Алексей Козырев - Трансплантация (сборник)
Начальник закурил и пристально посмотрел на Ветрова. Прямо в глаза.
— Господи, ну откуда у людей такие глаза берутся? Здесь и окон-то нет, а у него прямо небо в глазах отражается. У Сашки такие же были…
Ветров одной рукой мял кепку, а другой крепко прижимал к груди маленький кожаный мешочек. Мешочек всегда ему помогал. Ведь в нём была прядь белокурых кудряшек его старшего сына. Это сейчас Антон, со слов Марины, потемнел немного, а первые его волосики были совсем светленькие.
Сердце Ветрова билось так громко, что он даже не услышал слов начальника. Только по губам понял.
— Ладно, Ветров, ни пуха ни пера.
— К чёрту, — прошептал он. — Я на всю жизнь ваш должник. На всю жизнь…
… запихнув документы в карман брюк, капитан Кузьмикин, не спеша, направился к мигающему маячками гаишному «форду».
— Ну и сволочь, — бросил ему вслед Ветров, посмотрел с тревогой на часы и резко нажал на газ.
Табличку с надписью «Репино» он проехал минут через пятнадцать, не больше. Свернул на просёлочную дорогу и, не доезжая нескольких метров до знакомого зелёного забора, остановил машину. Заглушив мотор, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. В наступившей тишине сердце стучало ещё громче.
Впервые за много лет Ветрову вдруг стало страшно. Совсем иные картины рисовало его воображение долгими бессонными ночами в душной камере. Там, на расстоянии, всё было проще: вот он подъезжает к калитке, нажимает несколько раз на клаксон, выходит из машины. Навстречу бежит улыбающаяся жена, виснут на шее счастливые сыновья…
Вон она, калитка! Та самая, которая грезилась ему столько раз. Совсем рядом! С десяток шагов! Но почему же еле идут ноги? За забором уже видны две маленькие мальчишеские фигурки. Сыновья. Его сыновья! Они играют со смешной лопоухой дворнягой, почти щенком.
— Наверняка Гришкой назвали. — Ветров дрожащими пальцами расстёгивает ворот рубашки, достаёт маленький кожаный мешочек и подносит его к губам.
Белая, с бестолковыми рыжими и чёрными пятнами дворняга беспрерывно носится между ребятами с палкой в зубах. Там, по ту сторону забора, все трое веселы, беззаботны и счастливы.
Надо окликнуть. Но почему он не может вымолвить ни слова? Почему?
Еле передвигая непослушные, внезапно отяжелевшие ноги, Ветров медленно приближается к забору. Останавливается в тени разросшегося куста сирени. Теперь сыновья совсем рядом. Кажется — протяни руку и сможешь их обнять, погладить мальчишеские вихры. Как же вырос Антон. Какие у него добрые голубые глаза. Очень похож на папу. А вот Димка, пожалуй, мамин сын: щупленький, подвижный, беззащитный какой-то.
— Как же они без меня? Надо набраться сил и подойти. Сделать эти самые трудные в жизни шаги. Но что я им скажу? «Здравствуйте, сыновья, я ваш отец. Вот на пару часов в гости заехал. Куда спешу? В тюрьму. За что? Да так, ерунда. За убийство… семерых. Ну, идите же быстрее к папе, я вас обниму…»
— Гришка, ко мне. — Голос Антона звонкий, тон требовательный.
— Сидеть. Отдай палку Димке. Вот молодец, Гришка! Умница, пёс. Димка, а теперь ты кидай ему палку. Ну, куда ты пошёл, Дим? Успеешь ещё на своём велосипеде накататься.
— Антоха, я только один кружочек, и всё, ладно? — И самый младший Ветров с открытым от восторга ртом проезжает рядом с отцом, едва не задев непослушным рулём калитку. Проезжает на новом красном велосипеде с большой серебристой фарой и двумя дополнительными маленькими колёсиками по бокам.
— Господи, ну зачем я им? Что я им скажу? — неожиданно вслух произносит Ветров.
Оборачиваются дети. И нет уже счастья, нет веселья. Испуганные, настороженные глаза смотрят на незнакомого с небритым заплаканным лицом мужчину в странной не по сезону одежде.
Гриша, стараясь сделать грозный вид, с истошным воплем, отдалённо напоминающим лай, кидается к калитке.
— Что там у вас случилось? — раздаётся с веранды встревоженный женский голос. Самый дорогой голос на свете…
Ветров очень медленно, как бы сомневаясь, поворачивается и, ссутулившись, покачиваясь из стороны в сторону на несгибаемых ногах, уходит прочь.
— Да ничего, мама. Всё в порядке. Просто алкаш какой-то, — доносится до Ветрова звонкий голос Антона.
Серая «Волга», дрожа всем кузовом в такт с потерявшими форму колёсами, несётся по Приморскому шоссе в сторону города.
Впереди появляются железобетонные конструкции развязки кольцевой дороги. Перед знаком-указателем гаишная иномарка. Поодаль от неё капитан Кузьмикин что-то объясняет водителю голубой «Лады». Увидев «Волгу», он сразу забывает о собеседнике и приветливо, как самому лучшему другу, машет рукой Ветрову.
Чуть подумав, Ветров резко принимает вправо и тормозит.
— Не п-ооо-нял, — вновь тянет своё «о» Кузьмикин. — Как нет денег? Ты это, Ветров, брось. Мы так не договаривались. Всё равно как-то вопрос надо решать, сам понимаешь. А чего велосипед-то не подарил? Не понравился сыну, что ли? Ну-ка дай посмотрю. Вроде ничего. Толику моему как раз впору будет. Тащи его в мой багажник. Вот, возвращаю тебе документики, и считай, Ветров, что ты легко отделался, — козырнув на прощание, Кузьмикин, не спеша, направился к голубой «Ладе» продолжать прерванный разговор.
— Подавись, Кузьмикин, был ты подонком, подонком и остался. — Ветров достаёт с заднего сиденья велосипед и с силой бросает его на асфальт вслед удаляющемуся гаишнику. Вдребезги разбивается серебристая фара, отлетает одно из боковых колёсиков и медленно катится через всё шоссе к другому его краю. Ветров садится за руль, и серая «Волга», взвизгнув резиной, срывается с места.
— А вот за подонка ты ответишь. Остановись, сука! Стой! Я приказываю!
Кузьмикин, не найдя полосатого жезла — символа всесильной гаишной власти (он остался на заднем сиденье «форда»), достаёт из кармана милицейское удостоверение и поднимает его над головой.
В запылённом зеркале старенькой «Волги» Кузьмикин напоминает арбитра с поднятой вверх красной карточкой. Он становится всё меньше и меньше.
— Две жёлтые и сразу — красная. Жизнь — это игра, и из неё тоже удаляют, — слышится откуда-то голос Никитина.
Сзади быстро приближается вой милицейской сирены. Времени у Ветрова нет. Теперь у него только одно место, где его ещё ждут. Это его колония, его камера и полковник Сенин, обмануть которого он не может. Шоссе свободно. Туман впервые за много лет рассеялся…
— Сволочь, — сквозь стиснутые побелевшие губы хрипит Ветров и вдавливает педаль газа в пол…
— Мама, хочу в «Макдоналдс», — вдруг начал канючить Димка, заёрзав на заднем сиденье.
— Ну что ж, поехали в «Макдоналдс», — со вздохом облегчения сказала Марина Николаевна.
— Но мы ведь собирались к папе, так нечестно, мама. — В голосе Антона сквозила обида.
— Да, да, лучше к папе, — заныл Димка. — К папе, к папе.
Стало ясно, что теперь его уже не переубедить.
Минут через пятнадцать Марина Николаевна внезапно остановила машину, прижав её к обочине. Рядом по обеим сторонам шоссе виднелся лес, и, кроме бетонных осветительных столбов да длинных корявых сосен, вокруг ничего не было.
— Ты чего, мам, машина сломалась, что ли? — спросил удивлённый Антон.
— Ура! Машина сломалась! — заорал довольный Димка.
Марина Николаевна вышла из машины, затем открыла правую дверцу, выпустила сыновей и медленно пошла вперёд. Дойдя до ближайшего гнутого и покореженного столба, она остановилась.
Ничего не понимая, ребята нехотя подошли к столбу.
— Мама, а почему цветочки на столбике? — ковыряя в носу, спросил Димка.
Антон с удивлением и нарастающей тревогой рассматривал прикрученный проволокой к столбу небольшой венок из алых, чуть увядших роз. К венку был прикреплён маленький кожаный мешочек. Очень знакомый мешочек.
— Мама, смотри, какие красивые стеклышки, красные и жёлтые. Я их возьму, ладно?
Димка стал собирать рассыпанные рядом со столбом осколки и укладывать их в карман своих новых джинсов.
Мимо пролетали спешащие в город автомобили. Некоторые, увидев стоящую на обочине старенькую «Ниву», немного сбавляли скорость, а затем, ревя моторами, вновь ускоряли ход и пропадали за ближайшим изгибом шоссе.
Несколько минут женщина и дети молча стояли у столба. Марина Николаевна, понурив поседевшую голову, изредка незаметно поглядывала на сыновей.
Димка был занят и увлечён. Он внимательно рассматривал красивые осколки и счастливо улыбался. Антон, повзрослевший и растерянный, не отрываясь, смотрел на коричневый кожаный мешочек.
— Знаешь, Димка, поехали-ка, и правда, лучше в «Макдоналдс». Там сегодня новые игрушки дарят, очень хорошие, — сказал он наконец тихим, печальным голосом.
И в его больших, удивительно отцовских глазах, отразилось небо.
Смерть дается не один раз
