Майкл Корда - Богатство
Стоило Сестрице Чантри коснуться светских сплетен, она обычно была неостановима, но, поскольку она также была снобкой, то внезапно решила, что слишком далеко зашла, рассказывая о тех, кто неизмеримо выше Алексы.
– Конечно, всем лучшим семьям есть что скрывать. – Она повернулась к двери. – Их нельзя судить по стандартам ординарных людей, – бросила она со взглядом, ясно выражавшим, что она считает Алексу настолько ординарной, насколько возможно.
Алекса проглотила обиду,– не было смысла ссориться с миссис Чантри, которая, как разносчица сплетен, была знаменита от Палм Бич до Ньюпорта.
– Между прочим, – сказала она. – На следующей неделе я приглашена на Попечительский бал в Метрполитен Музее. И не знаю точно, что надеть.
Миссис Чактри резко остановилась и уставилась на нее.
– В ы? – Она окинула Алексу пристальным, переоценивающим взглядом, как одна из старших сестер Золушки, увидевшая, как та надевает хрустальный башмачок – ясно было, что миссис Чантри не доставляет удовольствия изменять мнения о том, к какой категории отнести Алексу. – Ну, ну, – сказала она. – Саймон поднялся на ступеньку выше!
Алекса решила не пытаться исправить ошибку, и тем более не говорить, что она идет с Артуром Баннермэном. Не похоже, чтоб ему понравилось угодить в поток новостей, извергаемых миссис Чантри.
– Конечно, продолжала Сестрица, – не важно, во что вы одеты, если у вас есть молодость и красота. А у вас е с т ь, дорогая. – Она подмигнула Алексе, и значение этого, увы, не подлежало сомнению – то, что миссис Чантри – лесбиянка, знали все, за исключением мистера Чантри, который прожил с нею больше тридцати лет, ничего не заподозрив. – Длинное вечернее платье с обнаженными плечами и насыщенных цветов – таково мое мнение, если хотите знать. Не надевайте белого. Оно только для девственниц и дебютанток. – Она изучила Алексу с головы до пят, словно видела ее впервые.. – Думаю, дорогая, вы будете иметь успех. – Она издала горловой смешок. – Свежая кровь. Нет ничего лучше, чтобы оживить этих старых патрициев. – Сестрица распахнула дверь. – Держитесь подальше от Бакстера Троубриджа, если он там будет. Он – любитель щипать задницы.
И отчалила со взрывом непристойного хохота.
Алексе никогда не представлялось случая испытать шок при выходе на сцену, но, когда она вошла в зал под руку с Артуром Баннермэном, то поняла, наконец, весь смысл этого выражения. Здесь было, вероятно, человек двести в огромном помещении со стеклянным куполом, где мог бы поместиться египетский храм Дендур, и все смотрели на нее.
Это не было игрой воображения – то, что Артур Баннермэн появился не один, заставило все головы повернуться к ней.
И, просто глянув на лица собратьев Баннермэна – попечителей и гостей, Алекса могла сказать, как сильно они не любят и боятся его – но почему? Она была уверена – эти люди не голосовали за него, вероятно, они никогда не прощали ему, что он вообще выставил свою кандидатуру.
Это ничуть не смущало Баннермэна – он выказал сноровку политика при обходе зала – даже зала такого размера – пожимая руки, хлопая по плечам, восклицая: "Привет, парень!", словно все еще вел президентскую кампанию. Странно было идти рядом с ним, когда он совершал свой путь через зал – она замечала выражение неприязни, а порой открытой враждебности, на этих породистых лицах. При приближении Артура Баннермэна люди улыбались, но стоило ему пройти, как улыбки зачастую сменяли гримасы ярости, зависти, иногда даже холодной, упорной ненависти. Что он такого сделал, гадала Алекса, чтобы вызвать у своих собратьев-богачей столь явную нелюбовь? Он, казалось, совершенно не замечал их чувств – если не считать эту демонстрацию устрашающей жизнерадостности расчетливым ответом на них.
Баннермэн производил впечатление, что побился об заклад, будто пожмет руки всем присутствующим в течение десяти минут. Когда он решал остановиться, то представлял Алексу просто как "мисс Уолден", без дальнейших объяснений.
Она улавливала имена, но вскоре они стали сливаться в ее сознании за редкими исключениями: Джон Фиппс ( пожилой, длинный, лысеющий, похожий в своем фраке скорее на аиста, чем на пингвина), миссис Нельсон Мейкпис(огромная грудь, покрытая целыми слоями бриллиантов, первое живое существо, увиденное Алексой, носившее тиару), мистер и миссис Дуглас Диллон( она заметила, что Диллон при приближении Баннермэна отступил на шаг назад, словно боялся оскорбления действием), мистер и миссис Вильям Ф. Бакли, (выглядевшие так, словно их на месте сковало морозом),мистер Джеймс Буйволл(тревожным образом напоминавший одноименное животное) и бесчисленное множество других, чьи имена и лица она не имела времени различить или запомнить.
Бакстера Троубриджа, по крайней мере, забыть было нелегко, поскольку он был пьян в стельку. Это был крупный мужчина со сложением растолстевшего футболиста. Его патрицианские черты годы и пьянство смягчили настолько, что они готовы были растаять. Баннермэн остановился, чтобы побеседовать с ним подольше – и более охотно, чем с кем-нибудь другим. Троубридж, не могла она не заметить, являл собой образец старомодной элегантности, в превосходно скроенном двубортном смокинге, пошитом так, чтоб удачно – хотя, возможно, и недостаточно, скрыть его пузо, если б не забыл застегнуть пуговицы, так что, когда он двигался, крахмальная манишка распахивалась, приоткрывая нижнее белье. Он раскачивался взад-вперед на каблуках лакированных туфель, словно подрубленное дерево.
– Давно не видел тебя, Артур,– радостно сказал он. По крайности, он не считал Баннермэна сумасшедшим или опасным.
– Залегал на дно, Бакс, – сердечно прогремел Баннермэен в ответ.
– Так я и слышал. – Бледные, водянистые глаза Троубриджа сфокусировались на Алексе.
– Мисс Уолден, – представил ее Баннермэн в обычной манере.
Она заметила, что им с Троубриджем, кажется, для общения не нужно много слов.
– Уолден? – переспросил Троубридж, встряхнув головой. – У о л д е н, – медленно повторил он, закрыв на миг глаза в попытке сосредоточиться. – Сейчас мало что слышно об Уолденах. Одно из старейших голландских семейств – хотя, без сомнения, в ы, мисс Уолден, знаете это лучше меня. Генри Уолден женился на девице Блейр, кажется, но это было до меня. Е г о сын женился на Пибоди, ужасно глупая была девушка, я забыл ее имя. Был один Уолден курсом ниже нас в Гарварде, он плохо кончил…
– Мистер Троубридж – выдающийся знаток генеалогии, – пояснил ей Баннермэн, а Троубриджу сказал: – Мисс Уолден приехала из Иллинойса.
– И л л и н о й с? – воскликнул Троубридж, словно Баннермэн назвал Гану или Шри Ланку.
– Глубинка, Бакстер. – Баннермэн жестко усмехнулся. – Край Линкольна. Вот где находится подлинная Америка! Там, откуда приехала мисс Уолден, обращают не слишком много внимания на генеалогию, и нисколько не страдают от этого, Богом клянусь!
Это не совсем верно, подумала Алекса. В ее родных краях генеалогия была так же важна, как для Бакстера Троубриджа. Графство Стефенсон имело собственное отделение Иллинойского исторического Общества, и множество различных местных сообществ, включая Дочерей Американской Революции, потомков первопоселенцев, и потомков поселенцев сравнительно недавних, насчитывавших три или четыре поколения, как ее собственная семья. Без сомнения, все это имело бы не слишком много веса в глазах Троубриджа, чья родословная, возможно, напрямую восходила к пилигримам "Мэйфлауэра", но это много значило в Ла Гранже, даже в наши дни.
Баннермэн взял ее за руку и повел прочь от Троубриджа, который раскачивался взад вперед, вероятно, пытаясь вспомнить, кто из Нью-Йоркских Уолденов в прошлом веке перебрался в Иллинойс.
– Проклятый старый дурак, – сказал Баннермэн, принимая у официанта стакан скотча. – Он был дураком в Гротоне, и был дураком в Гарварде, и он п о – п р е ж н е м у дурак.
– Но вы ведь друзья? Вы, похоже, его любите?
– Люблю его? С чего вы взяли?
– Вы, кажется, рады его видеть. П о– н а с т о щ е м у рады, хочу я сказать. У вас две различных улыбки, знаете. Большинство людей получает улыбку политика, но мистер Троубридж вызвал у вас настоящую.
Он пристально посмотрел на нее из-за кромки стакана.
– Вы очень наблюдательная молодая женщина… Ну, да, он – старый друг, пусть и дурак. Богатство отдалило меня от людей. Так было всегда, даже когда я учился в Гарварде. О с о б е н н о в Гарварде. Я не жалуюсь, заметьте. Я просто констатирую факт.
– Не похоже, что оно отдалило вас от Троубриджа.
Он рассмеялся.
– Что ж, Бакстер ценит деньги не так высоко, как происхождение. По Бакстеру, все дело в наследии "Мэйфлауэра", и тому подобном. С точки зрения генеалогии, единственное,что представляет интерес в Баннермэнах – то, что мой отец взял жену из Алдонов. Алдоны же восходят к Кэботам и Лоджам, хладнокровным пуританам, как мужчинам, так и женщинам. Вы знаете, что сделали пилигримы "Мэйфлауэра" сразу, как только высадились на берег?
