Дуглас Кеннеди - Испытание правдой
Мой джип, как всегда, завелся с полуоборота, и я еще не успела выехать с парковки, как в салон хлынул теплый воздух. Джип был подарком мне на пятидесятилетие. А на днях Дэн предложил поменять его на новую модель или подобрать другой внедорожник. Я решительно отказалась. Конечно, нехорошо, что я мотаюсь по Портленду на столь громоздком автомобиле (хотя в такие снежные бури, как сегодня, он просто незаменим). Но идея вышвырнуть еще десять тысяч на новый джип «чероки», в то время как мой еще так славно ездит, кажется мне абсурдной.
Дэн, напротив, считал плевым делом каждые два года менять свои «лексусы».
— Мы можем себе это позволить, — мягко напоминает он мне, когда я закатываю скандал по этому поводу.
Включив радио, я настроилась на волну Эн-пи-ар[45]. Шла прямая трансляция концерта Бостонского симфонического оркестра — Ливайн дирижировал Второй симфонией Сибелиуса: идеальная музыка для темного зимнего вечера.
Из даунтауна Портленда я выбиралась через квартал офисных зданий 1930-х годов постройки; они много лет простояли заброшенными, и их даже планировали к сносу. Но это было еще до начала большого бума середины девяностых, когда Южный Мэн всколыхнулся от наплыва энергичных молодых профессионалов, покинувших крупные города высшего дивизиона. И каждый раз, когда в журнале «Город и провинция» появлялась заметка о том, что Портленд — один из самых уютных городов для жизни, цены на местную недвижимость подскакивали еще на десять процентов. Вот почему эти некогда пустующие офисные здания превратились в модные нынче лофты стоимостью до полумиллиона долларов за 1600 квадратных метров… в то время как наш собственный дом в Фалмуте…
Впрочем, довольно, я уже устала от этой темы. Сегодня в Портленде, к кому ни придешь на обед, за столом только и делают, что обсуждают недвижимость. В этом смысле нам удалось догнать другие города страны. Но я часто задумываюсь вот над чем: почему мы стали тратить столько времени на разговоры о собственности, которой владеем, и собственности, о которой мечтаем?
Фалмут Форсайд — городок, где мы теперь живем, — всего в пяти минутах езды от центра Портленда. Медицинский центр Мэна — лучший госпиталь штата, где трудится Дэн, — раскинулся на склоне холма на полпути между городом и нашим домом. Дэну недалеко добираться на работу, и он доволен.
Я как раз подъезжала к повороту на Фалмут Форсайд, когда зазвонил мой сотовый.
— Ханна, это Шейла Платт.
— Привет, — сказала я, стараясь придать голосу энтузиазма.
Шейла была давним членом читательской группы, куда входила и я. Поначалу мы были просто кружком любителей книги. А несколько месяцев назад я предложила ввести элемент театральной постановки в наши литературные чтения — так мы могли читать книги вслух, по сути исполняя роли персонажей. Что примечательно, в Портленде было много таких кружков, и я убедила женщин из «нашего союза» попробовать расширить репертуар постановок, выйдя за рамки «Гордости и предубеждения»[46]. Как раз сегодня мы читали первые два акта пьесы «Мера за меру», и, как обычно, наши дискуссии после прочтения свелись к яростному спору между Шейлой Платт и ее hete noire[47], Алисой Армстронг.
Алиса преподавала живопись в местном профессиональном колледже, была разведена и до смешного переживала по этому поводу. Ее муж — тоже преподаватель живописи — ушел от нее к очень успешной даме, юристу крупной корпорации, которая помогла ему выжать из Алисы последние соки в бракоразводном процессе («Я так разозлилась на этого подонка, что согласилась на все его унизительные условия, просто чтобы показать ему, что он мне больше не нужен. Знаешь, гордость всегда обходится по самой высокой цене»). Алиса была очень умной и очень невезучей — талантливый иллюстратор, она не могла найти в Мэне достойного применения своим способностям, поэтому ей пришлось довольствоваться скромной должностью учительницы, чтобы прокормить двоих детей. Она неплохо разбиралась в политике, была остра на язык и вообще проказница, поэтому мне следовало дважды подумать, прежде чем отдать ей на прочтение одну из самых проблемных пьес Шекспира. Мало того что «Мера за меру» изобилует этическими сложностями — эта пьеса заставляет задуматься о взаимосвязи политической и сексуальной власти, не говоря уже о том, что обнажает хрупкую грань между религиозной набожностью и лицемерием. А если еще учесть, что Шейла была пылкой христианкой и не скрывала своего восхищения нашим нынешним Главнокомандующим вооруженными силами, в то время как Алиса слыла «радикальной атеисткой» (так окрестила ее Шейла), пьеса просто не могла не заставить их схлестнуться… к чему, собственно, и стремилась Алиса, как я догадывалась.
— Пьеса сплошь про лицемерие, — сказала я в самом начале нашей дискуссии. — Пуританское лицемерие.
— Когда ты говоришь о лицемерии, — встряла Алиса, — ты имеешь в виду ханжество или обман?
— Наверное, и то, и другое. Анджело — персонаж, чьи строгие моральные принципы вступают в противоречие с человеческой потребностью в сексе.
— Но эта потребность в сексе — не что иное, как жажда любви, — сказала Шейла Платт.
— Нет, это вопрос исключительно секса и власти, — возразила я.
— Но, Ханна, он же говорит ей, что любит, — не унималась Шейла.
— А по мне, — вмешалась Алиса, — Анджело — типичный политик мужского пола, повернутый на власти, просто разыгрывает христианскую карту, морализирует по поводу чужих слабостей и при этом, пользуясь своим положением, пытается склонить монашку к тому, чтобы переспать с ним. Но что делает пьесу особенно актуальной, так это то, что еще Шекспир понял: именно лицемерные моралисты обычно оказываются самыми нечистоплотными в смысле нравственности типами. Взять хотя бы этого лицемера Ньюта Гингрича[48]. Называл Клинтона величайшим грешником после всей этой глупой истории с Левински, а сам в это время крутил роман на стороне…
— Разница в том, — сказала Шейла, — что мистер Гингрич не был президентом…
— Да, он был всего лишь спикером палаты представителей, — съязвила Алиса.
— …и он не лгал под присягой, — ввернула Шейла.
— Нет, он просто лгал своей жене, одновременно пытаясь свалить своего политического оппонента, чей проступок — невинная сексуальная шалость в сравнении с тем грехом, что совершил он сам.
— О, умоляю. — Шейла явно начинала злиться. — Ты ведь не станешь утверждать, что воспользоваться практиканткой…
— Ей уже исполнился двадцать один год, так что она была вполне взрослой женщиной. И да, я не считаю, что минет — это то же самое, что уход от жены…
Было слышно, как Шейла и еще несколько женщин ахнули.
— Мы что, намерены продолжать этот отвратительный спор? — спросила Шейла.
— Давайте вернемся к пьесе… — предложила я.
Мне совсем не хотелось изображать из себя учительницу. Но хотя мне всегда приходилось выступать в роли миротворца в этих конфликтах, я втайне восхищалась смелостью Алисы, которая не стремилась держать свое мнение при себе. Напротив, она шла на открытую конфронтацию с Шейлой, поскольку (как призналась мне Алиса) Шейла олицетворяла собой все, что она презирала в Америке Джорджа У. Буша. Точно так же Шейла однажды сказала мне, что для нее Алиса — просто «старая хиппи».
Однако сегодня вечером их словесный спарринг больше напоминал бой «до последней капли крови»: каждая сторона надеялась, что очередная обличительная реплика добьет соперницу и вынудит ее покинуть читательскую группу.
— Тебе сейчас удобно говорить? — спросила Шейла.
Если честно, меня никогда не тянуло к разговорам с Шейлой Платт. Она раздражала меня. Мне не нравился ее плаксивый, тихий голос, так же как и ее притворные заверения в том, что она пытается «найти хорошее в каждом человеке» (притом что сама была из тех ультраконсерваторов, которые ратовали за возвращение смертной казни в Мэне и запрет на гей-браки). В городе ее знали и как самую злостную сплетницу, любительницу копаться в чужом грязном белье, сохраняя при этом на лице чинно-благостную улыбку.
Я действительно терпеть ее не могла, хотя и тщательно скрывала свои истинные чувства. Прожив тридцать лет в Мэне, я научилась держать язык за зубами.
Тебе сейчас удобно говорить?
— Да, вполне, — сказала я.
— Я хотела перекинуться с тобой парой слов после сегодняшнего собрания, но видела, что ты увлечена разговором с мисс Армстронг.
Она злорадно выделила мисс. Я уже собиралась высказаться насчет того, как мы были увлечены разговором, но решила не связываться.
— Так о чем ты хотела поговорить, Шейла?
— Я просто хотела поставить тебя в известность, что я собираюсь провести тайное голосование в группе, чтобы посмотреть, все ли относятся к Алисе Армстронг так же, как и я.
