Иван Сажин - Полигон
Телефонистка уточнила номер и предупредила о предстоящем разговоре. Едва умолкла, послышался напористый баритон:
— Лена?.. Привет!
— Добрый день, Толя! Куда вы опять пропали?
— Все туда же. Скоро будем на месте… Как у тебя дела?
— Без перемен. Я все время беспокоилась, благополучно ли ты тогда доехал. Вот не выдержала.
— Спасибо.
Слышимость была плохая — приходилось — напрягать голос, переспрашивать. Анатолий оправдывался: раньше позвонить не мог, вот еле выбрался на ближайший узел связи.
— Написать-то сумел бы! Почта работает. А то уехал — и как в воду канул.
— Что, соскучилась? Почему молчишь?
— А что мне, петь или танцевать по твоей милости?
— Ну хотя бы символически! — хохотал в трубку Анатолий.
— Ладно! Скажи лучше, когда вы с Женей приедете?
— Натурально или символически?
Запомнились ему эти слова. Надо же было тогда ляпнуть. Теперь будет донимать при каждом разговоре.
— Толя, я серьезно!
— Хорошо, позвоню, — уже без иронии молвил он. — Но сейчас не могу точно сказать, когда освободимся. И с Женькой нелады.
— Что с ним?
— Да купались на инженерном озере. А вода там холодная — у него началась ангина.
— Но может, тогда один приедешь?
— А скажи, что соскучилась?
— Ну, соскучилась, — ответила она.
— Натурально или символически?
— Толя! — вскрикнула она, злясь. — Ты хоть одну фразу можешь сказать серьезно?
— Одну могу. — Он трудно вздохнул на том конце провода. — Вот что, Ленка, выходи за меня замуж. Ты без меня скучаешь, я без тебя тоскую… Готовь родителей, скоро приеду свататься.
— Брось эти шутки, Толя!
— Нет, Ленка, это не шутки. Это всерьез. Будущий маршал предлагает тебе стать его женой.
Она онемела, внезапно уразумев, что на этот раз он не балагурит. Но разве можно так, с бухты-барахты? Ненормальный он, что ли! Тоже придумал: по телефону делать предложение…
— Что ты молчишь? — допытывался Анатолий. — Просила, чтобы серьезно, а сама слова не сыщешь в ответ.
У нее и впрямь не было слов, не могла ничего сказать.
— Ладно, Ленка. Говорят, молчание — знак согласия. Будь готова к встрече сватов. До свидания, молчальница!
Положила трубку в сильном замешательстве. Новая головоломка! Он хоть кого поставит в тупик, этот Русинов. Сумасшедший какой-то. Не тлело, не горело — выходи за него замуж!
Снова зазвучала телефонная трель. На этот раз обычно, через паузу. Наверное, Саня. Всегда звонит в это время, — они с ним так условились. Подойдя, Лена помедлила… Нет, Саню она сегодня решительно не хотела видеть. Да что же такое с ней творится?..
Приподняла трубку и опустила на рычаг. Хватит с нее сватовства. А то и этот начнет донимать вопросами, скоро ли они поженятся. По-дружески и поговорить не с кем. Но как все-таки быть? Русинов — человек дела. Сказал, приедет свататься, и приедет. Что ответишь ему?.. Ах, он не соизволил признаться в любви! А еще он — грубый, а еще — насмешник. У него, видите ли не в цене красивые слова… Врешь, лейтенант! Душевное слово радует. А ты все норовишь напролом. Что у тебя тогда в цене, что?
Впрочем, через минуту мысли повернулись на сто восемьдесят градусов. Опять смотрела на себя со стороны. Странно! Совсем забыла о Жене. Ты ж не отозвалась на его признание. Холодная, бездушная эгоистка, вот ты кто. Умеешь только требовать от других внимания к себе.
— Что же тогда в цене? — задала Лена вопрос уже себе. И поняла, что ответить на него не просто. Можно, конечно, и красивые слова говорить, если натурально, а не символически. Почему Евгений изъяснялся так возвышенно, а когда понадобилось отвезти ее домой, то притих, точно мышонок? А Русинов не ударялся в красноречие, зато взял и привез? Наверное, нелегко было ему, не спавшему трое суток!
«Спасение — в скорости!» — вспомнила его слова, и с запоздалым страхом повела плечами. Нет, Анатолий просто знает цену всему. Как бы он стал объясняться тебе в любви, когда видел, что ты не ответишь тем же! Он раскусил тебя, потому и говорил так…
В гостиную, заспанно позевывая, вошел отец в домашнем халате, — отдыхал после репетиции. Вечером — снова в театр.
— Чуть не проспал, — молвил он.
— Рано, еще и шести нет, — Лена опять взяла книгу, делая вид, что читает, что ей интересно.
— Не рано, — сказал он. — У Чехова по этому поводку есть потрясающие слова. Помнишь, я читал тебе… Лена, ты слышишь?
Она в самом деле не слушала его, погруженная в раздумья. Бориса Петровича это расстроило.
— Господи, с кем я могу поговорить, с кем поделиться тем, что меня волнует!
— О Чехове?.. Ты уже не однажды говорил.
— Ничего с тобой не случится, если еще раз послушаешь бредни старика-отца. — Он взял из шкафа томик произведений писателя, похлопал себя по карманам. — Где же очки? — И принялся искать их в столе, вздыхая. — Эх, Ленка, Ленка!
— Что, папа?
— Все то же… Ты и твоя мама — самые близкие мне люди, но именно с вами я не могу перемолвиться словом. У Кирилла цифры в голове: дебет, кредит да баланс. Не сошлось что-то на копейки, значит весь вечер копайся в отчетах. Не вытянешь ее на премьеру…
— Мама очень устает…
— А папа нет? — Он грустно усмехнулся. — Кстати, у тебя тоже никогда нет для меня времени. Ты умудряешься присутствуя отсутствовать. Вот как сейчас.
— Интересная книга, понимаешь.
— Как же, как же! Я все понимаю. То книга, то институт то еще что-то. Так и живем вместе, не видя и не слыша друг друга.
— Извини, увлеклась немного, — мягко заговорила она. — Ты же знаешь, какая жуткая была сессия! Хочется отвлечься, разрядиться.
Должно быть, отец не принимал ее извинений. Выражение его лица не изменилось, да и голос был тот же, ворчащий, упрекающий:
— Между прочим, во время твоей сессии я тоже был по горло занят. — Он нашел очки и положил их на томик Чехова: листать книгу ему расхотелось. — Выпуск премьеры, выступления на предприятиях, шефские концерты… Однако выкраивал время и помогал вам. Даже придумал, как тебе лучше писать шпаргалки. — Он вдруг рассмеялся. — В наш век — и шпаргалки! Примитив, которому тысяча лет. И живет! Потомки, видно, охотнее усваивают плохое.
Лену сегодня раздражал наставительный тон, — минуту назад склонная к участливости, она снова смотрела недружелюбно. Он вздохнул и пошел одеваться.
— Хватит и мне дома сидеть, — решила девушка, вставая. — Вот соберусь сейчас и пойду в кино.
Лена была уже в своем любимом платье, когда в прихожей позвонили. Она подумала, что вернулся отец: забытые им очки лежали на столе в гостиной.
— Ох, папа, папа! — Взяла очки и вышла в прихожую. Открыла не спрашивая, кто там.
В дверях, смущенно улыбаясь, стоял Евгений.
— Можно к вам?
В полевой форме, до блеска начищенных хромовых сапогах, он имел бравый вид. Вот только смущение сковывало его. Лена тоже смутилась, растерянно бормоча, показывая очки:
— А я думала, папа вернулся. Он всегда что-нибудь забывает.
Ей хотелось объяснить свою оторопь, и лишь немного погодя она спохватилась:
— Ой!.. Проходите, Женя!
Он повесил в прихожей фуражку и, приглаживая русые, с зачесом на лоб волосы, зашел в комнату, извиняясь:
— Простите, что неожиданно. Прямо с полигона…
— Ничего, у меня нынче день неожиданностей. — Она подала ему стул. — Садитесь!
Евгений машинально опустился, оправил ремень и портупею. Его волновало предстоящее объяснение, волновала близость девушки. Духи ее пахли весенним, солнечным.
— Захотелось повидаться с вами, — сказал он.
— Я рада, что вы вспомнили обо мне… Чем бы угостить вас?
Он протестующе поднял руку.
— Ничего не надо! Только что заходили с шофером в столовую.
— Как хотите. — Лена села на диван, закинула ногу на ногу, отвела рукой назад волосы. — Все равно я плохая хозяйка: то три раза кипячу для чая одну и ту же воду, то еще что-нибудь не так сделаю, а папа ворчит. — Она бросила на гостя вопросительный взгляд. — Ну, рассказывайте, Женя.
— Что же рассказывать?
— Что хотите… О себе для начала.
— О себе — это нескромно.
— Нескромно, если хвалить себя. А вот я недовольна собой, так могу говорить о себе сколько угодно. Хотите, расскажу, как я чуть не провалилась на экзамене из-за шпаргалки?
— Охотно послушаю. — Он слабо улыбнулся: не затем ведь приехал.
«Он ждет, что я отвечу на его признание!» — поняла Лена, и не ошиблась. Евгений жаждал договорить то сокровенное, о чем не договорил тогда, когда она приезжала к ним, и получить определённый ответ: любит или не любит. Он боялся попасть в жалкое положение навязчивого ухажера. Уж лучше поскорее объясниться да покончить с этим. Семь бед — один ответ…
Невыносимо хотелось, чтобы ее глаза с нежностью остановились на его глазах, чтобы она сказала «Да!». Потом он привлечет ее к себе, и ее губы ответят на поцелуй. Он так мечтал об этом в дороге! А еще намерен был поделиться тем, что с ним недавно случилось и что он решил в минувшую, почти бессонную ночь. Как ему казалось, его положение на службе сделалось невыносимым. Не пора ли подумать о приобретении иной профессии?.. Ему больше некому сказать об этом. Одна Лена способна понять задушевные интересы его жизни. Ее любовь — теперь единственная опора для него.
