Птичник № 8 - Анферт Деб Олин

Я искал что-нибудь такое, с помощью чего можно выбраться. Я потратил на это много времени, натыкался то на рулоны туалетной бумаги, то на пачки бумаги для принтера. Еще несколько раз пнул дверь. Сел на пол. Снаружи не доносилось никаких звуков. В какой-то момент мне показалось, что я слышу грузовики, но я не был в этом уверен. Я ждал.

Я не стану ругать себя за то, что уснул. Вы знали, что заложников часто приходится будить, когда их наконец обнаруживают? Это правда. В тюрьме это входит в программу подготовки. До того как прийти в “Прайс секьюритиз”, я работал в тюрьме, и у нас там в руководстве было написано: “Если вас взяли в заложники, сохраняйте спокойствие. Не предавайтесь унынию. Сосредоточьтесь на какой-нибудь умиротворяющей картинке – представьте себе берег моря, тихий лес, любимого человека. Постарайтесь уснуть”.

Я свернулся клубочком на полу, и мне приснилась моя девушка. Даже в бессознательном состоянии я следовал протоколу.

Проснулся я лицом на линолеумном полу, в трех футах от двери кладовки, меня разбудили крики человека, которого я узнал, он стоял на пороге, – начальник птичника.

– Смирнофф, где куры, черт тебя дери?

К этому моменту на территории фермы уже не было ни одной живой курицы.

Меня называли Смирнофф, потому что в первый день я пришел на работу с бутылкой воды.

– На работе пить запрещается, – сказал начальник птичника и рассмеялся.

На следующий вечер он назвал меня Водка, а на третий – Смирнофф. Настоящей моей фамилии тут никто ни разу не произнес, фамилия моя – Муньос, а имя – Алехандро.

Полиция, ФБР, пожарные, журналисты – все они уже были тут, когда я, жмурясь, вышел на свет. Кто-то притащил телевизор, и я увидел съемки с вертолета и услышал, как брат преступницы делает заявление. Они все выстроились в очередь и один за другим допытывались у меня, как я ухитрился все проспать. Насколько уставшим должен быть человек, чтобы спать, пока рядом с тобой криминальные элементы устраивают поджог? Каково это, поражались они, быть ответственным за похищение миллиона единиц имущества компании? И хотя английский у меня не очень, в ответ на каждый их вопрос я говорил: “Но я был заперт в шкафу”.

Никто не сказал мне, что я уволен. И на следующий вечер я снова вышел на работу.

Я предполагал, что новый комплект кур прибудет к концу недели, но ферма была теперь “местом расследования преступления”, и кур везти сюда было запрещено. Сотрудников отправили по домам ждать суда. Я дожидался распоряжений от “Прайс секьюритиз”. Но они молчали. Шли недели. Я продолжал ходить на работу – а я ведь работаю в ночную смену, наверное, поэтому никто меня не замечал. Чеки с зарплатой мне присылали раз в две недели, по понедельникам. Я написал в “Прайс секьюритиз”, но мне никто не ответил. Я написал еще раз, сказал, что по собственной инициативе перевелся на дневную смену, поскольку технически не было большой надобности охранять кур по ночам, ведь никаких кур там и не осталось.

На второй месяц я сделал своей девушке предложение – посидишь взаперти в чулане и начинаешь как-то по-новому смотреть на вещи. Когда она сказала “да”, я был на седьмом небе от счастья и твердо уверен в завтрашнем дне.

Тут всем заправлял брат. Он время от времени объявлялся, ходил туда-сюда по птичникам, что-то бубнил себе под нос, тряс головой. Однажды обернулся и сказал: “Ты все еще здесь?”, я открыл рот, чтобы ответить, но он уже шагал прочь по решеточному полу, как будто забыл про меня еще до того, как я исчез из его поля зрения.

Почему он не привозил новых кур? К нему приезжали какие-то люди, что-то обсуждали. Бродили взад-вперед по рядам, обходили птичники снаружи, сидели в кабинете, ноги на стол. Я держался поблизости, в соседней комнате или в нескольких метрах позади, хотел показать им, что сна у меня ни в одном глазу, я выполняю обязанности и на этот раз бодрствую! Когда приедут куры, я буду готов. Они, похоже, не понимали, кто я такой, несмотря на форму. Как-то один из них залезал в машину и дал мне на чай. Потом явилась группка рабочих, они вытащили оборудование, которое могло пригодиться где-нибудь еще, но забрали не очень много. Кое-что там до сих пор так и лежит. Захлопнули дверь и уехали.

Свадьба у нас была небольшая, но очень торжественная. Я внес невесту по ступенькам в квартиру. А там наши друзья набили шкафы в кухне шоколадными “поцелуйчиками” Хершис, бокалами для шампанского, конфетти.

За годы, минувшие с тех пор, как последняя курица покинула территорию фермы, работать стало скучновато. Я стараюсь никому об этом не рассказывать. Год назад я за несколько страниц до финальной строчки забросил последнюю книгу, которую читал для забавы. Я шлю электронные письма, прошу перевести меня на другое место, но, похоже, они попадают к какому-то автоматическому адресату, никого живого на том конце нет.

Я все думаю о фермерской дочери: я действительно увидел ее в ту свою вторую ночь здесь, или это все-таки был призрак? Ведь если бы я тогда сообщил, ничего этого не произошло бы.

Но оно все-таки произошло. Она приехала, забрала птиц и уехала, и все остальное словно провалилось за ней следом, как будто кто-то потянул за край скатерти, и все, что на ней стояло, полетело на пол. Ферма разрушена, поля гниют, летает пепел, в птичниках гулкая пустота. Крушение прекрасной страны. Даже массовое вымирание видов на Земле как будто бы выбрало именно этот момент для того, чтобы разгуляться всерьез. Покатились по наклонной плоскости – все мы знали, что рано или поздно это произойдет, и вот оно таки началось, и теперь не остановится. Как будто бы эта женщина – черная дыра, и все падает в нее и там разрушается. Остался лишь ветер, он гуляет по полям и обвевает похожие на пещеры птичники, а щели в них замазаны так тщательно (согласно требованиям Управления по контролю качества пищевых продуктов), что даже после всех этих долгих лет грызунам внутрь не пробраться.

Единственный, кто пережил крушение, это я, одинокий офицер охраны, которого удивительным образом никто не тронул, и вот теперь я брожу по рядам, заглядываю, запрокинув голову, через стальную решетку на второй этаж. Тишина такая мощная, что давит на уши.

На второй год отрубило электричество. Потянулась череда месяцев, когда никто не приезжал, никто не выходил из машины. На третий год только брат стал иногда заглядывать: посидит в машине, посмотрит через лобовое стекло и засветло уедет. К тому моменту он уже не удивлялся при виде меня, потому что он меня никогда и не видел. Я сидел в укрытии и наблюдал за ним оттуда.

Так что когда эти двое приехали, они понятия не имели, что я там.

И все же они приехали, несколько лет назад, две инспекторши, которые тогда отправились за решетку. Я обходил территорию с последней на тот день проверкой и уже собирался домой. Я завел привычку заканчивать рабочий день пораньше, чтобы успевать забрать сына из детского сада. Жена моя заканчивает только в четыре. Я как раз обходил силосную башню, когда услышал, что подъехала машина. Спрятался за птичником. Из машины вышли две женщины, несколько секунд потягивались, разминая ноги и поднимая руки над головой. Сначала я подумал: хм, потенциальные покупатели? А потом узнал их по снимкам, которые были в новостях тогда, много лет назад. Та, что постарше, достала телефон и начала фотографировать. Она обернулась и, кажется, заметила меня, хоть я и старался не высовываться. Они пошли, потом остановились, хорошенькая таращилась на птичники, вторая смотрела на поля. Они разговаривали. Я увидел, что они смеются, одна указывала рукой в сторону. Они еще немного так постояли, стали вдруг серьезными, даже как будто торжественными. Старшая скрестила руки и заговорила куда-то в ветер. Вторая повернулась к ней. Потом они пошли к машине и уехали.