Михаил Веллер - Мишахерезада
Классная вздохнула и не записала мне в дневник замечание за уход с уроков.
Больше ни на одном митинге в жизни я не был.
Гагарин
Первый космический спутник открыл новую эру в школьных головах также. Фантастика Беляева сбывалась и устаревала. Звезды были близко, и мы летели впереди всех.
И тут влетает на алгебру ботаничка с ошарашенно-счастливым не своим лицом:
— Человек полетел в космос! Наш! Гагарин!
Мы переглянулись. Чо, правда? Ишь ты. Здорово, конечно.
Наши учителя возбудились больше. Ботаничка дергается и восклицает. Математичка цветет. В коридоре гам. Александр Павлович стучит костылем и плачет. Он был суровый одноногий фронтовик, в случае счастья или огорчения он всегда плакал.
С уроков нас не отпустили, но настроение царило праздничное. Двоек не ставили!
Родители вдохновенно обсуждали подробности. Возникали компании выпить за это дело. Все дела пускались побоку.
В нашем пионерском возрасте мы, переустроители прекрасного будущего мира, приняли событие как классное, но естественное. И вот что я вам скажу. Никогда, никогда не было в стране и народе такого чувства объединяющего исторического оптимизма, как в те годы начала шестидесятых. Страна и будущее принадлежали нам. Нам всем, здесь и сейчас.
Комсомол
Секретаря Борзинского райкома комсомола звали Серега Востриков. Он был маленький, крепкий, уверенный и гонял по степи на тяжелом мотоцикле «Урал» без коляски.
Кончался седьмой класс. Общий прием планировался осенью. Я не дотерпел. Писал заявление, носил характеристику и стучал в двери. Четырнадцать исполнилось? Добился того, что сейчас в коридоре райкома я сидел один такой из всех седьмых.
— Поздравляю! — сказал Востриков, вручая комсомольский билет, и пожал руку крепко, как мужчина мужчине, и посмотрел в глаза с серьезной улыбкой, как свой на своего, и обращайся на ты, здесь комсомол, а не бюрократы. Мы равны.
Вот комсомольских значков в райкоме не было, и в магазине не было, и друг подарил мне значок своей старшей сестры, она училась в Чите в институте, они там значки не носили, студенты, свои дела.
Тот, кто не читал в детстве «Военную тайну», и «Как закалялась сталь», и «Молодая гвардия», и «Сердце Бонивура», это не поймет. И кто не смотрел в шестом классе «Добровольцев» и «По ту сторону», «Жестокость» и «Чапаева», тоже не поймет. Кто не слышал в правильное время: «Забота у нас такая, забота наша простая, жила бы страна родная, и нету других забот…» И не слышал: «Дан приказ — ему на запад, ей в другую сторону…» Эпоха и возраст резонировали строкам: «У власти орлиной орлят миллионы!..» Душа резонировала. Или нервы.
Юности потребен идеал. Причастность к великим делам во имя великих целей. И стремление ее заполняет форму того идеала, который создан и поставлен идеологией общества. Монах, рыцарь, завоеватель, революционер, СС, комсомол, Гринпис — лишь разные формы реализации единого идеализма и единой энергии юности.
Разные эпохи и общества персонифицируют идеал человека в разных социальных фигурах. Но свойства и характер этих фигур всегда одни и те же. Мужество, благородство, патриотизм, верность, самопожертвование, сила и вера.
Вот и комсомол для подростков был в свое время этим самым.
Нас учили
Нас удивительно много чему учили. Нас учили перемножать двузначные числа и извлекать квадратный корень, писать слова «яства» и «желудь», знать отличие метафоры от гиперболы, выводить формулу линзы и определять валентность элементов. Нас учили лазать по канату, прыгать через коня, бегать на лыжах и метать гранату. Учили рисовать акварелью, записывать ноты, лепить из глины и чертить деталь в разрезе. Мы умели пришить пуговицу, подшить подворотничок, поставить заплатку и заштопать носки. Мы знали, как исправить утюг, починить пробки, врезать замок и выточить ключ. Мы могли работать рубанком и долотом, пилить и строгать, скреплять и сажать на столярный клей. Мы помнили удельный вес железа и камня, величину ускорения свободного падения и первой космической скорости, дату открытия Америки и Великой французской революции, какова высота Джомолунгмы и сколько секунд в сутках. Нам прививали умения сажать картошку, полоть сорняки, проращивать рассаду и прививать черенки к деревьям. Нам объясняли, как ориентироваться в лесу, как читать приметы к изменению погоды, как определять съедобные грибы, как остановить кровотечение, укрыться от грозы, разжечь костер и сделать берестяной туесок, чтобы вскипятить в нем воду. Нас учили, что Пушкин наше все, Ньютон открыл законы мира, Дарвин создал эволюционное учение, а Менделеев периодическую таблицу элементов, Петр прорубил окно в Европу, Гагарин первый полетел в космос, а Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь. Вот последнее и оказалось враньем, и пошли прахом все наши остальные умения.
Яблоневый сад
Я кончал школу в Белоруссии. Благодатный был край.
Хорошая была школа. Бывшая Первая городская гимназия. Здесь учились знаменитости вроде Отто Шмидта или Ольги Лепешинской. В нас вбивали науки со всех концов. Директриса была суровой крестьянской стати.
Выпускной год был крут. Конкурсы в вузы ожидались огромные. Вся жизнь была построена на учение. Регулярно приходила мысль бросить все и отдыхать на дне, в бродягах и люмпен-пролетариях. В молниеносный миг самоубийство выглядело отдыхом. Одну отличницу из параллельного класса свезли в дурдом: психастения и нервное истощение.
Экзамены, и белые платья и прически девочек, и выпивка с учителями в кабинетах, и сноп роз классной, и ночь по городу — это у всех свое.
Но есть варианты.
Наша любимая классная, по литературе и русскому, после Ленинградского университета, жила на окраине в домике с садиком. К рассвету класс распадался, расходился, и только шестеро самых догуляли с ней до дому, провожая.
Солнце вставало сквозь яблони в саду. На вкопанный столик наша Кира Михайловна поставила бутылку вина и шесть бокалов. И седьмой, другой, себе. И разлила своей рукой, и сказала слова про жизнь и дорогу, и стекло звенело.
Мы покинули родительские дома и пошли жить.
Я знаю, что яблони не цветут в июне, а тот сад отчетливо видится в яблоневом цвету. Может, весна запоздала. Жизнь перетекает в прекрасное воспоминание, сад юности тает за горизонтом, в нем кружится яблоневый дым и звенят солнечные лучи: дорога летит в рассвет. Классно было!
