Эрик Сигал - История Оливера
— Не совсем владеет. Мы просто заключаем с ними эксклюзивные контракты. Это важный фактор наших операций. Мы называем это «гонконгский стиль».
— Что это такое?
— Люди. Или, как говорят в Штатах, рабочая сила. Американский рабочий получает в день больше, чем гонконгский рабочий в неделю. А другие даже еще меньше.
Другие — это кто?
— Молодежь, которая не может рассчитывать на зарплату взрослых.
Конечный результат — первоклассный товар в Нью-Йорке за минимальную долю американской или европейской цены.
— Понятно. Это просто замечательно.
Джону явно понравилось, что я сразу оценил преимущества «гонконгского стиля». Честно говоря, в туристических буклетах проблема рабочей силы не упоминалась, и я был рад пополнить запас своей информации.
— Например, — продолжал мистер Чан, — когда два человека претендуют на одно рабочее место, они могут согласиться поделить свою зарплату пополам. Таким образом, оба получают работу.
— Но ведь это значит, что каждый работает полный день, а получает только половину зарплаты, — сказал я.
— Они не жалуются, — сказал Джон и, взяв у официанта счет, добавил: — А теперь поедем за город?
— Нельзя ли осмотреть одну из фабрик?
— Конечно, можно, тем более, что в Гонконге их тридцать тысяч. От больших до совсем маленьких, — где работает только одна семья. Какую вы предпочитаете?
— Давайте совершим мини-тур по фабрикам Марси.
— О’кей, — сказал Джон.
Первую остановку мы сделали где-то на задворках района Коулун, которых вы не найдете ни на одной открытке с видами Гонконга. Перенаселенность. Грязь. Почти полное отсутствие солнечного света. Пробираясь сквозь толпы, заполонявшие узкие улочки, мы отчаянно сигналили.
— Станция номер один, — сказал Джон, поставив автомобиль в каком-то дворе. — Производство мужских рубашек.
Мы вошли в помещение.
И я внезапно очутился в XIX веке. В городе Фолл-Ривер, штат Массачусетс.
Это была потогонная мастерская.
Другого слова я не нахожу. Это была типичная потогонная мастерская.
Теснота, духота и кромешная тьма.
Склонившись над швейными машинками, несколько десятков женщин работали с судорожной скоростью.
Тишину нарушало лишь жужжание и постукиванье механизмов.
Точь-в-точь как на фабриках Амоса Барретта.
Торопливо примчавшийся мастер приветствовал Джона и заморского гостя. И мы начали экскурсию. Тут было на что посмотреть. Максимум достопримечательностей на минимуме пространства.
Мастер объяснял что-то по-китайски. Джон сказал, что он гордится высокой производительностью своих подопечных.
— Здесь шьют шикарные вещи, — сказал он. Потом остановился и показал на женскую фигуру, проворно засовывающую в машинку рукава мужской рубашки.
— Смотрите. Великолепный двойной шов. Высшее качество. В Штатах сегодня ничего подобного не найти.
Я посмотрел.
К сожалению, Джон выбрал неудачный пример.
— Сколько лет этой девочке? — спросил я.
— Четырнадцать, — отвечал мастер. Он явно понимал по-английски.
— Джон, — спокойно заметил я. — Это наглая ложь. Девочке не больше десяти.
— Четырнадцать, — как попугай твердил мастер. Джон его поддержал.
— Оливер, это законный минимум.
— Я не оспариваю закон. Я просто говорю, что этой девочке десять лет.
— Она имеет карточку, — сказал мастер. Он в достаточной степени владел английским.
— Покажите, — сказал я. Вежливо. Хотя и не добавил: пожалуйста. Джон безучастно следил за тем, как мастер попросил девочку показать ее удостоверение. Она в ужасе подняла на нас глаза. Господи, как мне объяснить ей, что никто не собирается ее выгонять.
— Вот, сэр.
Босс помахал у меня под носом карточкой. Она была без фотографии.
— Джон, — сказал я. — А где фото?
— До семнадцати лет фотография не требуется, — ответил он.
— Понятно, — сказал я.
Вид у Джона и мастера был такой, словно они только и ждут моего ухода.
— Другими словами, эта девочка пользуется удостоверением своей старшей сестры, — сказал я.
— Четырнадцать! — снова прокричал мастер. Он вернул девочке ее удостоверение. Облегченно вздохнув, она повернулась и заработала быстрее прежнего. Но на этот раз украдкой поглядывая на меня. Черт побери, как бы она не поранила себе руку!
— Велите ей успокоиться, — сказал я Джону.
Он что-то сказал девочке по-китайски, и она продолжала работать, больше не поднимая на меня глаз.
— Чай, пожалуйста, — сказал мастер, кланяясь и показывая на свою будку.
Джон видел, что провести меня им не удалось.
— Послушайте, — сказал он. — Она выполняет работу четырнадцатилетней.
— А сколько она получает? Вы же сами сказали, что молодежи платят половину.
— Оливер, — невозмутимо отозвался Джон. — Она ежедневно приносит домой десять долларов.
— Замечательно, — сказал я. И добавил: — Гонконгских. Это один американский доллар 80 центов. Верно?
Мастер протянул мне рубашку.
— Он хочет, чтобы вы оценили качество работы, — пояснил Джон.
— Великолепно. Этот двойной шов — высокий класс. У меня есть несколько таких рубашек.
Прихлебывая чай, я мысленно задавал себе вопрос: интересно, знает ли мисс Марси Нэш, живущая в Нью-Йорке, на расстоянии миллиона миль отсюда, как шьют первоклассные изделия, которыми она торгует?
— Пойдемте, — сказал я Джону.
Мне не хватало воздуха.
Я перевел разговор на погоду.
— Летом здесь, наверное, просто ужасно.
— Очень высокая влажность, — отозвался Джон.
Мы это уже проходили. Поэтому я знал, что ему ответить.
— Совсем как в августе в Нью-Йорке, да?
— Почти.
— Но женщины не снижают темп работы?
— Простите, я не понял.
— Я что-то не заметил там кондиционеров.
Джон глянул на меня.
— Здесь Азия, а не Калифорния, — сказал он. И мы поехали дальше.
— У вас в квартире есть кондиционер? — спросил я.
Джон Чан снова глянул на меня.
— Оливер, — ровным голосом произнес он. — Здесь на Востоке у рабочих другие взгляды.
— Правда?
— Да.
— Однако не думаете ли вы, что даже здесь, на Востоке, рабочий хочет заработать себе на жизнь?
Джон ничего не ответил.
— Значит, вы согласны, что на один доллар 80 центов прожить невозможно? — продолжал я.
Я понимал, что мысленно он давно уже меня прикончил.
— Здесь люди работают больше, — вполне справедливо констатировал он. — Наши женщины не читают модных журналов в салонах красоты.
Я почувствовал, что Джон Чан создал в своем воображении образ моей матушки, лениво развалившейся под феном.
