Уходящие из города - Галаган Эмилия

Квадрат без звезд.

Но Андрей почему-то стоял и не мог ничего сказать – ни плохого, ни хорошего, вообще ничего. Ни стихов из школьной программы, ни матерных дразнилок – ничего.

Так что если бы кто-то приставил к его голове пистолет и сказал: «Кричи, кричи, Андрей!» – он бы стоял и молчал, глядя в этот квадрат. Так бы и умер, по-дурацки.

И Влад тоже стоял молча.

– Мальчики, вы к кому? – строго спросил у них кто-то. Это оказалась дама в зеленом пальто с облезлым норковым воротником.

– К себе… – тихо сказал Андрей.

Тут вступил Влад:

– Мы тут недавно… живем.

Дама посмотрела недоверчиво. У нее был острый учительский нос, из-за уха торчала колючая прядь темных волос.

– Это в какой квартире?

– Мы уходим. Мы в гости приходили, – выпалил Андрей. – Простите.

Они засеменили к воротам.

– Там кнопка есть! – крикнула им в спину дама. – Нажмите кнопку! Не надо через забор лезть! Шеи еще сломаете!

Посрамленные, они вышли из двора. Пока брели домой, Влад стал хромать еще сильнее, так что Андрею пришлось подстраиваться под его шаг. Он тихо ругался про себя, а потом сказал:

– Надо было не лезть, а подождать, когда кто-то будет выходить… в калитку прошмыгнули бы… а ты забор, забор…

Тогда Андрей думал, что Влад, как и он сам, не смог прокричать, что-то ему помешало. А потом Андрей понял, что нет, все не так. Влад не закричал потому, что Андрей не начал первый. Он ждал, чтобы присоединиться. Он боялся кричать один.

Они были разные с самого начала. Потом это стало гораздо заметнее.

Четырнадцатый год, который в жизни Андрея не изменил ничего – разве только в электричках, в которых он часто мотался, появились тетки, продававшие крымскую лаванду, – на Владе сказался катастрофически: он стал вести околополитический блог. И писать романы, ничем не отличавшиеся от «Дневника убийцы». Про то, как кто-то кого-то без конца мочит – и орет про то, что с ним бог. Орет – и ждет эха.

Падение доллара и Влада Яковлева

В среду в школе только и говорили, что про теракт в Америке.

Первым уроком была математика. Ктория Санна незнакомым голосом дала классу задание и ушла. Никто и не собирался это задание выполнять, кроме Лу, которая то и дело всхлипывала, но все равно решала задачки. Сергей подумал, что Лу безнадежна: она и в горящем здании решала бы задачки. Вот реально, если б она была там… Так и погибла бы, высчитывая квадратный корень из дискриминанта. Остальной класс тихонько гудел:

– Люди из окон прыгали…

– Насмерть…

– В дыму бежали вниз и погибали…

– Видела, в новостях показали, как эти… радовались?

– Зачем они это вообще, кто понял?

В класс зашла Ольга Борисовна, училка по русскому, сухопарая, высокая дама без возраста, из тех женщин, которые зачем-то красятся и носят платья, хотя, на вкус Сергея, чудовищно некрасивы, и сказала:

– Ребята, все вы знаете, что случилось. Видели в новостях. Я хотела бы знать, что вы об этом думаете.

Десятый класс смотрел на Борисовну и молчал. Лу даже от тетрадки не оторвалась, только ссутулилась сильнее. Олеська качнулась на стуле, посмотрела завучу в лицо с любопытством и даже каким-то вызовом. Полина что-то неслышно говорила, губы у нее шевелились, а глаза смотрели в пустоту. Тут поднял руку Влад, и Сергей понял: сейчас будет шоу. Этот не может не облажаться.

– Говори, Влад. Что ты нам можешь сообщить?

– Террористы взорвали здания в Америке, то есть в США. Это будет иметь очень серьезные последствия. Упадет доллар, что в целом негативно скажется на мировой экономике.

Он что-то еще говорил и говорил, не очень связное – про доллар, мировую экономику и Россию. Класс смотрел на него, все больше и больше офигевая, но не решаясь перебить, так что Влад стал повторяться и напоминать Пятачка, который бегал с зонтиком, попискивая: «Кажется, дождь начинается».

Доллар упадет.

Доллар упадет.

Доллар упадет.

Вдруг Полина издала горлом какой-то странный звук, как будто курлыкнула, хлопнула ладонями по столу что есть силы, вскочила и крикнула:

– Еб твою мать, Влад! Ты совсем дебил, что ли?

Выходка Полины запустила Олега, который заржал на весь класс, не смущаясь того, что его веселье никто не поддерживает, даже его друган Сашка.

Сергей смотрел на краснеющего Влада, как он стоит за партой и глаза его наполняются слезами, как он и правда не понимает, что сделал не так, и самому Сергею становилось не то смешно, не то стыдно. Яковлев учился на одни тройбаны, а по математике так вообще ловил лебедей. Тот случай, когда тупизна заметна невооруженным взглядом, без транспортира. И вот в самый неподходящий момент ему захотелось поумничать и рассказать, что доллар упадет. Когда люди падали из окон. Когда кричали, плакали, умирали. Сергей не любил людей – ни поштучно, ни человечество в целом, – но понимал, что выпендриваться знанием о падении доллара в такой момент мог только безнадежный дурачок вроде Влада.

– Славка вчера говорил, что доллар… что падение доллара… мировая экономика…

– Садись, Яковлев, – сухо сказала Борисовна. – Хорошо. Я поняла. Вижу, что кого-то волнует не только доллар. – Она перевела взгляд на Полину. – Красноперекопская, пожалуйста, дай сюда свой дневник. Ты очень странно себя ведешь.

Полина молча протянула ей дневник. Сергей хорошо знал, что дневник она заполняет редко. Иногда Полина рисует в нем что попало; однажды на целый разворот написала его имя разноцветными ручками и украсила какими-то розочками и сердечками. Тогда еще, в восьмом классе, когда они встречались.

– Кто-нибудь еще хочет высказаться? – опять спросила Борисовна. Сергей подумал, что она поразительно похожа на его бабушку, а с бабушкой он общаться умел.

Он поднял руку.

– Герасимов?

– Произошла трагедия. Преступление против человечества. И хотя это случилось на другом конце земли, все мы все равно сочувствуем американцам.

Лу на первой парте все-таки сломалась: уткнулась лицом в руки и громко, отчетливо зарыдала. Сергей не стал продолжать речь и сел. Лола Шарапова достала из портфеля шоколадку и зашелестела оберткой. Андрей Куйнашев вдруг вставил:

– Будет война. Мой отец сразу сказал, что будет война. Американцы так это не оставят. Я бы пошел воевать, если бы…

– Не зарекайся, – произнесла русичка со странной, едкой интонацией, как будто видела будущее, в котором Куйнаш становится пацифистом или что-то типа того. – Доллар упадет… Небо не упадет, а доллар – да-а… Молоде-е-ежь! Вам Виктория Александровна дала задание? Решайте. На оценку.

– Чего? На оценку? Но-о… – загудел народ, но она развернулась и вышла.

– Яковлев ло-о-ох! – крикнул с задней парты Сашка.

– Завались! – тихо, но веско бросил Куйнашев. – Отвянь от него! Матешу решай!

Сергей знал, что Олег и Сашка периодически давали Владу люлей, и теперь было видно, что они рады поугорать над ним. Эти двое вообще были те еще клоуны. Да, кстати… В третьем классе они ходили в цирк. Единственный раз, когда они всем классом куда-то ходили. Майя Петровна, учительница-колокольчик, тогда сказала им попросить у родителей какую-то мелочь на сахарную вату или пирожное в буфете. Многим все равно не дали: нечего было или просто посчитали, что нефиг жрать сладкое. В холле цирка стоял небольшой ящик, оклеенный старыми афишами. В него можно было бросить монетку на счастье – так говорил клоун, который встречал детей в фойе. Так вот Олег и Сашка тогда отобрали у Влада мелочь (не было рядом Куйнаша, который бы заступился) и всю ее, по монетке, побросали в этот ящик. Стояли, кидали в щель монетки и ржали хором.

– Хотим счастья! Мно-о-го счастья! На все!

Даже ваты себе не купили. Сергей тоже не купил, хотя денег ему родители дали. Но почему-то тогда показалось: будет он один с этой ватой – и все ему только позавидуют. Какая-то несладкая картинка.

Нельзя выделяться.

Цена любви

Ручку громкости повернуло на максимум – любовь стала оглушительной, как государственный гимн в шесть утра. И слезы отрезали от мира. Ничего нет.