Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
Ничего не происходило.
Хотя нет, кое-что, конечно, было. Отец прислал мне очередное письмо, которое я выбросила не читая. Позвонила мама, сказав, что просто хочет узнать, как у меня дела, рассказала о новой выставке, к которой она готовится, а потом, как бы между прочим, спросила:
— У вас с отцом какие-то проблемы?
— Нет, — спокойно ответила я. — А почему ты спрашиваешь?
— Я заметила, что каждый раз, когда я упоминаю о нем в разговоре, ты как-то затихаешь, становишься грустной. А если я пытаюсь выяснить у него, в чем дело, он замыкается в себе. Так что давай, Ханна, выкладывай. Из-за чего сыр-бор?
Меня удивило, насколько спокойно и даже хладнокровно я отнеслась к ее расспросам.
— Нет никакого сыр-бора.
— Тогда в чем проблема?
— И проблемы нет.
— Ты бессовестная лгунья.
— Послушай, мне пора идти…
— Ханна, хватит играть…
— Я не играю, и ты это знаешь.
— Я хочу получить ответ на свой вопрос.
— А мне нечего тебе ответить. До свидания.
В тот день она звонила еще три раза. Но я стояла на своем, отказываясь от объяснений. Потому что уже решила для себя: раз у меня не получается добиться маминого одобрения, бесполезно даже стремиться к этому. И теперь, когда я больше не искала любви матери, она потеряла всякую власть надо мной.
— Ты скажешь мне, что происходит, — крикнула она в трубку.
— Нечего ни говорить, ни рассказывать.
Я повесила трубку и не подходила к телефону, который в течение часа звонил не переставая.
Но, разумеется, говорить было о чем, и меня распирало от желания поделиться с кем-то своим секретом. И поэтому, когда на следующий день позвонила Марджи, я выслушала ее колоритный нескончаемый монолог («Сижу тут за этим идиотским столом, в этом идиотском офисе, занимаюсь совершенно идиотской работой и думаю, что там делает моя лучшая подруга, с которой я уже месяц, наверное, не общалась») и сказала:
— Послушай, я не могу сейчас говорить…
— Что такое?
— Ну, просто мне сейчас неудобно. Как насчет завтра? Часа в четыре тебе можно позвонить?
— Конечно…
— Тогда будь на месте в четыре и жди моего звонка.
Попрощавшись с Марджи, я сразу позвонила Бэбс и спросила, можно ли завтра оставить у нее Джеффа до половины седьмого вечера, поскольку я собираюсь в Портленд за покупками. В тот же вечер, за ужином, я рассказала Дэну, что узнала про шикарный итальянский гастроном в Портленде и хочу завтра съездить туда после обеда.
— Там что, можно купить настоящий пармезан? — спросил он.
— Во всяком случае, в «Пресс геральд» пишут, что можно.
— Что ж, это стоит того, чтобы туда съездить.
На следующий день я ушла с работы на час раньше и в начале третьего уже была в Портленде. Я отыскала итальянскую продуктовую лавку и спустила почти тридцать долларов на вино, сыр, пасту, неаполитанские консервированные томаты, чеснок, хлеб, печенье «амаретто», настоящий эспрессо и мини-кофеварку на две чашки. Все это удовольствие обошлось в стоимость недельной продовольственной корзины, но меня это не испугало. Хозяин лавки настоял на том, чтобы угостить меня своим фирменным сэндвичем с сыром проволоне, который я запила приличной порцией «Кьянти» «за счет заведения». У меня еще слегка кружилась голова, когда я зашла на переговорный пункт центрального почтамта Портленда и заказала у дежурного оператора межстанционный вызов в Нью-Йорк.
— Четвертая кабинка, — сообщила мне телефонистка.
Я зашла в кабинку. Села на жесткий деревянный стул возле маленького столика, на котором стоял старый телефонный аппарат. Через мгновение он зазвонил.
— Идет соединение, — раздался голос оператора.
Прозвучал вызывной тональный сигнал, потом в трубке щелкнуло, и оператор покинул линию. Марджи ответила после второго гудка:
— Ханна?
— Откуда ты узнала, что это я?
— Сейчас четыре часа, и я вот уже сутки сама не своя от любопытства, гадаю, что там у тебя стряслось.
— Много чего.
— А именно?
— А именно вот что: я звоню тебе с почтамта Портленда, штат Мэн, поскольку опасаюсь, что Большой брат может прослушивать мой домашний телефон.
Мой рассказ со всеми подробностями занял минут двадцать, и я, должно быть, преподнесла его увлекательно, потому что Марджи, вечно всех перебивающая, за все это время не проронила ни слова.
Когда я закончила, на линии воцарилось долгое молчание.
— Ты еще здесь? — спросила я.
— О да, я здесь, — сказала Марджи.
— Извини, если утомила тебя.
— Да ты что! Это такой драйв!
— Ну и что мне теперь делать?
Долгая пауза. Потом она сказала:
— Ничего.
— Ничего?
— А делать и нечего. Он уехал. Федералы не сидят у тебя на хвосте. Твой муж ничего не знает, и я сомневаюсь, что малыш Билли рискнет потерять друга в твоем лице, а уж твой отец точно будет держать рот на замке… и, кстати, тебе ведь придется простить его, но, думаю, ты и сама это знаешь… так что…
Снова пауза.
— Считай, что ты легко отделалась, — сказала Марджи.
— Думаешь? — удивленно спросила я.
— Ты тоже так думаешь.
— А как же последствия?
— Если по горячим следам ничего не было, то никаких последствий и не будет, кроме тех, что ты сама для себя придумаешь.
— О чем я и говорю. Как мне жить с этим?
— Отвечу: просто жить.
— Не знаю, возможно ли это.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь, сможешь ли простить себя?
— Я не могу себя простить, — сказала я.
— Ты должна это сделать.
— Почему?
— Потому что ты не совершила никакого преступления…
— Нет, совершила.
— Проступок, Ханна. Но не преступление. Будет тебе, дорогая. Тебя просто занесло в любовной лихорадке, а потом этот сукин сын не оставил тебе выбора, кроме как сделать то, что ему нужно. По-моему, единственное твое преступление в том, что ты такой же человек, со своими слабостями, как и все мы.
— Как бы я хотела думать так же.
— Так и будет.
— Откуда в тебе эта уверенность?
— Потому что в жизни так и происходит. У тебя есть тайна. Сейчас она кажется тебе страшной. Но со временем она станет маленьким секретом, о котором будешь знать только ты. Обещаю, вскоре тебе даже не захочется вспоминать о нем. Потому что он, этот секрет, уже не будет таким важным. И еще потому, что, кроме тебя и меня, никто не узнает о существовании этого секрета. А сейчас, дорогая, меня вызывают на тупейшую конференцию. Так что…
Мы закончили разговор, пообещав друг другу созвониться через неделю. Я повесила трубку. Вышла из кабинки и расплатилась с телефонисткой. Потом выскочила на улицу, села в машину и поехала обратно в Пелхэм, думая: ничто не проходит бесследно. Во всяком случае, для тех, у кого есть совесть.
Я не торопилась домой, оттягивая момент своего возвращения. Когда я наконец въехала в город — около семи вечера, — Дэн уже был дома с Джеффом. Мой сын поднял голову, когда я зашла в квартиру, потом снова вернулся к своим деревянным кубикам. Муж поцеловал меня в макушку, заглянул в пакеты с итальянской провизией и сказал:
— Выглядит довольно аппетитно. Купила пармезан?
Я кивнула и начала распаковывать пакеты. Чек выпал вместе с упаковкой пасты. Дэн схватил его и громко присвистнул, когда увидел цену:
— Боже, это же безумно дорого!
— А ты не думаешь, что мы заслуживаем того, чтобы время от времени баловать себя? — сказала я.
Хотя я произнесла это без всякой задней мысли, что-то в моем голосе заставило Дэна сменить тон.
— Ты права. Баловать себя — это хорошо. И кстати, что у нас на ужин?
Я сказала, что приготовлю настоящую итальянскую лазанью.
— Здорово, — сказал он. — Откроем бутылочку «Кьянти», что ты купила?
Я кивнула в знак одобрения. Пока Дэн искал штопор, я устремила взгляд на своего красивого сына и подумала о том пакте который заключила с собой. Я знала, что если бы не было Джеффри, то и меня бы здесь не было.
Дэн обернулся и, должно быть, заметил мою задумчивость потому что спросил:
— Ты в порядке?
Все имеет свою цену.
Я улыбнулась. Поцеловала мужа. И сказала:
— Все просто замечательно.
Часть вторая
2003 год
Глава первая
Как только я села в машину, повалил густой снег. Только в Мэне можно увидеть снегопад в начале апреля. Будучи уроженкой Новой Англии, я всегда любила наши суровые новоанглийские зимы. Однако в последнее время, когда климат стал вести себя не-предсказуемо, случалось и такое, что за всю зиму мы не видели ни одной снежинки. Впрочем, в этом году в начале января бывало и до минус пятнадцати, и даже сейчас, когда не за горами Пасха, зима не спешила отступать. Снегопады частенько навещали нас.
