Алексей Козырев - Трансплантация (сборник)
Звонок прозвенел почти сразу. По всей видимости, все было просчитано до мелочей и особенно раздумывать мужчине нужды не было. Конечно же, я мог бы прикрыть глазок, скажем, тем же баллонным ключом, который успел прихватить из «хонды», или хотя бы рулоном скотча, лежащим на расстоянии вытянутой руки на полке. Но я, плотно прижав палец к дверному глазку, громко спросил: «Кто?»
«А ведь это и есть тот самый главный мой вопрос», — успел подумать я, и в этот момент прозвучал выстрел. Громко вскрикнув, я всем телом грохнулся на пол, затем почти мгновенно неслышно поднялся, встал в полуметре от косяка двери, плотно прижался к стене и затих. Боли я практически не чувствовал, хотя часть фаланги моего пальца вместе с ногтем раскачивалась на кусочке кожи, и из разорванного пальца обильно лилась теплая кровь. Но это была левая рука. Правой же я крепко сжимал увесистый баллонный ключ. За дверью послышалось какое-то сопение, затем заскрежетал металлом мой особо секретный австрийский замок, повернулась по часовой стрелке ручка, и дверь резко и широко распахнулась. Незнакомец, стоя на пороге, с неподдельным удивлением смотрел на прорезиненный коврик рядом с дверью, на котором, как не трудно было догадаться, он искренне надеялся узреть мое бездыханное тело. Через пару секунд с тем же полным удивления взглядом Икс рухнул ничком как раз на тот самый коврик возле открытой двери, заодно придавив всей тяжестью синюю канистру с тонким носиком.
Так, теперь можно и осмотреться.
Прямо у меня под ногами валялась темно-серая кепка, чуть ближе к двери, у самой головы Икса, поблескивал вороненой сталью еще дымящийся пистолет неизвестной марки. По лбу хозяина пистолета стекала тонкая струйка почти черной крови. Был ли это результат действия «хондовского» баллонного ключа или это была кровь от моего указательного пальца, который начинал весьма сильно болеть, определить было трудно. Достав из кармана носовой платок, я, как сумел, перебинтовал кисть, стараясь покрепче зафиксировать фалангу с ногтем, затем занялся Иксом. Не без труда мне удалось усадить его на пол, прислонив к стене. Достав с полки рулончик скотча, я принялся бинтовать бесчувственное тело моего незваного гостя. Так, вспомнил, в аэропорту иногда пакуют багаж особо недоверчивых пассажиров. Но если там дефицита пленки обычно не бывает, то у меня в этом плане как раз возникли проблемы, скотча хватило только на нижнюю половину моего клиента. Зато ее удалось упаковать по высшему разряду. И хотя руки Икса остались без липучки, тем не менее, отойдя чуть в сторону и оценив свою работу, я остался ею вполне удовлетворен. Упаковщики Шереметьево-2 не справились бы лучше, но, самое главное, за клиента я теперь был абсолютно спокоен: не сбежит!
— Итак, пора разобраться, кто же вы, мистер Икс?
Лицо с очень тонкими, пожалуй, даже изысканными чертами. Бритая «под ноль» голова, густые ресницы и, прямо как у меня, через всю щеку заметный красноватый рубец. Такое впечатление, что и он в детстве тоже прыгал с крыши сарая и напоролся на торчавший из стены ржавый гвоздь. Вот уж напереживались тогда мои милые родители, папу валерьянкой всю ночь отпаивали… Впрочем, хватит отвлекаться. Посмотрим, что у него в карманах.
Осторожно, всячески оберегая перебинтованную платком руку, я извлек из карманов пиджака Икса все их содержимое и разложил прямо на полу возле синей канистры. Ключи от машины, зажигалка и прочая мелочь мало меня интересовали. А вот бумажник с документами — это другое дело. Но и с ним я решил разобраться позже — меня больше заботило здоровье моего клиента.
Только я успел подумать об этом, как его глаза открылись и довольно осознанно уставились на меня. Кстати, оказались они голубыми, под цвет левой фары «мерса».
— Привет подонку, — вежливо поздоровался я, на всякий случай взяв в здоровую руку пистолет. — Очухался?
Икс молчал, только голубые глаза настороженно разглядывали меня, иногда как бы случайно и как будто с полным безразличием оценивая, что делается вокруг. Одной рукой он утирал стекающую со лба кровь, ладонь другой руки упиралась в пол, удерживая тело в сидячем положении.
— Обстановка тебя волновать не должна, — успокоил я Икса. — Хреновая она для тебя. Но, обещаю, будет значительно хуже.
— Заткнись, быдло, не на того нарвался, — тихо прохрипел мужчина, — не запугаешь!
Да, я был прав: по телефону насчет сигнализации со мной разговаривал совсем другой человек. Этому до баса далеко будет.
— Грубить мне не надо, а вот верить придется. Сказал, хуже будет, значит, будет. И чтобы ты не сомневался в этом, я немедля и с удовольствием верну тебе должок!
Держа на вытянутой руке пистолет, я вплотную приблизился к гостю и поднес к его лицу перетянутую окровавленным платком левую кисть.
— Видишь, тварь? Твоя работа! Готовь пальчик. Боюсь, что будет немного бо-бо, но придется потерпеть. Я вот терплю.
С этими словами я нагнулся и, наставив пистолет на его распластанную на полу левую ладонь, почти в упор выстрелил. Надо отдать должное, перенес он это почти героически. Со стиснутыми от боли зубами, не закрывая голубых глаз, молча повалился на пол, прижав телом свою исковерканную руку.
— В расчете, — хладнокровно произнес я, не выпуская из руки пистолет. — Вот теперь мы с тобой говорить будем. А если не пожелаешь, сразу же недосчитаешься еще одного пальца, затем еще одного и так далее. Притом следующим будет не какой-нибудь там мизинец или безымянный, а двадцать первый. Хотя для тебя — выходит, что уже двадцатый. Я думаю, нет серьезных оснований мне не верить?
— У нас с тобой они теперь оба двадцатые, — незло произнес Икс. — О чем говорить хочешь?
— Вот и хорошо, это уже ближе к телу. Сам знаешь, о чем. Давай, начинай! Складно, подробно и по порядку. Многое, как понимаешь, мне и без тебя известно, так что врать тщательно не рекомендую. Уличу — пальчиками не отделаешься, сможешь разом со всеми своими долбаными родственничками попрощаться.
— Слушай, хватит меня размазывать. Хочешь стрелять — стреляй! Прощаться все равно не с кем. Разве что с тобой.
Кровь затекала ему в рот, он зло сплюнул мне под ноги и неожиданно миролюбивым тоном продолжил:
— Сегодня ведь тринадцатое? Да, точно, тринадцатое. Не сообразил. Мать родилась тринадцатого, вот всю жизнь со мной да с братаном старшим и мучилась. Он месяца до моратория не дотянул. Тоже, кстати, профессионал был. В начале девяностых к нам в очередь стояли, это теперь заказов — ты да еще один кандидат в жмурики. И всё! На целый месяц… Да, не надо было сегодня! Мать вот и умерла тринадцатого, и на тринадцатом участке Северного лежит.
Глаза его вновь засветились злостью, на сильно побледневшем лице выступила испарина, шрам выделился еще ярче.
Пока он изливал душу, я поднял с пола бумажник. Улов был неплох: паспорт, права, еще какие-то документы и пачка стодолларовых купюр.
— Слушай, как тебя там, Нестеров Вадим Петрович. Меня твоя уголовная семейка мало интересует. Давай по делу, — сказал я и, чтобы собеседник не расслаблялся, наставил дуло пистолета ему в пах.
— Хорош пугать, Заказанный! Я понимаю, ты прямо потеешь от желания услышать имя заказчика. Не услышишь! Не знаю я ни имени, ни фамилии, ни адреса! Ни даты рождения, ни размера обуви! Я вообще о нем ничего не знаю и в глаза его не видел. Всё! Доклад окончен. Можешь стрелять. Надоело. Дай лучше чем-нибудь руку перетянуть. А то за паркет обидно. Вон сколько натекло…
Пока он перевязывал шарфом начинавшую распухать руку, я осмысливал ситуацию. Похоже, он говорил правду. Ладно, все равно надо продолжать.
— Окончен? Как бы не так! Доклад только начался, — и я сильнее надавил в пах дулом пистолета.
— Ну не знаю, кто он! И всё тут. Позвонил мне с неделю назад. Голос у него такой басовитый, что ли. Назвал «чирик». Я согласился, цена неплохая. Следующим утром все инструкции, пистолет, мобильник и четыре тысячи аванса я забрал в ячейке на вокзале. Там же были ключи вон те, — кивнул вниз Нестеров, — и адрес, где «мерс» стоять будет. Грохнуть тебя я должен был здесь, затем ровно в семь дачу поджечь. Мобильник и пистолет выкинуть. Вот и все.
— А оставшиеся шесть тысяч? — уже теряя всякую надежду вычислить Икс-два, спросил я.
— Сегодня в восемь вечера он должен мне позвонить в машину, назвать номер ячейки камеры хранения.
— А если кинет?
— Кинет? Жди! Нас никогда не кидают, себе дороже. — В голосе Нестерова не было ни малейшего сомнения. — Курить хочется, и дверь прикрой, дует.
— Полагаю, в этой ситуации простуда для тебя — не самое страшное, — съязвил я, протягивая Нестерову сигарету и зажигалку. — Ну а если у тебя, допустим, что-то там со мной не срослось, если брачок получился, как сейчас, например?
— Мест здесь до кучи, откуда твою полыхающую дачку узреть можно. Я так понимаю, что Бас или кто-то из его капеллы к семи часам там и будет. Если дачка цела-целехонька останется, тогда, скорее всего, будут два последствия. Первое — я остаюсь без шести тысяч, что, безусловно, крайне обидно. Второе… Как я уяснил, очень ты кому-то мешаешь. Живым, в смысле… Поэтому тебя всё одно замочат. Вполне вероятно, уже при выезде отсюда. Что, сам понимаешь, не только не обидно, а очень даже славно будет!
