Евгений Богданов - Високосный год: Повести
— А, Елизавета Михайловна! — обрадовался он. — Проведать старика захотелось? Чайку хотите?
— Спасибо, пила дома. Как живете, каковы дела?
— Да что дела… Их почти и нет. Посетителей мало, сижу вот, коротаю время.
— Что читаете?
— Ирвинг Стоун, «Муки и радости». О знаменитом итальянском ваятеле Микеланджело… Скажите, зачем им понадобилось сжигать хорошие вещи?
— Кому? Какие вещи?
— А вот послушайте: «Они побросали в костер духи, зеркала, рулоны французских шелков, шкатулки с бисером, серьгами, браслетами…» И дальше: «Поверх этой огромной груды — книги, переплетенные в кожу манус… манус-крипты, сотни рисунков, картин, все произведения античной культуры… Потом Савонарола… Савонарола поджег все это факелом»…
— Обычные деяния религиозных фанатиков.
Чикин задумался, положив на развернутую книгу небольшую темную жилистую ладонь.
— Еремей Кузьмич, — попросила Лиза. — Я хочу взять что-нибудь почитать.
— Берите! — Чикин широким жестом указал на книги. — Пожалуйста.
Лиза долго перебирала тома и взяла «Жерминаль» Золя.
Тревога ее не оставляла…
4Календарь сельскохозяйственных работ. Как часто академически точная, разработанная наукой, строгая обоснованность его расчетов и ограничений во времени приходила в противоречие с нечерноземной действительностью! Об этом Лисицын вспоминал, как только в его хозяйстве случались досадные накладки. В идеале в рамки календаря должны последовательно вписываться все работы в определенные сроки. Как говорится: «Пора да время дороже золота». Иначе может случиться, как, например, при молевом сплаве на реке. Застрянет бревешко на отмели, на коряге или на перекате, к нему приткнется другое, третье, и вот уже неподвижные бревна лежат плитой, загромождая всю реку от берега до берега. Разбирай потом этот залом…
В нынешнем году так и получилось: сенокос затянулся, уборку хлебов начали поздновато, а картофельная страда захватила пору зяблевой вспашки. Одно наслаивалось на другое. Полеводческие бригады лихорадило, механизаторы не знали ни сна, ни отдыха, район требовал темпов, Лисицын нервничал. А всему виной скверное, пасмурное лето…
Начало октября было ясным и холодно-прозрачным, с пронизывающим сиверком. У женщин и школьников, срезавших с гряд капустные кочаны, зябли руки, впору было надевать перчатки. Но главное — сухо. Поднатужились, приналегли на «незавершенку» — и положение стало выправляться.
Степан Артемьевич высказал на совещании животноводов свои соображения по научно обоснованным нормам кормления. Его предложение вначале не вызвало желанного энтузиазма. Зоотехники и управляющие отделениями только многозначительно переглядывались. Яшина осторожно сказала:
— Научно обоснованные нормы — дело необходимое. Но, Степан Артемьевич, качество сена у нас не ахти. Лето было плохое, травы не набрали ни роста, ни питательных веществ…
— Дай бог прокормить скот зимой, — сказал управляющий Борковским отделением. — Где уж тут считать белки да каротины…
— Я смотрю на вас, товарищи, и удивляюсь, — напористо и несколько раздраженно продолжал Лисицын. — Всё работаете по старинке! Когда будем жить по-современному? Скот хороший, а удои низкие. И главная причина именно в неграмотном ведении хозяйства.
Кажется, он убедил подчиненных. Решили создать лабораторию для определения качества кормов и внести поправки в составленные рационы.
— Но имейте в виду, Степан Артемьевич, — предостерегла все же Яшина, — что, если все делать по науке, сена и силоса не хватит. Заранее надо изыскивать пути для пополнения запаса кормов. Как бы весной не оказаться на мели. «Опять проблема, — подумал Лисицын. — Сколько их еще будет, этих проблем?»
Потом он собрал механизаторов с Челпановым во главе и изложил им свои планы о выделении кормопроизводства в самостоятельную отрасль. Тут возражений не было, были только вопросы — когда и каким образом? Степан Артемьевич все представлял себе довольно отчетливо, он долго думал над этим и делился своими мыслями с подчиненными увлеченно и даже с азартом.
— Уже в будущем году начнем работать по-новому, Так себя и настраивайте, — заключил он.
Трактористы допахивали последние клинья зяби. Степан Артемьевич поехал с парторгом посмотреть, что там и как. Где-то в глубине души Лисицын не очень верил внешне благополучным сводкам.
Опять директорский газик бегал из конца в конец совхозных угодий. Мелькали стога сена на лугах, соломенные скирды в поле, леса и перелески, деревеньки и фермы.
Новинцев поглядывал по сторонам.
— А снега все еще нет, — сказал он неожиданно.
— Вот тебе на! — воскликнул Лисицын. — Ты ждешь этот подарок с небес? Ты уже махнул рукой на нашу незавершенку?
— Я интересуюсь, всегда ли явления природы совпадают с календарем. Вчера был покров.
Шофер Сергей поглядел на них через плечо:
— Выпадет снег ночью, вот увидите. Я утром встретил Чикина: идет скрюченный, на батожок опирается. Верная примета — быть снегу.
— А мелиораторы еще не закончили работу. Поздно приехали, — Лисицын тоже уныло глянул в оконце.
— Это плохо, — согласился парторг. — Хотя погода для них, пожалуй, большой роли не играет.
— Как не играет? Кому интересно мерзнуть на болоте! Ну, ледок накинет — еще так-сяк. А если снег? Прекратят корчевку. Надо съездить к ним.
— Давай съездим.
По обочине полевой дороги потянулись плотные заросли шиповника с продолговатыми и круглыми красными ягодами. Листья с кустов почти все облетели, и голые ветки были словно унизаны бусинками. Стайка чечеток вспорхнула, вспугнутая шумом мотора, и, трепыхая крыльями, улетела в сторону. Кустарник кончился, и перед ними раскинулась пашня. По ней двигался трактор с плугом.
— Стоп! — сказал Лисицын.
Сергей сбросил скорость, нажал на тормоз. Лисицын и Новинцев вылезли из машины. Трактор приблизился к ним и остановился. Рудаков, муж прохоровской доярки, рослый, широкоплечий, в ватнике и сапогах, подошел к ним. Следом подошел и прицепщик — пожилой сухонький мужичок в брезентовом дождевике.
— Много ли осталось пахать? — спросил Лисицын.
— Это поле кончаю. Еще на пару дней работы на Плёсе, километра два вверх по реке, — ответил Рудаков.
— Так, — Степан Артемьевич пошел на пашню. Влажные, тяжелые пласты суглинка почти не осыпались под ногами. Директор склонился над бороздой, прикинул на глаз глубину и хотел похвалить Рудакова, но воздержался. «Надо посмотреть, как он заделывает угол». Конец загона был близко, Лисицын пошел туда и увидел, что никакого угла не было, борозда делала плавный, дугообразный поворот. «Трудно ли спрямить угол? — подумал Степан Артемьевич. — Пожалуй, кусты мешают развернуться, но попытаюсь».
— Давно я не водил трактор, — сказал он Рудакову. — Попробовать разве?
— Пожалуйста, — ответил тракторист. — Вы здесь полный хозяин, да и трактор водите не хуже любого из нас…
— Все мы тут хозяева, — сухо отозвался Лисицын и направился к трактору. Прицепщик пошел за ним. — Попробуем спрямить угол, — сказал ему Степан Артемьевич.
Степан Артемьевич повел трактор в конец загона, там притормозил, высунулся из кабины и, примерившись, вломился в кусты, обступившие пашню. Резко развернулся и стал запахивать рудаковскую «дугу», вырезая плугом прямой угол.
Рудаков издали смотрел с настороженным любопытством. Сергей, открыв дверку газика, воскликнул:
— Ну дает директор!
Выйдя на очередной загон, Лисицын остановил агрегат и неторопливо вернулся к машине.
— Валяй, теперь борозда прямая, легче! — сказал он Рудакову с откровенной иронией.
Тракторист смутился, покраснел.
— Кусты мешают, — ответил он. — Это вам разок в охотку, а мне этих углов за глаза хватает.
— Все равно, ведь можно же спрямлять их!
— Можно, если постараться.
— А кто будет стараться — дядя? — ровным голосом продолжал Лисицын, но тракторист чувствовал, что он злится. — Если на каждом поле будем оставлять закругления — сколько пашни потеряем? Понимаешь?
— Да, понимаю, — Рудаков чувствовал себя неловко. — Признаю свою ошибку.
— Это не ошибка. Это вина, — жестко сказал Лисицын.
— Винюсь, — примирительно рассмеялся Рудаков. — А повинную голову, Степан Артемьевич, меч не сечет. Буду вырезать углы по всем правилам.
— Посмотрим, — сказал Лисицын и стал садиться в машину.
Тракторист закурил и пошел к агрегату, попыхивая из-за плеча табачным дымком. Прицепщик, идя следом, несколько раз оглянулся.
В машину быстро сел и Новинцев. Лисицын сказал Сергею:
— Поехали к мелиораторам!
Машина мчалась среди пустынных полей. Свистел холодный встречный ветер, хлопал ослабевшим, выгоревшим, промытым дождями парусиновым тентом. Сергей уверенно крутил баранку, перемотанную синей пластиковой лентой.
