Павел Мухортов - Повести и рассказы
Двери лифта закрылись, и они медленно поехали вниз.
— А у тебя отец, честно говоря, более лоялен, либерал! — давясь от смеха, заключил Генка.
— Он у меня пока не забыл молодость. Интересно, какой у нас план?
— Только вперед!
Проходя мимо городского Дворца пионеров, Генка случайно вспомнил, что его новые друзья проводят дискотеку, и заманчиво предложил:
— А что? Если есть желание, можно зайти к ребятам, вот в это прекрасное здание, — он кивком показал на Дворец. — Там сегодня дискотека. Правда, для детишек. Но увидишь многих, кто был на дне рождения, оценишь их музыкальные способности.
— С удовольствием. Я так давно не была здесь, а ведь тут прошло мое детство. Занималась в танцевальной студии.
Они свернули и пошли по аллее огромных каштанов к парадному подъезду, украшенному мраморными львами. Старые массивные двери с затейливым орнаментом недовольно заскрипели. Они поднялись на второй этаж; легкая музыка витала по высоким сводам просторных коридоров. Прошли на ее зов в огромный зал битком набитый детьми. За растрепанными головами Генка рассмотрел Алексея, вцепившегося в микрофон обеими руками. Его голос, пропущенный через километры проводов мощного усилителя и колонки, было не узнать. Четверка приятелей компактно разместилась в уголке за ударными, клавишными и гитарными инструментами.
Дождавшись короткого перерыва между песнями, Генка и Лена пробрались к ним…
— Жаль, Геныч, что некогда поболтать, как видишь толпа сегодня требовательная, — шутя, говорил Леха. — Как бы тебе это… Если есть время, подождите, через полтора часа закончим, тогда посидим где–нибудь.
— Не торопитесь разгонять публику, мы, честно говоря, пришли послушать еще не признанный талант, — здороваясь с остальными, ответил Генка.
Через три танца объявили пятнадцатиминутный перерыв. Леха подскочил к Генке с Леной, приходившими в себя после крутого рок–н–рола.
— Ну, Геныч, как экзамены? Можно поздравить?
— Да, цветы в машину, пожалуйста, — утвердительно кивнул Ткачук и рассмеялся.
— Чепуха, не расстраивайся, будет и машина, и цветы. — Леха достал из кармана синюю фирменную пачку сигарет, ловко открыл и протянул Генке. — Ты еще не начал курить?
— Нет, уволь.
— А дама? — Лена аккуратно вытянула сигарету.
— Спасибо, от хорошего табака иногда не отказываюсь, — сказала она, лукаво улыбаясь.
Алексей показал рукой на выход, пропустил вперед девушку. Генка попросил идти без него, заявив, что хочет поговорить с ребятами. Они вышли. Ткачук постоял на месте, потом нашел друзей, но в разговор не вступал, только изредка, когда было необходимо, кидал короткие фразы. Он не мог разобраться, почему упало настроение. Или опять проклятая ревность к «шустрому балаболу» Лехе, или ему не нравится, что Лена курит? Раньше он относился к курящим девушкам безразлично. А тут? «Но это не просто девушка. Отбрасывая первое, он убеждал себя во втором.
Пока не было Алексея, ансамбль сыграл спокойную вещь. Лена подошла незаметно, и Ткачук не успел прикрыть улыбкой своей думчивости и опечаленности. Она все поняла и положив теплую, мягкую руку ему на плечо, пригласила на танец. Генка молчал.
— Ты злишься? — как бы между прочим спросила Лена.
— Нет, — процедил он.
— Я вижу — злишься. Но не стоит, я не курю, просто хотела посмотреть, как ты к этому отнесешься. А если думаешь, что я пошла из–за Леши, то это глупо.
— Посмотрим…
— Странно. Мне приятно твое небезразличие, — она осторожно положила голову ему не плечо. — Хочешь, убежим незаметно от Алексея? Я думаю он поймет.
Генка удивился ее умению отгонять плохое настроение и дурные мысли. Ревность, кипевшая в нем, бесследно исчезла, и он уже ничего не находил в себе, кроме спокойствия и теплоты, которую бескорыстно дарила Лена.
В один из восхитительных янтарных вечеров июня, когда дремлющий, накаленный за день воздух разгонял живительный ветерок, Генка и Лена, обнявшись, кружили по запутанным улочкам города. Смеясь, они неслись наперегонки, запыхавшись, тащили друг друга по очереди по крутым дорожкам парка. Чуть кружило голову счастливое забытье. Генка чувствовал себя необыкновенно легко, словно долго нес непосильную ношу, а теперь скинул ее с плеча и потерял собственный вес.
Отшумел выпускной бал, позади десять незабываемых, интересных и немного грустных лет учебы в школе; аттестат — путевка в жизнь на руках. И тысячи дорог вдруг сомкнулись в одну, и каждый устремился вперед, к единственной теперь цели, боясь опоздать, исключая иные, прежде приемлемые маршруты.
Не хотелось расставаться, но они решили придти вовремя. «порадовать родителей». Громада дома притаилась гигантским пауком, освещая двор и беседку бесчисленными огнями, распространявшимися из дьявольски желтых оконных глазниц. Но две маленькие фигурки еле угадывались рядом с его могучим телом.
— Видеться будем реже, — тихо произнес Генка. — Завтра и послезавтра, честно говоря, дел под завязку… Готовлюсь к отъезду. К обеду заскочу в агентство за билетом, потом позвоню.
Нежные слабые руки девушки лежали на его горячих крепких ладонях. Они стояли рядом, умиленные взоры их сошлись, каждый стремился прочесть в них, открытых и лучистых, все то, что скрывалось там. Пустые слова были не нужны. И он, и она чувствовали и понимали друг друга. И каждый видел признание в любви, мысленно произнесенное другим. Внезапно девушка показалась такой близкой, ее чуть приоткрывшиеся алые губы такими горячими, а легкое дыхание ощутимо настолько, что он, поддавшись необъяснимой силе влечения, припал к ее губам, и они слились в страстном трепетном поцелуе.
Когда поднялись на четвертый этаж и остановились у двери квартиры, Генка невольно обжегся о взгляд Лены, который показался выцветшим, грустным, поразительно пытливым, задумчиво устремленным в глубину его глаз. Потухла всегда мечтательная, доверчивая улыбка, на лицо набежала землянистая тень; казалось, она порывалась что–то сказать. Геннадий бережно погладил белые локоны, еще нежнее коснулся губами ее алых губ и решительно отстранился.
— Ну все, Лена, тебе пора, — сказал он тихо голосом влюбленного; перебирая рукой по гладким перилам, он медленно спускался по лестнице, не отрывая глаз от девушки. Она прислонилась к двери, положив руку на кнопку звонка, но не нажимала ее.
— Странно, Гена, у меня почему–то такое ощущение, что мы видимся в последний раз.
— Не выдумывай. Что может случиться в наш бурный двадцатый век? Звони, звони, малышка, — улыбаясь, шутливо подмигнул Генка.
Лена опустила руку: — А почему принято провожать нас?
— Потому что так делали испокон веков.
— Разве? А я хочу проводить тебя. Ну, пожалуйста, — попросила Лена, — я только выйду на крыльцо, посмотрю, как ты пойдешь. Сколько минут ты будешь различим, столько лет нам быть вместе.
— Это такая примета?
— Да.
Генка пожал плечами, взял руку Лены, и они покинули подъезд. Внизу он нежно коснулся указательным пальцем носика девушки, быстро поцеловал ее и кивком головы и глазами попросил разрешения идти. Таким же движением головы она отпустила его.
Генка побрел по дороге. Метров через сто он оглянулся. Лена стояла на прежнем месте и смотрела вслед.
Весь день Генка мотался по городу. Дело упиралось в авиабилет и прочие необходимые документы, поэтому в назначенное время он не позвонил Лене. Вечером Генка несколько раз набирал номер ее телефона, однако длинные гудки не прерывались. Видимо, дома никого не было.
На следующий день, осчастливленный тем, что он, наконец, обладатель драгоценного билета, Генка взялся звонить к Лене домой, но там постоянно было занято.
«Что за чертовщина?» — думал Ткачук и замечал, как сжималось сердце в непонятной тревоге. Он продолжал настойчиво набирать номер, но все безрезультатно. «Может испорчен или отключен?» — скользнула успокоительная мысль.
Потеряв надежду поговорить по телефону, Генка собрался и вышел из дома. Он чувствовал, что не вынесет больше этой неизвестности.
Вот и огромная, прорезанная окнами стена здания. За несколько метров до нужного подъезда дорогу перебежал черный кот. Непонятная тревога охватила еще сильнее. Генка прибавил шаг, в подъезд почти вбежал и начал подниматься вверх.
Пахло свежепиленным деревом. Этот запах напомнил Геннке что–то неприятное, но что именно он еще не определил. Вот и прямая лестница, ведущая на площадку, где жила Лена. Остановиться, чтобы отдышаться. В висках постепенно умолкал стук возбужденной крови. И вдруг он явственно расслышал женский истерически–судорожный плач. Сердце сжалось сильней. Он взвился по лестнице, но прежде, чем кинуть взгляд на дверь в глаза бросилась красная ткань, присмотревшись, он увидел крышку гроба и какую–то высотой выше метра тонкую четырехугольную пирамиду. Горло сжало. Генка глянул на приоткрытую дверь. «Может у соседей?», но соседняя дверь плотно закрытая, словно уверенная в себе, молчала, а плач доносился из квартиры Лены.
![Павел Мухортов - М-ский треугольник, или Чужие здесь не ходят[полная версия]](/uploads/posts/books/193739/193739.jpg)
