Иван Сажин - Полигон
Невыносимо хотелось, чтобы ее глаза с нежностью остановились на его глазах, чтобы она сказала «Да!». Потом он привлечет ее к себе, и ее губы ответят на поцелуй. Он так мечтал об этом в дороге! А еще намерен был поделиться тем, что с ним недавно случилось и что он решил в минувшую, почти бессонную ночь. Как ему казалось, его положение на службе сделалось невыносимым. Не пора ли подумать о приобретении иной профессии?.. Ему больше некому сказать об этом. Одна Лена способна понять задушевные интересы его жизни. Ее любовь — теперь единственная опора для него.
Евгению все нравилось в ней: и лицо, и голос, и фигура, и то, как она отводит назад волосы, и то, во что она одета. Всю ее боготворил он…
Лена рассказывала об экзаменах. Он слушал ее внимательно, восхищенно. Скованность его понемногу проходила, и он уже дал волю своему воображению. Какая у нее непостижимая улыбка! Хоть пиши вторую Джоконду…
— Как видите, у меня есть причина быть недовольной собой, — закончила девушка, и вдруг спросила: — А вы себя любите?
— Очень! — удачно отшутился он. Она пристально глянула на него.
— А как там поживает Русинов и как его здоровье?
— Здоровье у Тольки огнеупорное.
— Разве он не мог приехать с вами?
— Среди недели с полигона не так-то просто вырваться.
— Как же вам удалось?
— Совершенно случайно. Кому-то надо было съездить за новыми фильмами на кинобазу. Послали меня…
— А почему вы решили заехать к нам?
Он улыбнулся.
— Чтобы посмотреть на вас.
— И что-то рассказать?
— Может быть…
Лене надоело задавать вопросы. Скучно-то как!.. Сегодня Евгений раздражал ее.
— Может, может, — с тенью неудовольствия молвила она. — Ничего не говорите, все равно соврете, как Анатолий. Он полчаса назад звонил и сказал, что у вас ангина.
Она видела, как недоуменно вскинулись его глаза, и несколько смягчила тон.
— Только нет, врать вы не умеете. Простите… Но и Анатолий не мог говорить так без причины. Что же случилось?
«Неужели он все выболтал ей? — насупился Евгений, и у него шевельнулось недоброе чувство к товарищу. — Ну и пусть! Говорят, чему бывать, того не миновать».
— Никакой трагедии не произошло, — осторожно начал он. — А случилось то, что и должно было случиться. Я убедился, как говорит Борис Петрович, что служба в армии — не мое амплуа.
Лена смотрела на него удивленно, разочарованно.
— То есть?..
— То есть, я намерен просить отставку. Но путешествие по Волге не отменяется… Лена, если у вас есть хоть капля искреннего чувства ко мне, поговорим о том, как нам быть…
Она не хотела, чтобы он продолжал, и перебила его вопросом:
— Но как вы решились на такой шаг? Зачем вам это нужно?
Евгений пожал плечами. Он видел, что Лена уходит от объяснения, опечалился и заговорил с драматической ноткой в голосе:
— Понимаете, я тут бесполезен! Меня это ужасно угнетает… Мои школьные друзья давно пробили себе дорогу. А кто я? Ванька взводный, которого ругают все, кому не лень. Мой однокашник Вадька Паростков — главный инженер радиозавода. Я ему так завидую!.. Знаете, Лена, какое это удовольствие — видеть новенькие, блестящие приемники, телевизоры! Дело твоих рук. Твоих, понимаете?
— Понимаю, — ответила Лена, но тут же мотнула головой. — Нет, я все-таки не понимаю. А как же танковое училище? Вы же закончили его с какой-то целью.
Он почувствовал, что она не одобряет его намерений, и в нем шевельнулась обида. Так хотелось, чтобы девушка стала его союзницей.
— Что училище?.. В него меня втиснула мать — заведует там библиотекой. Ей дорога была мысль, что сын станет офицером, вот и постаралась. — Он разочарованно вздохнул. — То было училище. А тут!.. Вот вы как-то сказали: у каждого своя звезда. Помните?.. В этом суть. Так вот я понял: служба в армии — не мое призвание.
— Ну, а Толя как относится к вашему решению?
— Да никак! — Евгений раздраженно махнул рукой. — С ним на эту тему невозможно говорить.
— Неужели ваш друг не способен понять вас?
— Друг!.. Русинов теперь мой непосредственный начальник. А человек он архипринципиальный. Главное для него — устав и субординация. Ничего иного не признает.
Лена слушала с возрастающим недоумением.
— Вот не подумала бы! Я вижу в нем какой-то внутренний свет, беспокойную жажду жизни.
Анатолий и в самом деле представлялся ей незаурядным парнем. Во всяком случае, он не станет плакаться при неудаче и наговаривать на товарища. Потому и выдумал про ангину. Евгению хотелось сказать о Русинове что-нибудь злое, крепкое и он продолжал тем же раздраженным голосом:
— Службист он, Лена, заурядный службист! Удалось недавно отличиться на стрельбах, передовиком назвали, в должности повысили, — он теперь ходит и ног под собой не чувствует.
— Вот не подумала бы, — машинально повторила она ту же фразу.
Девушка мысленно оценивала его. Неужели он способен на неправду?.. Она не знала той склонности Евгения, когда он в состоянии самолюбивой уязвленности мог искренне выдавать догадки за истину.
— К сожалению, Толька оказался не тем человеком, — горячился он. — От него не жди доброго совета. Ничего, кроме казенных нотаций не услышишь. Словно попугай: что начальники говорят, то и повторяет, да еще выдает за свое. И совести — ни в одном глазу. Он же на днях предал меня!
— Как предал? — Лена почти испуганно поднялась. Евгений тоже встал, взвинченно рассказывая. Глаза девушки выражали горькое разочарование. Бледная, серьезная, она смотрела на него с презрением.
— Ты считаешь предательством умение выполнить свое дело?
— Он же напросился ради карьеры!.. Лена, он и тебя предает. Спутался там с одной бабенкой…
Евгений вдруг осекся, из глаз брызнули искры. Его обдало жаром и холодом одновременно: девушка влепила ему пощечину! Вначале он ахнул — так неожиданно все произошло. Потом покраснел, мучительно, до боли. Неимоверный стыд захлестнул его. «Что это я наплел? — ужаснулся он. — Бежать, бежать отсюда!»
Закрыв ладонью горящую от оплеухи и позора щеку, он повернулся… и остолбенел: в дверях гостиной замер только что вошедший Борис Петрович.
— Лена!.. Бог мой, как ты можешь? — воскликнул он.
— Нет!.. Нет, это неправда!.. Он неправду сказал о Толе…
Евгений преодолел секундное оцепенение, метнулся из квартиры. Актер пытался остановить его, но напрасно. Лейтенант стукнул дверью, кинулся вниз, прыгая через три-четыре ступеньки сразу.
— Что случилось? — не унимался отец. — Как ты могла так оскорбить парня?.. Это унизительно!
Девушка будто окаменела, не могла и рот открыть. Он постоял в затруднении, взялся пятерней за лысину.
— Зачем же я вернулся?.. Ах, да! — Схватил со стола очки и выбежал вслед за Евгением.
Едва за ним захлопнулась дверь, как Лена упала на диван, уткнулась лицом в уголок, сжалась вся. Зачем, зачем она ударила его? Не надо было поступать так опрометчиво и глупо! Ей было жаль Евгения, но оправдать его она не могла. Он же такое говорил о Толе!.. Предал, спутался. Так кого хочешь можно оплевать!
В ней все кипело от негодования. «Вот он-то и предает!» — думала она о Дремине. То, что прояснилось из-за его поступка, заслуживало не одной пощечины. Вдруг Лена быстро поднялась и села. Красивое, в полыхающих румянцах лицо казалось страдающим и обрадованным одновременно. Она только что сделала потрясающее открытие: этот грубый насмешливый Русинов — близок и дорог ей! Ведь будь она равнодушна к нему, не вступилась бы за его честь с таким воинственным пылом.
Возможно, Анатолий и не безгрешен, но он вовсе не такой, каким его только что хотели представить. И уж он-то не раскиснет от неудач. Он способный, деятельный, волевой, преодолеет все. Как она раньше не замечала этого? Просто его заслонял Евгений…
Она встала и в волнении заходила по комнате. Так вот оно как происходит! Все совершилось тайно, без театральных поз и громких признаний.
Часть третья
Танкисты давно вернулись с полигона, но Евгений никак не мог опамятоваться после потрясения. Казался себе непоправимо опозоренным, испытывал колючий стыд и отвращение ко всему на свете. Вот и рухнуло все, чем жил он в сокровенных своих мечтах, что так лелеял. Для него это — ужасная катастрофа!..
На долю каждого из смертных хоть раз в жизни выпадает тяжкое испытание. Не то среднеарифметическое, какое называют преодолением жизненных противоречий, а то самое, которое заставило принца датского изречь мучительный вопрос: «Быть или не быть?» Евгений и сам не помнил, как в тот злосчастный вечер вылетел из квартиры Русиновых. О, лучше бы он тогда упал на лестнице и разбил себе голову! С горящими щеками и холодным потом на лбу выскочил на улицу. Солдат-водитель дремал в кабине машины.
— П-п-поехали! — через силу выдавил Евгений, хлопнув дверцей.
