Алексей Козырев - Трансплантация (сборник)
В маленьком зале суда было душно и тоже пахло потом и штукатуркой. Чувствуя, что чтение пухлой папки подходит к концу, судья несколько оживилась. Голос её окреп, и Ветров снова стал разбирать речь:
— Как показал сержант милиции Михайлов, он и ещё двое сотрудников милиции на машине патрульно-постовой службы около двух часов ночи обратили внимание на автомобиль «Москвич», который буксировал «мерседес» белого цвета. При проведённом досмотре в багажнике и на заднем сиденье «мерседеса» были обнаружены семь трупов, завёрнутых в полиэтилен. Находящиеся в автомашинах Саркисян и братья Смирновы были задержаны. Сопротивления они не оказали. На месте задержания Саркисян дал показания о произошедшем и назвал адрес офиса, где произошли убийства.
Вызванным нарядом милиции в офисе были задержаны Ветров и Бойко, которые мыли пол и стены кладовой, пытаясь скрыть улики совершённого преступления.
Во внутреннем дворике суда загрохотал компрессор. В окно было видно, как рабочие отбойными молотками вскрывали асфальт. Судья не обратила на шум никакого внимания, вероятно, работы шли здесь давно и течению судебных процессов не мешали. Теперь её уже не слышал никто в зале заседания. Так продолжалось минут двадцать. И когда в её руках непрочитанными оставались лишь пара страниц приговора, компрессор, громко чихнув, затих. Рабочие, бросив грязные резиновые шланги, обступили компрессор, пытаясь понять, что с ним произошло.
— …На основании изложенного и руководствуясь статьями…УК РСФСР, судебная коллегия приговорила, — всё тем же тихим и немного охрипшим голосом, так похожая на маму Ветрова судья зачитывала последний лист приговора…
Ветров, не отрываясь, смотрел на этот лист канцелярской с жёлтыми прожилками дешёвой бумаги. — На нём написана его судьба. И судьба Марины и Антона… Их нет в зале. Марину положили в больницу. Там ей спокойнее. Ведь скоро роды. А с кем же сейчас Антон? Неужели один? Ну почему судья так долго читает этот последний лист? Адвокат сказал, что всё должно быть нормально. Приговор — условный, а значит, его прямо сейчас отпустят. И он поедет к Антону. Какие добрые глаза у судьи. И как она похожа на его маму. Ну почему же так долго читается этот последний лист?..
Почему опять этот страшный, режущий слух скрип несмазанных петель закрывающейся стальной двери и гулкий щелчок замка. Почему он слышит их каждый день, возвращаясь в камеру с получасовой прогулки в узком каменном мешке с сеткой над головой. Из месяца в месяц, из года в год. Почему? Почему?
Так! Что-то случилось с компьютером. На экране высветилась надпись в синей рамке: недостаточно ресурсов памяти. Иссяк, значит, мой незлопамятный. На последнюю главу не хватило. Придётся место освобождать. Удалять файлы и программы, какие не жалко. Ладно. Нет худа без добра. Воспользуюсь предоставленным перерывом да в Москву позвоню. Узнаю, как там дела с нашими четырьмя бедолагами, коих мы к помилованию рекомендовали. Что-то уж больно долго ответа нет. Звоню. Чем этот московский чиновник хорош? Тем, что всегда на месте, всегда трубку берет.
— Так, секундочку, Козырев. Посмотрим. Значит, это у нас Санкт-Петербург. Ага, нашёл. Зря волнуешься — трое твоих на подписи у Президента. Как подпишет, позвоню. Ну, будь здоров.
— Подождите, а почему трое? Мы ведь на четверых подавали.
— А ты что думал, Козырев? Вы там нарешаете, а я всё это автоматом к Президенту потащу. Нет! Мы и свой аппаратный ресурс включать обязаны. Ваши ляпы подчищать. Вот, к примеру, с этим твоим, как его там? Ну, который восьмерых грохнул. Вы там все с похмелья заседали, что ли? Куда ж такого Президенту нести?
— Простите, но зачем же мы тогда комиссию проводили? Спорили, убеждали друг друга, переживали, ругались даже. Только одно это прошение несколько часов разбирали. А вы там, в Москве, раз — и ресурс включили. Даже дело как следует не прочитав. Там ведь не восемь, а семь убитых. Давайте тогда распустим комиссии. Вы и своими ресурсами управитесь.
— Чего ты кипятишься, Козырев? Одним больше грохнул, одним меньше. Велика разница! Нельзя таких миловать, и точка. Так что успокойся. У тебя как раз всё хорошо. Вот к другим регионам мы строже подошли. Там трёх, а кое-где и четырёх подсократили. А у тебя всего минус один, делов-то. Давай-ка лучше кое-какие данные по твоей комиссии сверим…
Снова «минус один». Опять он меня преследует. По пятам ходит да на горькие воспоминания наводит. Очень горькие…
Достаю с нижней полки книжного шкафа пожелтевший от времени скоросшиватель. Перелистываю тронутые годами странички. Они скреплены прочной нитью. Узелок бумажкой проклеен, на ней фиолетовая печать и подпись нотариуса.
«Устав товарищества с ограниченной ответственностью „Минус один“, — читаю на первой странице. — „Учредители: Алексей Козырев и Виктор Резников. 1992 год“».
Да, летит время. Более одиннадцати лет прошло. А начиналась эта история и того раньше. Но как будто вчера было…
Я бардовские песни люблю. Высоцкого, Окуджавы, Визбора, Городницкого. Знаком был с Клячкиным. Очень переживал, когда с ним эта нелепая трагедия случилась. Потом уже, намного позже, подружился с Юрой Кукиным.
Но это позже. А тогда, в семидесятых, старался не пропускать ни одного их концерта, искал пластинки, записывал на магнитофон. Иногда и сам пытался напевать. Вроде и получалось не слишком уж скверно, но здорово гитара подводила. Плохо я на ней играл. И вот как-то Женя Клячкин сжалился надо мной и записал свою самую популярную песню «Перевесь подальше ключи…». Не просто записал, а только гитару. Без голоса. Это у них «минус один» называется. А на гитаре, надо сказать, он превосходно играл. И получилось очень даже мило. Включаю магнитофон с Жениной гитарой и распеваю себе эти самые «ключи» под профессиональный аккомпанемент. Столько, сколько душе угодно.
Как-то друзья послушали, завидно им стало. Тоже дома попеть захотелось. Я не жадный. Запись эту «минус один» размножил и им кассеты презентовал. Пойте на здоровье. Потом можно даже конкурс устроить — кто из нас лучший исполнитель «Ключей». Наверное, сегодня, когда появились караоки с тысячами самых разных песен, мои те эксперименты наивными выглядят. А тогда это в новинку было. Говорили даже, мол, зря на патент не подал.
Вот эту самую идею о конкурсе где-то в начале девяностых я и рассказал Виктору Резникову. Не помню уж, как и когда мы с ним познакомились, но сдружились довольно крепко. Удивительный был композитор. Песни его и сейчас на слуху. Мелодичные, добрые, от сердца да от души идущие. И обязательно с небольшой грустиночкой. Она, грустиночка эта, всегда была и в его чёрных цыганских глазах. Пластинки тысячными тиражами расходились, телевидение, радио — везде Резников. В Америке ему торжественно «золотой диск» вручают, самую престижную в то время премию, а в Витиных глазах всё равно грусть.
Тогда не было разных там «Стань звездой» или других подобных шоу, и поэтому за идею мою Виктор ухватился сразу. Он человеком масштабным был, и посему решено было провести не какой-либо конкурс, а непременно всесоюзный. О жюри стал думать. Насколько помню, с Пугачёвой, Боярским успел договориться. Кассет магнитофонных тысяч тридцать по дешёвке раздобыли. На них мы и должны были сделать запись «Минус один». То есть музыкальное сопровождение самых в то время популярных песен. Естественно, без голоса. А уж голоса на эту самую кассету и должны были «наложить» все пожелавшие принять участие в конкурсе.
Художник очень хороший поработал. Лёня Росси. Правда, с такой фамилией, тем паче в Питере, плохим художником быть и нельзя. Драгоценный наш Карл Иванович может почивать спокойно. Не посрамил Лёня великое имя.
Он, кстати, и все книги мои иллюстрировал.
Помню, вместе разрабатывали обложку моего сентиментального детектива «Наваждение». Долго спорили, разные композиции обсуждали. События в этой книге происходят в Нью-Йорке и в Петербурге. Поэтому остановились на варианте, в котором два этих города как бы объединены в один. Кусочек набережной Фонтанки, дома с тёмными подворотнями да Троицкий собор соседствуют со стеклом и бетоном высотного Манхэттена. И, конечно же, на переднем плане, казалось бы вечные, символы Америки — братья-близнецы, небоскрёбы Всемирного торгового центра. И дабы оправдать отсутствие реального расстояния между этими, так далеко друг от друга стоящими городами, мы связали их траекториями двух скоростных лайнеров, проходящими сквозь тела небоскрёбов.
Книжка вышла из печати 11 сентября 1999 года. А ровно два года спустя, день в день, я в зале аэропорта «Пулково» ожидал посадку на рейс Санкт-Петербург — Нью-Йорк. Рядом, в соседнем кресле сидел пожилой, пухлый американец. В его руках был посадочный талон на тот же рейс.
Неожиданно он тронул меня за рукав:
