Михаил Веллер - Мишахерезада
В толщину она была метра два. Шина бензопилы, как я примерился, до середины и близко не доставала.
— Ну, поехали! — сказали мы, и я провел первый пропил, а потом наискось снял первый кусок. Цепь пилы шла в ствол как гигантский топор, откраивая клинья древесины в два сходящихся прохода.
В этом не было интересного, и это было трудно. Я боялся топить шину на всю глубину, чтобы ее не зажало. Опилки из пропила летели обычные, и запах сосновый скипидарный был обычный, и сопротивление древесины, плотность обычные; вот только площадь разреза непривычно большая, бесконечная, и это было неудобно и трудно.
Я осторожно впиливался в массив, и вынул подсечку с направленной стороны падения.
— Ни хрена себе… — сказали все.
Белая от опилок земля была завалена ломтями пахучей древесины. Подсечный пропил зиял, как комод. Сосна нерушимо стояла. Ей пока и полагалось стоять, но уж больно дырища была невиданная.
Я приступил с другой стороны, прикинув размер пещеры в этом дереве. Вынутая из пропила пила прыгнула, и цепь прорезала мне штанину над левым сапогом. Штаны были натянуты поверх сапог, и прорез был точно против колена.
Вообще работать без тормоза нельзя. Когда убираешь палец с газа, цепь должна останавливаться. Я подумал, что зря не отдал отвезти свой «Урал» в мастерскую. Но неизвестно, отдадут они через час или через неделю. А без пилы оставаться нельзя. Так на авось вальщики ноги и отпиливают.
— Ты осторожней, — сказал Витька, мой толкач.
— Два раза в одно место не попадает, — успокоительно и даже с облегчением проговорил я. Могло быть хуже.
— Давай я повалю, — предложил он.
— Нормально проехали.
Теперь я внимательно вынимал шину из прорези как можно ровнее, следил за летящим серебряным ободком цепи и держал ее всегда в другую сторону от себя.
Через пять минут шина прыгнула и ударила меня в колено. Точно туда, над левым сапогом. Я успел подумать, что боли не будет несколько минут.
Витька издал тревожный возглас. Принял у меня «Урал» и заглушил. Матерно причитая, довел до пенечка и усадил. На штанине расходилась кровь, он ее разорвал и выразил свои впечатления.
Желто-матовая коленная чашечка вылезла наружу из растворившейся кожи. По кости шел бело-розовый шершавый надпил в ширину цепи. Не насквозь, кажется. То есть ничего страшного.
— Миша колено распилил! — позвал Витька голосом военной паники.
Подошли старшие товарищи, опытные и циничные. Сунули в рот чинарь, как приговоренному перед гильотиной, перевязали с меня же снятой майкой, убедились, что хромать могу, и посоветовали хромать в вагончик, пока не развезло, а то потом нести придется. С чем раненый конкистадор, инвалид японской войны, и заскакал воробьем семь километров по буеракам.
Сосну довалил Витька. Я обернулся на звук. Земля загудела.
Аптечка, кстати, у нас в вагончике была по уму, я промыл все перекисью водорода, засыпал толченым стрептоцидом и забинтовал вскрытым бинтом. Съел две таблетки аспирина и запил чужой и глубоко заначенной бутылкой водки. Вечером хозяин щедро объявил, что он мне ее сейчас даст на лечение, и все веселились его поискам.
Ехать в поселок накладывать швы было неохота, и две недели я ползал на подсобных с кличкой «Одноногий олень». Мелкий шрам остался на память.
Больше сосны не было. Пейзаж в том направлении стал скучен и безлик. Колею мы проложили прямо через спиленный заподлицо огромный, как теннисный стол, пень. Ствол с трудом сдвинули в сторону ломами все всемером. Метра на два, чтоб не закрывал габарит.
И никто не мог сказать, на кой черт мы ее свалили. Почему не провели колею на два метра в стороне. Зачем теряли время и труд. Она нам нравилась, мы к ней привыкли, по ней ориентировались.
В простой физической работе безусловно тупеешь. Достижение цели не подвергается сомнению. Цели может здорово не повезти, когда ты ее достигаешь. И цель сопротивляется и мстит тебе как может.
Эта сосна отложилась где-то в нехитром подсознании как флаг крепости, намеченной к штурму. А потом ужасно печально, что когда делаешь дело, некогда быть добрым, зато всегда есть время быть неумным.
Фото с мальчиком
Мне дали в бригаду шесть пацанов, и это были совсем молодые пацаны. Послушные, глупые и веселые, как щенята. Еще неиспорченные, можно сказать. Вечером они хватали гитару и голосили дурашливо и душевно:
Какая на … может быть любовь!..
Какая на … вера в человека!..
Какая на … в жилах стынет кровь!..
Из человека — заделали — калеку!
Если мимо в мотовозе проезжали бабы-шпалоукладчицы, их это очень веселило в смысле согласия.
Однажды они поймали на делянке летом зайчонка, и мы неделю жили без борща, пока он не сбежал (зайчонок). Это прелестное серое пушистое существо двумя своими беленькими передними зубками, резцами своими, сгрызало морковку и капусту быстрее электротерки. И тут же откуда-то сзади выкатывался черный горошек. Удивительная скорость обменных процессов. Не надо идеализировать сентиментальность моих юннатов. Гладя зайчонка, они разнеженно обсуждали жаркое к 7 Ноября, споря о размере и весе зайца. Судя по его глазам, дрожи и бегству, он за неделю научился хорошо понимать по-русски.
Первый месяц они били топором по сучьям так, будто хотели сломать и стряхнуть его с топорища. Каждый день я отправлял пару ломаных топоров с мотовозом в столярку. Заметьте, топорища ладили исключительно березовые. Ничего трудного в том, чтобы пускать топор по траектории, используя топорище только как передаточный рычаг, нету. (Это я сильно учено выражаю элементарный навык.) Потом случайно подслушал: это они являют удаль молодецкую — кто на спор быстрее сломает топорище. Я ввел драконовские штрафы, и больше ни одного топора не сломали.
Чтоб было понятней: вот в перекур одному пришло в голову пощелкать кедровых орешков. Он выглядывает плодоносящий кедр потоньше, хватает топор и валит его в спортивном темпе за несколько минут. Все суют в карманы по паре шишек, на чем судьба кедра завершается. Иметь мягкую древесину вредно для долголетия…
Потом у них вспыхнула мода на чифир. Покажи им, как правильно, и вообще. Дети. Показал, глотнул, передал. Через десять минут выхожу из вагончика — у каждого своя кружка, у каждого своя пачка чаю, хотят «попробовать по-настоящему, а не по два глоточка». Потом час из зарослей торчат шесть пар сапог каблуками кверху, и время от времени эти сапоги попарно дергаются и дрожат. Выползли с зелеными мордами и отказались от ужина.
В поселок завезли партию фотоаппаратов, и они все с получки напокупали себе фотоаппараты. Дешевенькие простые «Смены» по четырнадцать рублей. Самостоятельные мужчины. Купили, потом стали думать, а где проявлять пленки и где печатать фотографии. Решили решать проблемы по мере их приближения. Все сфотографировались с топором, с бензопилой, на трелевщике и на мотовозе. Натура иссякла, а свободные кадры на пленках остались. И в воскресенье все с фотоаппаратами поехали на мотовозе в поселок.
