Месть белых воронов (СИ) - Радиант Екатерина

–Тебе дали часы? – тут же спросил я.

Он молча показал мне свою руку. Стало не по себе. К своим часам я уже успел привыкнуть, но видеть на своем брате эту чертову метку, таймер с бомбой замедленного действия, мне совсем не хотелось. Я, как будто проснувшись от ожога крутым кипятком, начал думать.

– Машина. Авария. Скорость, – произнес еле слышно вслух. – Тебе нужен Гермес.

А сам невольно вспомнил слова Афины про то, что здесь каждый должен быть сам за себя. «А я никому ничего не должен», – подумал я и решил, что кашу, которую заварил сам, нужно как-то расхлебывать.

И когда это я начал разговаривать фразеологизмами?

– Допустим. Напомни, а кто такой Гермес? – съязвил Анри.

– Вестник богов, покровитель путников, – как там говорил Морфей…, – Он управляет скоростью ветра и движением тел.

Вот только в Мунспейс как будто есть правило: когда нужен определенный бог, ты его ни за что не встретишь вовремя. Мы проходили по новым дорогам, обходя стороною темный лес. Искали подсказки, ориентировались по звездам. Хотелось закричать или разреветься, бросить все и не делать ничего. Но меня держало то, что теперь рядом был Анри. Мы спасли нескольких людей. Не знаю, выбрались ли они в конечном итоге отсюда или нет, но мы сделали все возможное. Потому что лучше спасти хоть кого-то, если не в силах спастись самому. Все-таки вдвоем нам было справляться легче. И с лианами, и с пещерами, и с тяжелыми мужиками, тонувшими в реке. Кажется, мы с братом снова стали одной командой. Хоть и таким малоприятным способом. Я думал о том, что раньше с трудом мог поверить в существование белой и черной магии. А оказалось, что существуют еще и другие миры, где правят божества, наделенные определенной силой. Мунспейс начинал располагать к себе и даже как-то притягивать. Я привыкал к пустоте и невесомости, которая царила в нем. А он, в свою очередь, привыкал ко мне. К тому же здесь всегда ночь. А существовать, когда на улице темно, альбиносу в тысячу раз легче. Здесь была своя, ни на что не похожая эстетика, которую я мог только вообразить себе в детстве в своих мечтах. Я вспомнил свой блокнот со странными картинками, которые я любил рисовать вечерами. Он был у меня еще задолго до того рисунка с семьей, после которого я напрочь забросил рисование. Я не давал своим эмоциям определений, потому что не знал, что чувствовал. И чувствовал ли что-то вообще. И вместо того, чтобы выражать эти эмоции или говорить о них, я рисовал на бумаге черным карандашом. Зачастую это были просто «каракули», как выражался Анри. Потому что не видел в них то, что вижу я. А я в свое время считал, что он слишком узко мыслит: если рисунок черно-белый, то тебе обязательно должно быть грустно, а если весело и радостно – наоборот: на листе должны быть видны все цвета фломастеров. Как будто туда только что блеванули радугой. Я всегда рисовал черным (за исключением рисунка с семьей, будь он неладен). Мне было не понятно: если ты чувствуешь себя хорошо, зачем подкреплять это какими-то вещами в виде разноцветных фломастеров или улыбки на лице? И продолжал рисовать линии, пунктиры и многое другое, что хотелось вывалить на несчастный клочок бумаги. В этом я долгое время чувствовал особую необходимость. Мунспейс как будто сошел с моих рисунков: темный, мрачный, временами пугающий и завораживающий. И такой же непонятно-странный. Как и я сам. Освещения здесь всегда мало, но очень уютно становится от бледно-фиолетового света, почти не колющего мне глаза. Серый туман и дым. Розовые облака. Мы целый день бродили по окрестностям Мунспейс, спасая других людей в их испытаниях и пытались найти Гермеса. Если верить светящемуся браслету на моей руке, то у меня оставалось еще сорок восемь часов. С одной стороны, этого достаточно много. Но без понимания, что с этим временем нужно делать, оно обесценивается. Анри, включив в себе опять внутреннего контроллера, велел мне бросить его и искать Океана. Или место, из которого я сюда пришел. В общем, незамедлительно что-либо предпринять. Что сможет помочь именно мне. Только я забыл о том, что все еще умираю, и начал просто наслаждаться моментом, как Анри взял и все испортил. Я ответил ему, что никуда не пойду. Сказав это, с неба обрушилась стая птиц, и на меня упала тяжеленная толстая книга. Эта книга оказалось подсказкой. На каждой странице было написано по одному слову, букве или цифре. На некоторых листах вообще ничего не было. Я с детства любил головоломки, поэтому не потратил на это все свое оставшееся время. Что уже не могло не радовать. Из этих символов нужно было составить совокупность чисел. Я соединил все полученные ответы между собой и получил зашифрованные координаты. Немного поразмыслив, я все же решил попробовать. Решив, что в этом деле мне снова сможет помочь Селена, я направился обратно к Бирюзовой горе. Мы договорились с Анри разделиться, но в случае чего встретиться на этом же самом месте. Спустя сорок восемь часов. Когда мое время уже будет на исходе. У самого Анри оставалось в запасе еще ровно пятьдесят шесть часов. Мы попрощались в надежде, что обязательно встретимся снова. И я пошел в направлении Бирюзовой горы. Анри в этот момент продолжил идти вперед. Мысленно я верил, что он справится.

Я оказался прав, Селена была на том самом месте, где я ее видел в последний раз. Как будто все это время она ждала, когда я снова вернусь к ней за помощью. Вместе мы пришли к внезапному обрыву, возле которого стоял парень с лохматыми синими волосами. Очень высокий и худой.

– Это к тебе, – сказала Селена и исчезла.

Парень выпрямился, отчего стал еще худее и выше, медленно повернулся вокруг своей оси, размышляя о чем-то важном. Затем дважды замысловато щелкнул пальцами. Кожа его покрылась чешуйками, волосы стали короткими и светло-голубыми, глаза наполнились светом. У него был острый подбородок и густые брови. Мне было не понятно, сколько ему могло быть лет. То ли семнадцать, то ли двадцать семь. Срывался сильный ветер.

– Океан, – проявив свою дедукцию, сказал я.

Он нахмурил брови, расставил ноги на ширину плеч, будто боялся улететь вместе с ветром. И произнес мне в ответ:

– Да, это я. Но сейчас не время для болтовни, – он показался мне очень строгим. – Прижмись к земле.

Ветер разбушевался не на шутку. Казалось, еще чуть-чуть и мы покатимся кубарем. И поскольку держаться было не за что, я изо всех сил пытался удержаться на своих ногах. В результате чего все равно неизбежно рухнул на землю. Океан едва заметно улыбнулся. Скорее всего, мысленно проговаривая: «Я же говорил». Когда ветер наконец-то стих, этот парень оказался не таким уж и строгим. Характер его как море – мягкое и спокойное, но иногда может и накрыть с головой. Ветер – его слабое место. Океан всегда чувствует воду, может задержать течение или даже предотвратить шторм. Сам он погиб в реке в свои семнадцать. В нем оказалось достаточно много сил для того, чтобы остаться в Мунспейс и помогать спасать жизни людей.

– Прыгай, – он обратился ко мне.

Да, только что я подумал, что он спасает жизни людей, и в эту же секунду Океан предложил мне спрыгнуть с обрыва в пропасть. Слишком непредсказуемый бог. Обрыв, на котором мы оказались, назывался Безмятежным. Не сказал бы, что там, в моменте, я чувствовал тотальное спокойствие.

– Зачем? – спросил я, повернувшись к нему лицом, излучающим вопросительные знаки в воздух.

– Ты же хочешь жить? Прыгай.

«Звучит крайне логично», – подумал я, а вслух лишь сказал:

– Хорошо.

И я спрыгнул.

Полет был легким, долгим и безмятежным. Я оказался на ладони такого огромного Мунспейс. Ветер меня поддерживал, сопровождая меня и даря свои крылья. Все вокруг замерло и перестало существовать. Все в этот миг рухнуло вместе со мной с обрыва, как легкий камень. Океан прыгнул следом за мной. «Легко решиться на суицид, когда ты бог», – подумал я. Когда тебя обволакивает сияющая магическая сфера. То ли дело, когда ты простой смертный, зависший в смежном мире, отчаянно пытающийся спасти свою жизнь.