.
— В школе, — сказала Барбара, — мы залезали под парты во время учебных тревог.
— «Русские идут!» — передавали по радио.
— Мы прятались в бомбоубежище…
— Минуточку. — Майкл бросился в свой кабинет. Быстро вернулся с потрепанной книжкой: — Это мой старый учебник по истории. Полюбуйтесь на себя.
Он открыл нужную страницу с рисунком. Огромный вооруженный до зубов русский медведь поднял грязную лапу над крохотным пушистым зайчиком. С острых зубов косолапого стекала кровь. Зайчик сидел на территории своего маленького государства. Голову с опущенными ушами он прикрывал лапкой.
— Это Финляндия. А это СССР, — объяснил Майкл.
— Тысяча девятьсот тридцать девятый год, — уточнил Гай Теннот.
— Ну, вы не лучше, — отвечаем. — Не видели вы себя в наших книжках.
— Ешь ананасы! — вдруг закричал Виктор. — Рябчиков жуй!
И далее хором:
— День твой последний приходит, буржуй.
— Я не буржуй, — выслушав перевод, возражает Гай.
— Кто же? С виду очень похож.
— Мой муж, — говорит Пат, — всю жизнь служил на флоте. Сейчас преподает.
— Где, если не секрет.
— Уже нет, — улыбается Гай. — В академии ВМС.
— Хотелось бы взглянуть, — сказал Виктор.
— Сделать пару фотографий для КГБ?
— Не можем же мы вернуться с пустыми руками.
— Хорошо, — смеется Гай, — я вас приглашаю.
— Русские, нам следует лучше понимать друг друга, — говорит Майкл, поднимая бокал.
— Да, — охотно соглашаемся мы.
— Необходимо изучать чужую культуру, литературу, язык, — добавляет Пат.
— За это надо выпить.
— А как же!
— Не случайно сказано в Священном Писании, — говорит Гай, — вначале было слово…
— И слово это — доллар? — вставляет Виктор.
Все смеются.
— Дринкен?
— А как же!
Чокнулись. Закусили.
— Сижу здесь и не верю, — говорит Виктор. — Знаете, почему я язык не учил? В школе учительница иностранного на первом уроке сказала: «Английский вам нужен, как зайцу стоп-сигнал».
— Это переводить? — засомневалась Лена.
— Переводи. Но раз в программе есть — будем учить. Ну, мы так и учили… типа того.
— Как же вы школу полиции закончили? — спрашивает Гай. — Разве там не преподавали английский?
— Как-то выкручивались. Была у нас в группе одна девчонка — Наташа Самусенко. — Виктор повернулся к Лене. — Типа тебя. Английский знала… От зубов отскакивал. Она нам все тексты из учебника переводила. Перевод записывала в тетрадку. На занятиях мы тетрадку по очереди клали на колени. Читали тексты по учебнику, а с тетрадки — перевод. Помню случай. Гришаев, такой же двоечник, как я, читает по-английски: «Владимир Ильич Ленин приехал на Финляндский вокзал в апреле. Его встречали революционные массы». И так далее. Я ему для смеха другой перевод сунул. Про электронные приборы. Вот он читает про революцию, а переводит про транзистору.
И сам чувствует, что перевод расходится с текстом. Но тетрадке верит больше, чем себе. И так минут десять. Преподаватель чувствует себя как в сумасшедшем доме. Не останавливает. Мы сползаем под парты.
— Гришаев, — наконец, спрашивает англичанка, — вы хоть какие-то слова знаете?
— Слов не знаю, — честно и твердо отвечает Гришаев, — но переводить могу. Не верите? Давайте следующий текст.
Американцы хохочут.
— Выпьем?
— А как же…
— А у нас, — говорю, — на первом уроке англичанка спрашивает: «Дети, как будет по-немецки руки вверх?» Ну, мы все закричали: «Хенде хох!» Каждый день в войну играли. А она спрашивает: «А как будет по-английски „Стоять! Руки вверх! К стенке!“» Мы молчим. «Вот видите, дети, как важно знать язык Диккенса, Байрона, Шекспира, — говорит учительница, — короче, язык нашего вероятного противника».
— До вашего отъезда я выучу русский, — говорит Майкл. — Не весь, конечно.
— Только «руки вверх» и «к стенке»? — спрашиваем.
Майкл смеется:
— Лена, напишите мне простые русские слова и фразы.
— Ладно, мы с Леной напишем, — пообещал Виктор.
— С транскрипцией, — попросил Майкл. — Чтобы я знал, как произносятся.
— Конечно. Без проблем.
— За твой русский, Майкл! Дринкнем?
— Why not?
Вечер подошел к концу.
— Встречаемся в Аннаполисе, — уходя, напоминает Гай.
— С удовольствием.
— У нас там домик. Мы приготовим крабов, — сказала Пат. — Гай сам их ловит. Согласны?
— Why not? — отвечает Виктор.
Перед сном он вспоминает душевный ужин.
— Нормальные стариканы у Ленки?
— Да, веселые пенсионеры, — говорю. — Не скажешь, что им под семьдесят.
— На машинах гоняют… Ты видел, как он стартовал?
— В Европу собираются. В очередной раз, между прочим.
— Неправильно все это, — зевая, сказал Виктор. — Старики должны оставаться дома.
— Как у нас?
— Разумеется. В нашей стране все устроено так, чтобы человеку в возрасте не жалко помирать было. Чтобы он легко расставался с жизнью.
— Здесь, — говорю, — пенсионер только жить начинает. Получает достаточно. Не работает. Живет в свое удовольствие, развлекается, путешествует. Разве от такой жизни уходить захочется?
— Вот он и страдает, и мучается, — горячо возражает Виктор, — цепляется за эту жизнь из последних сил. Умирать не хочет. Это нормально? Буржуазное общество ставит пожилого человека в совершенно неестественные условия. А у нас — чем дольше живешь, тем меньше хочется. Здоровья нет, денег нет, смысла нет. Умираешь легко и с удовольствием. И это естественно. Скажу больше — это гуманно. Спокойной ночи.
Утром Виктор долго не отходит от телефона. Договаривается о чем-то с Леной.
— Скажи Майклу, — говорит в трубку, — чтобы он свел меня с местными полицейскими.
— Зачем?
— Это нужно для работы. У них криминал. У нас растет преступность. Понимаешь?
