Маргарита Симоньян - В Москву!
Внутри парикмахерской пахло так, как никто уже и не вспомнит. Именно так должна пахнуть настоящая парикмахерская. Не салон и не студия, а конкретная, бескомпромиссная советская парикмахерская. Это запах, от которого перед глазами встают стальные бигуди с черными резинками из настоящей резины, простыни, усыпанные отстриженными волосами, и щербленые тазики с грязной мыльной пеной. И главное — тетки. Ленивые нервные тетки в нарядах.
Настоящий совок.
Вот таких теток увидела Нора, когда вошла в стеклянную дверь на Сорок шестой между Пятой и Авеню Америк.
Лара, Гала, Люда и Валя сидели на табуретах с такими же точно прическами и точно с таким макияжем, с которыми они уехали из своих сыктывкаров когда-то лет двадцать назад. И даже с парочкой золотых зубов на каждую. В сыктывкарах они были звездами. Элита! Стригли всех шишек с женами и детьми. Эти воспоминания раздирали им души.
У всех четырех были головы с перьями, а на лице — тонны тонального крема и нарисованные полукруги вместо бровей.
Лара сидела на табуретке, подклеенной изолентой, и читала журнал People’s Magazine. Гала задумалась над кроссвордом. Люда красила в рыжий японца, решая в уме занимавшие ее судьбы мира.
Валя нехотя принялась за Норины ногти.
На стене тикали часы из позолоченного пластика, украшенные одновременно стразами и зелеными аппликациями на африканские темы. Только электророзетки — безнадежно американские — нарушали целостность позднесоветского антуража.
— Знаете, я поняла. Анжелина — истеричка, — вдруг сказала Лара. — У нее с психикой не в порядке. Я в этом уверена. Там вообще мало нормальных. Этот, говорят, надирается и никого не слышит. Какой-то эсхол.
— Кто? — откликнулась Валя, подняв лицо от Нориных ногтей. Ее каменные бордовые локоны не шелохнулись.
— Брэд, — со знанием дела ответила Валя. — Он поэтому с ней и живет. Так пьет, что ему все равно.
Лара пролистнула страницу с фотографией Брэда Питта и Анжелины Джоли, помолчала минутку, покачала головой, сжав губы, и сказала:
— Я вам скажу, никого не осталось. Смотреть не на кого вообще.
— Слышь, неудача — шесть букв, — сказала Гала.
— Провал, — моментально ответила образованная Лара.
— Правильно. Козе он точно не нужен.
— Баян.
— Паника на бирже.
— Крах!
— Нет, семь букв.
— Ажиотаж.
Гала посмотрела на Лару с завистью и уважением.
— Ты посмотри на нее! Ишь, умная нашлась! Вообще я не знаю, каким они языком там пишут, но точно нерусские.
— А эту муж на плечах носит, — снова сообщила Лара. — Как королеву ее тритит.
— Это действительно правда. Именно так, — подтвердила из своего угла Валя.
— Неисповедимы пути Господни, — отозвалась Люда, оторвав глаза от спящего под ее руками японца.
— Слушайте, — оживилась Лара. — Я смотрела на прошлой неделе Опру. Там семья была еврейская. Жена за семьдесят пять лет собрала семьдесят пять тысяч тонн барахла. Ты представляешь? Ты не представляешь! — сказала она неизвестно кому.
— А я все выкидываю, — призналась Гала. — Я даже выкинула тайтл на квартиру!
Люда разбудила японца и спросила Нору:
— Будешь волосы делать?
— Да будет она, Люд, конечно, будет! — ответила Лара. — А Опра тоже видали, как попалась?
— Как попалась? Расскажи! — хором закричали парикмахерши.
— Да что ты! Абьюз девочек!
— Это факт. Она неправильный стафф набрала, — подтвердила Валя.
— Столько бабок и не может стафф нормальный набрать? — возмутилась Гала.
— К сожалению, сколько в эту Африку ни вкладывали, она все равно останется дикой, — вдруг сказала Люда. — Она как бездонная бочка, все народы туда вкладывают, и все пропадает.
Гала снова посмотрела с завистью, теперь уже на Люду. Валя, исправляя криво накрашенный ноготь, спросила Нору:
— У тебя есть дети?
— Нет.
— А у меня — сын.
— Здорово, — сказала Нора. — Как зовут?
— Джонатан. И еще у меня дочка. Замужем уже.
— И у меня, — отозвалась Лара.
— И у меня!
— И у меня!
— А за кем дочки замужем? — спросила Нора. — За нашими или американцами?
Парикмахерши замолчали с некоторым раздражением, как показалось Норе. «Что-то бестактное, наверно, спросила, — подумала Нора. — В этой Америке не поймешь — что ни спросишь, все бестактно оказывается».
За всех ответила Валя.
— За нашими. Но за такими, наполовину, — оправдывалась она. — У меня зять из Львова, его в четыре годика сюда привезли, так что он американец. У другого мама из Бухары, а отец русский. Четыре внучки у меня. Все здесь родились. Американки! По-русски ни одного слова не знают! — с гордостью сообщила Валя.
— Девочки, вы определились, кто на фрайдей работает? — спросила Лара, чтобы сменить тему. Все три ее дочери были замужем за бывшими русскими, и она не хотела об этом говорить.
— Я беру весь лонг викенд. У нас хоумкаминг, — сказала Гала. — Вот в прошлом году мы покайфовали. Дочка моя всех у себя собрала, такую зажарила турку — пока наслайсали, прямо медом все истекло. Вот это был кайф.
В углу комнаты все это время дребезжал старинный телевизор. Показывали программу про то, как американские добры молодцы спасают животных, которых мучают хозяева. Добры молодцы приехали в старый фургон, который считался домом. В фургоне сидели три маленьких очень голодных и грязных ребенка. Родителей дома не было. Дети не видели их с позавчерашнего дня. Тогда добры молодцы забрали из дома собаку. Дети ее отпускать не хотели, но им пришлось.
По дороге обратно молодцы сильно собаку жалели. Собака была худая и тоже грязная. В специальной новой клинике собаку долго спасали. Она очень болела. Ей делали операцию. Потом ей кололи антибиотики. Потом выводили глистов. Добры молодцы с ней подружились и даже ее полюбили.
Настало время передать собаку в другую семью. По инструкции добры молодцы должны были перед этим провести особые тесты, чтобы проверить собакин характер. Если собака злая, передавать ее в семью нельзя.
Тестов всего было пять. Собаку тянули за уши, щелкали по носу, таскали за хвост. Она терпела. Под конец ей дали миску с едой. Добрый молодец встал рядом с миской и специальной резиновой палкой стал отодвигать миску от собаки, прямо в то время, пока она ела. Собака терпела минуты две, а потом-таки цапнула палку. Все добры молодцы очень грустили и сокрушались, но ничего не поделаешь — инструкция есть инструкция.
— К сожалению, наша собака не прошла тест, — сказал главный добрый молодец. — По инструкции мы должны ее усыпить.
И усыпил.
За окном парикмахерской застучал дождик. Валя спросила:
— Девочки, вы как домой поедете — автобус возьмете? Я могу дать вам райд, мне не впадлу.
Девочки предпочли автобусу Валин райд. Люда грустно посмотрела в окно и сообщила:
— А в Нью-Джерси снег, говорят, выпал. Значит, скоро, девочки, и у нас…
Выходя из парикмахерской обратно на Пятую Авеню, Нора заметила, что за перегородкой сидят еще две маникюрши. У них были такие же прически, как у Нориных парикмахерш, только волосы очень черные и очень смуглая кожа, и болтали они по-испански. И одна держала в руках журнал People’s Magazine.
Вечером, когда Нора ждала Бориса в номере, к ней постучали. Она открыла, и вошел портье — стареющий постсоветский гей Sasha, с глазами Нефертити, слишком девичьими, чтобы быть правдой, с пухлыми губками, мокрыми от помады. Саше было лет сорок. Он приехал в Нью-Йорк с Украины. Он мечтал обрести здесь любовь и богатство — лучше в одном лице помоложе — но пока не обрел. Тяжелым славянским английским Саша прощебетал про погоду и улыбнулся Норе, потупив очи, как младшая царская дочь.
— Ваш муж просил газеты на утро, — сказал Саша, застеснявшись кокетливо.
— У меня нет мужа, — сказала Нора.
— У меня тоже, — чирикнул Саша и исчез в золотом коридоре.
* * *
До Вашингтона долетели за меньше часа. Когда приземлились, кусок малинового солнца еще висел в небе посреди сотен самолетных росчерков.
В столице мира все было как всегда. На окраинах толстые матери питались поп-корном, щелкая пультом. Их курчавые детки бегали по округе. С каждым днем к деткам все ближе подбиралось их будущее — подростковое материнство, героинозависимость, срок за торговлю наркотиками, смерть в перестрелке с соседскими детками.
Ближе к центру на Dupont Cirlce поджарые парни в шортах выгуливали пудельков. Пудельки нюхали друг другу зады, а парни улыбались прохожим.
Туристы с хот-догами бродили вокруг величавого памятника с именами погибших солдат. Туристы фотографировались на фоне длинного списка фамилий и качали головами, выражая приличную скорбь. Некоторые говорили по-вьетнамски. Полицейские улыбались прохожим.
