Владимир Сорокин - Сахарный кремль
— В водичке плавать изволят-с, — передал Потап одежду опричника горбуну-платяному, а сам засеменил по мрамору, Комягу опережая. — Таперича по утрам уж месяца поболе, как батюшка наш сердечный, дай Бог ему здоровьица, снова водичку прохладную возлюбил!
«Плавает, толстомясый… — завистливо подумал Комяга, сумрачно выгибая бровь. — Тут вселенная рушится, земля трясется, а они-с в водичке плавают».
Двинулся Комяга вслед за дворецким по анфиладам, коваными сапогами по паркету наборному грохоча. Прошли одну залу, прошли другую, вниз спустились — и вот она, купальня: просторная, расписная, с волнами морскими, с камнями, с фигурами мраморными. В купальне плавали, борясь с волнами, трое голых — окольничий Кубасов и две его наложницы, сестры Ам и Нет.
— Андрей! — раскатистым басом заметил вошедшего окольничий.
— Кирилл! — Комяга воздел правую руку, прижал к парчовой груди, склонил голову.
— Андрей! — Кубасов брызнул на опричника водой, но не достал.
— Кирилл, — устало улыбнулся Комяга.
— Прыгай сюда! — качался на волне толстенный окольничий.
— Водица прохладна зело, — Комяга глянул на термометр.
— Пятнадцать градусов! Прыгай, взбодришься! — Кубасов снова плеснул водой и попал.
— Нет, дорогой, — Комяга смахнул водяные капли с парчи.
— Ах, ты, привереда! — засмеялся Кубасов. — Девки, ныряем!
Все трое нырнули. Под водой миниатюрные Ам и Нет обхватили толстые ноги окольничего, прижались к ним и толкали, толкали круглое тело вельможи вперед, как морскую мину, отчаянно своими ножками работая. Пока они проплывали всю пятидесятиаршинную купальню, Комяга успел сесть в плетеное кресло, достать портсигар и закурить папиросу.
— Уах! — вынырнул Кубасов и задышал жадно, закачался на волнах.
Ам и Нет поддерживали его.
— Ой, смерть… ой, не могу… — дышал Кубасов.
— Не знал я, что ты ныряльщик морской, — улыбнулся устало Комяга.
— Ой, смерть… ой, хорошо… — Кубасов шумно высморкался в воду, Ам и Нет отерли ему лицо.
— Все. На берег! — скомандовал он.
Наложницы подпихнули его к ступеням. Он стал вытаскивать свое десятипудовое тело из воды, Ам и Нет подталкивали в чудовищные ягодицы.
— На берег, на берег… — бормотал окольничий.
Подскочил банщик Ванька, помог, подхватив под могучую ручищу, протянул красный халат из живородящего махрового льна.
— Пшел отсюда! — притопнул мокрой ножищей Кубасов, и Ванька исчез.
Выскочившие из волн Ам и Нет облачили окольничего в халат.
— Фоах… благодать… — пробасил Кубасов, подходя к Комяге.
Комяга встал.
— Ну, здравствуй, опричный, — улыбнулся оплывшим, раскрасневшимся, влажным лицом Кубасов.
— Здравствуй, окольничий, — ответно улыбнулся Комяга, готовясь обнять Кубасова и отводя в сторону руку с папиросой.
Кубасов, помедлил, улыбаясь. И вдруг, коротко размахнувшись ручищей своей, залепил Комяге сильную пощечину. Громкий звук поплыл по купальной зале, отражаясь от мозаичных стен. И словно призванные этим звуком, в светлом пространстве купальни возникли темные фигуры хранителей тела окольничего.
Комяга попятился, папироса выскользнула из его пальцев. Ошеломленный, он взялся левой ладонью за свою щеку, словно проверяя, — не отвалилась ли?
Кубасов подошел к нему вплотную, касаясь животом. Тяжелое лицо его вмиг стало угрожающе-непроницаемым, губы сжались сурово.
— Почто ты приехал? — глухо спросил он.
— Кирилл… — пробормотал Комяга.
— Почто ты приехал?! — Кубасов схватил Комягу за плечи, встряхнул.
Золотой колокольчик в ухе опричника зазвенел тонко. Но даже и этот привычный звон не вывел Комягу из оцепенения.
— Кирилл… Кирилл… — недоумевающее морщил он густые брови. — Кирилл!
— Кто ты?! Кто? — тряс его Кубасов.
— Я… Комяга.
— Кто ты, мать твою?! Отвечай!
— Комяга.
— Кто?! Кто?!! — закричал окольничий, тряся его.
— Друг твой!! — вдруг выкрикнул Комяга так, что окольничий остановился.
Комяга отпихнул его руки. Лицо опричника побледнело, но левая щека наливалась красным.
— Я друг твой! Андрей!
Вперился Кубасов в Комягу маленькими, яростными глазками своими.
— Почто ты приехал? — шепотом спросил он.
— Батя арестован.
Кубасов внимательно смотрел на него. Оплывшее лицо его сосредоточилось, глазки прищурились. Облизал он мокрые губы свои. И резко схватил Комягу за руку, повернулся, за собою таща:
— Пошли!
Спотыкаясь, Комяга двинулся за ним, бормоча:
— Не то, чтоб арестован, а токмо задержан по приказу государя на сутки для выяснения. Опричнину возглавить государь Потыке поручил. Стало быть молодому крылу государь опричнину доверил. И слава Богу.
— Пошли, пошли… — тащил его Кубасов.
Они вышли из купальни, Кубасов потащил Комягу к лифтам:
— Пошли, пошли!
— Государю нашему виднее, ясное дело, — Комяга оглянулся на охранников с автоматами.
Кубасов шагнул в открывшийся зеркальный лифт, втянул Комягу, нажал кнопку «3». Лифт наверх поехал. Комяга глянул на свое отражение:
— Потыка, он в левом крыле ранее обретался, но токмо сейчас его…
— Потное дело! — громко засмеялся Кубасов, ткнув пальцем в свое отражение. — А где пот, там и кровь. Там и слезы! Да?
Комяга хмуро посмотрел через зеркало на Кубасова.
Лифт остановился. Кубасов стремительно вышел, таща за руку Комягу:
— Вот сюда… в укрывище вечное…
Возле лифта стояли четверо в черном с автоматами. Дальше открывался просторный кабинет окольничего с бронебойными, зеркальными снаружи стеклами трех больших окон, в каждое из которых были встроены скорострельные пушки. Возле двух пушек сидели стрелки. У пушки среднего окна стояло массивное кожаное кресло.
— Сюда, сюда! — Кубасов потащил Комягу с столу.
На столе лежало большое зеркало, на зеркале аккуратными линиями теснились десятки готовых кокаиновых линий. Здесь же стоял запотевший графин с водкой.
«Ну вот… — грустно подумал Комяга, — как всегда…»
И заговорил:
— Кирилл, я вот что хотел спросить…
— Давай, давай! — Кубасов подтолкул его к столу, а сам, взяв золотую трубочку, склонился к зеркалу и проворно втянул в обе ноздри по линии.
Сразу возник охранник, наполнил стопку водкой. Кубасов, коротко шмыгнув носом, сходу опрокинул в рот стопку, выдохнул и сразу втянул третью линию, швырнул трубочку на зеркало, повелительно указал Комяге толстым пальцем. Комяга со вздохом неохоты взял трубочку, не торопясь втянул одну линию, потом другую, выпрямился. Охранник поднес ему стопку водки. Комяга выпил, вздохнул облегченно. Но Кубасов требовательно стучал толстым пальцем по зеркалу:
