Щепа и судьба (СИ) - Софронов Вячеслав

Но больше всех не давала покоя скульптура Дмитрия Ивановича в гипсовом формате так это моим многочисленным друзьям, которые во время наших посиделок считали своим долгом поинтересоваться: почему это он (Менделеев) проявляет явное непочтение к хозяину дома по Большой Сибирской и сидит к нему спиной? Проще говоря — задом. Эти насмешки повторялись раз за разом, и поэтому вынужден был обещать, что вот найду время, соберусь с силами, найму кран и разверну гипсового химика лицом к своему родному дому. Шутки на этом заканчивались, но кто тогда знал, что судьбой мне будет уготовлено произвести эту самую манипуляцию в отношении памятника, причем не самостоятельно, не по собственному произволу, а по приказу высокого начальства.

…Началось все с того, что, поддавшись на уговоры друзей, согласился занять освободившуюся должность начальника дорожно-эксплуатационного предприятия, и таким образом в моем ведении оказалось все благоустройство родного Тобольска: начиная от уборки улиц, асфальтирования дорог и заканчивая вывозом мусора и прочих нечистот. Плюс установка на площади новогодней елки, намораживание ледовых переправ через Иртыш и захоронение неопознанных трупов. Всего в моем подчинении насчитывалось сто с небольшим человек, включая сторожей, кочегаров и одного кузнеца. Народ там подобрался разный: были и работяги, и беспробудные пьяницы, но дело свое выполняли исправно, и особых претензий к ним не было.

И вот в один из теплых, погожих, летних дней меня вдруг вызвал к себе председатель городского исполнительного комитета, как сейчас принято говорить «мэр» — Сергей Егорович Лебедкин. Был он человек авторитарный, возражений в свой адрес не терпел и строго спрашивал с нашего брата за все недоработки. Причем любил присыпать свою речь крепкими выражениями, которые не всем его подчиненным были по душе. Видно, годы начальственной службы наложили на него свой отпечаток, и он считал, что использование подобных оборотов придает больший вес его распоряжениям.

Когда я заявился в начальствующий кабинет, то глава города велел мне без всякого вступления:

«Даю тебе три дня, чтоб убрать памятник Менделееву».

Минутная пауза с моей стороны, примерно как в конце спектакля «Ревизор»…

«И куда его перенести?» — наконец робко поинтересовался я.

«А куда хочешь, можешь у себя между гаражей поставить», — услышал ответ, который меня еще больше озадачил.

Я попытался выяснить причину сноса уже прижившейся в городе скульптуры, на что получил простой ответ: город закупил более монументальный памятник из гранита, а эта «гипсовая фигня» давно устарела как морально, так и физически.

Поинтересовался у мэра насчет письменного распоряжения на этот счет, подозревая, что ревностные любители старины могут явиться ко мне с претензией по поводу необоснованного уничтожения памяти о нашем великом земляке. В ответ мэр лишь блеснул стеклами очков и грозно спросил: «Тебе одного моего слова мало? Будет тебе и бумага. А пока иди и занимайся моим поручением».

Я понял, спорить бесполезно, откажусь я — пригласят других, а как неисполнение приказа вышестоящего начальника отразится на мне лично, можно было только догадываться. Коротко говоря: начинай подыскивать себе другую работу…

Вернувшись к себе в контору, пригласил мастеров и сообщил им о первоочередном поручении городского начальства. На удивление все отнеслись к этому распоряжению спокойно, словно велено было убрать упавший поперек дороги столб или рухнувшее в грозу дерево. Видно, мало у кого гипсовая скульптура вызывала сострадание, потому как никаких вопросов на этот счет не последовало.

Собрали небольшую бригаду, отрядили технику и прямиком отправились к ничего не ведающему о своей участи монументу.

Поехал следом за ними, желая стать хотя бы свидетелем столь важного события. Меж тем один из рабочих, что был помоложе других, быстрехонько вскарабкался наверх монумента и сообщил, что наверху виднеются металлические крючья, с помощью которых когда-то поднимали собранную на земле скульптуру. За них-то и зацепили тросы крана.

Все надеялись, что скульптура отделится от бетонного постамента и мы благополучно переставим ее в пустой грузовик. Даже подготовили веревки для ее крепежа. Но при первом же рывке туловище великого химика вместе с креслом, на котором он восседал много лет, распалось пополам, оставив намертво вмонтированные в пьедестал нижнюю часть скульптуры и ножки кресла, на котором он многие годы спокойно восседал.

Все были обескуражены таким поворотом, но делать было нечего, и погрузили в кузов то, что удалось поднять краном. Гипсовые остатки легко сбили прихваченными с собой кувалдами, а вот бетонный куб не поддавался даже отбойным молоткам. Видно, была использована такая марка цемента, которая шла на строительство военных сооружений и мостов. За два часа работы мужикам с отбойниками удалось лишь только отколоть края постамента, и он принял вид пасхального кулича, не желая уступать нашей грубой силе.

Положение оказалось, как принято говорить в шахматах, патовым. Так оставлять изуродованный постамент было нельзя, а как с ним расправиться до конца, никому в голову не приходило. К тому же уже стемнело, поэтому все разъехались по домам, не зная, как поступить с обглоданной бетонной глыбой.

Вернувшись домой, полез в свою библиотеку и в одной книге нашел описание, как в старину добывали камень в горах. Там описывалось множество способов: и с помощью деревянных клиньев, и зубилами, и специальными приспособлениями, но нам подходил лишь один из всех…

…На другой день, собрав вчерашнюю бригаду, велел грузить лежавшие возле кузницы дрова и старые, резиновые покрышки. Мужики смотрели на меня с недоумением, не понимая, что я задумал. Прибыв к монументу, велел обложить привезенным горючий материалом стоявший на площади, словно кукиш, не желавший сдаваться монумент и поджечь сперва дрова, а потом покрышки.

Благо ближайшие здания находились на солидном расстоянии от нашего пожарища, но для подстраховки были вызваны две пожарные машины, стоявшие наготове. Уже через два с чем-то часа внутри бетонной глыбы началось потрескивание, но мы выждали еще какое-то время, а потом из брандспойтов пожарных машин на раскаленный куб обрушили потоки холодной воды. И он не выдержал. Раскололся на несколько частей, причем мелкие осколки ударили по окнам находящегося неподалеку Дома пионеров, а часть из них долетела до гостиницы «Сибирь», но особых разрушений не было. Своей цели мы добились: на месте несокрушимого монумента лежала груда осколков, большинство из которых скидали в кузов самосвала, а оставшиеся, неподъемные, бульдозером столкнули в устье Казачьего взвоза, чуть присыпав землей, где они покоятся и поныне.

Ни похвалы, ни грамоты мы за свое варварство не получили. Как ни странно, не было и претензии со стороны кого-либо из горожан. Такое было время, что все безоговорочно признавали любые действия властей. «Значит, так надо», — разводили все руками, когда речь заходила о снесенной скульптуре. И на этом точка.

Но зато, когда мэр в очередной раз приказал мне засыпать так называемый Поганый прудок, что находится поблизости от военкомата, то тут я воспротивился и пообещал очистить его и по возможности благоустроить. Рабочие прокопали из прудка небольшую канаву и аккуратно спустили воду в Банный лог. А весь мусор, что находился на дне, извлекли и вывезли на свалку. Самым большим предметом, который обнаружили затянутый илом, оказалась кабина от трактора «Беларусь», которую столкнул в водоем какой-то умник. Когда дно обезвоженного прудка подсохло, его разровняли и засыпали слоем песка. Канаву от водостока так же сровняли с землей. Уже на следующий год талые воды заполнили прудок чистой водой. Чуть позже вокруг него разместили скамейки, посадили деревья, и возник небольшой уютный оазис, возле которого всегда можно встретить прогуливающихся пенсионеров или мамаш с детскими колясками. Когда прохожу или проезжаю мимо него, невольно думается, что далеко не все распоряжения начальства следует беспрекословно выполнять.