Майкл Корда - Богатство
– Я и д у, Мартин! – фыркнул Баннермэн. – Проводи мисс Уолден к выходу. – Он подмигнул ей. – Запомните, это лучший способ обращаться с банкирами. Заставлять их ждать… Как мило было с вашей стороны посетить меня. Я получил истинное удовольствие.
Он мгновение постоял, возвышаясь над ней, держась за дверную ручку, словно желая сказать нечто большее.
– Джек ждет внизу, чтобы отвезти вас назад, – произнес он и открыл дверь. Она захлопнулась за ним, и Алекса услышала его голос, раскатистый и громкий даже через пару дюймов прочного дуба, приветствующий с извинениями исстрадавшихся банкиров.
Итак, при двух случаях ей не удалось перейти за пределы формальной вежливости – у Баннермэна была замечательная способность ускользать от малейших признаков интимности.
Она надеялась, что понравилась ему, но чем больше думала, тем меньше была в этом уверена.
Голос в телефонной трубке был резок, как у школьной учительницы.
– Я звоню вам по поручению мистера Баннермэна, – сказала женщина. – Мистер Баннермэн хотел, чтобы я спросила вас, не угодно ли вам быть его гостьей на попечительском балу в Музее Искусств в следующий четверг.
Алексе почудилось, что она различает в голосе женщины легкую нотку разочарования. Вероятно, секретарша Баннермэна имела собственные соображения по поводу выбора спутницы своего шефа.
– Ну, я не знаю… – нерешительно сказала она. И правда, хочет ли она пойти с ним?
Голос на другом конце линии нетерпеливо заявил:
– Мистер Баннермэн выражал очень с и л ь н у ю надежду, что вы согласитесь. Конечно, если у вас уже есть приглашение, уверена, что он поймет…
По голосу женщины было ясно, что если мистер Баннермэн и поймет, то, конечно, не простит, равно, как и она сама. "Почему я колеблюсь?" – спросила себя Алекса.
– Что ж, хорошо, – сказала она, стараясь, чтоб это не прозвучало слишком легко.
– Он заедет к вам на квартиру в семь сорок пять.
– Позвольте, я продиктую адрес.
– Спасибо, он у нас уже есть, – торжествующе произнесла женщина. – Всего хорошего.
И только повесив трубку, Алекса удивилась, как в офисе Баннермэна сумели так быстро узнать ее адрес – ее телефона не было в справочной книге, и они не могли взять его оттуда. Потом поняла всю глупость этих мыслей. На месте Артура Баннермэна, решила она, можно получить все, что хочешь.
У Алексы было мало подруг – и, конечно, вовсе не было таких, кто знал бы, что надеть на свидание с Артуром Алдоном Баннермэном. Платья у нее были – ее жизнь до встречи с Саймоном требовала наряжаться в вечерние туалеты даже чаще, чем большинству молодых женщин, но некоторые уже вышли из моды, или были не того фасона, что подходит для вечера в Метрополитен-Музее среди старух и дебютанток.
Она заглянула в магазин и купила журналы "Вог" и "Харперс Базар", но ни тот, ни другой не помогли, поскольку она не собиралась тратить три или четыре тысячи долларов на плиссированное платье от Мэри Мак-Фадден или блестящий наряд из роговых бусин от Билла Бласса. С сомнением она открыла "Манхэттен", полный фотографий, сделанных на роскошных приемах, где мог бывать и Баннермэн. Здесь, как и на страницах "Города и поместья" был целый мир незнакомых ей людей в шикарных нарядах, бессмысленно улыбавшихся в камеру: Меса Дадиани и мистер Коко Браун на Мемориальном балу в честь исследований рака Слоан-Каттеринга, мисс Аманда ("Бэйб") Салтонсталл и мистер Димз Ванденплас в главном бальном зале "Хелмси Палас Отель", мистер и миссис Барнс ("Банни") Кэролл ( приобретенный на Палм Бич загар и бледные несфокусированные глаза, похожие на яйца вкрутую, что подразумевало беспробудное пьянство) со своей дочерью Дайной ( прямые соломенные волосы и нос, на имитацию формы которого простые смертные платят пластическому хирургу целое состояние) и мистером Расселом Редбанном Ридом 2 из фирмы "Крават, Суэйн и Мур" ( до кончиков ногтей молодой WASP -юрист, мальчишески привлекательные черты уже начали расплываться) на благотворительном обеде в честь Олимипийской конной сборной Соединенных Штатов, Тампа (Тампа?) Плаккет и ее жених, мистер Берк Гулд ( она из Нью-Йорка и Хоб Саунда, он из Нью-Йорка и Дарк Харбор, Мэйн) с ключами от "порше 911 Тарга", которое она только что выиграла в качестве первого приза на благотворительном балу для младенцев, родившихся с наркотической зависимостью.
Изумрудное ожерелье победительницы выглядело так, словно на него можно было купить весь Южный Бронкс, вплоть до последней мамаши-наркоманки, профессия мистера Гулда была обозначена просто как "помощник Джона Диболда и знаменитый яхтсмен". Это был не ее мир, но он не казался также и миром Баннермэна. Она обнаружила, как трудно узнать, что выбрать. Длинное платье? Или на три четверти? Черное или цветное? У нее б ы л и знакомые, которые могли бы помочь, но случилось так, что именно с этими женщинами она не хотела связываться. – она давно старалась забыть о них, и лелеяла надежду, что и они о ней забыли.
Наконец, она набралась храбрости обратиться со своей проблемой к единственной знакомой ей особе, обитавшей в мире "Города и поместья" и "Манхэттена", хотя они и не были близки.
Миссис Элдридж Чантри была внушительной дамой, хорошо сохранившейся на шестом десятке ( а может, не слишком хорошо на пятом, трудно было определить), которая недурно зарабатывала, декорируя жилища малозначительных богачей – по правде говоря, у нее хватало ума не связываться со знаменитостями, чтобы иметь гарантию, что ни одна из оформленных ею комнат не появится на страницах журнала "Пипл". Вкусы клиентов иногда приводили ее к Саймону для покупки картин, а еще чаще в поисках чего-нибудь более экзотического, вроде неоновой скульптуры. Сама она подобные вещи ненавидела – ее вкусам отвечал французский антиквариат восемнадцатого века и наброски импрессионистов, за которые и комиссионные, кстати, платили гораздо больше, но время от времени ей приходилось потрафлять фантазиям клиентов.
"Сестрица Чантри", как ее обычно называли, принадлежала к светскому обществу как по праву рождения, так и благодаря замужеству, но была также удачливой деловой женщиной. И только случай привел ее однажды утром в галерею, когда там была Алекса – обычно она вела дела с Саймоном – но ясно было, что возможности нельзя упускать.
– Я даже пальто снимать не стану, – твердо заявила миссис Чантри, бросив единственный взгляд на полотна Бальдура. – Я бы не позволила клиенту купить такое, даже если бы от этого зависела моя жизнь. – Она плотнее закуталась в норковое пальто и содрогнулась. – Кошмар! Саймону должно быть стыдно.
Алекса редко в чем-либо разделяла мнение Сестрицы Чантри, но в то,м что касается картин Бальдура, она была с ней согласна.
– Мне они тоже противны, – сказала она. И обнаружила, что можно сделать отличный переход. – Однако, мистер Баннермэн приобрел одну.
Сестрица Чантри вздернула выщипанные и нарисованные карандашом брови.
– Который Баннермэн?
– Артур Баннермэн.
– А р т у р? Он, должно быть, был пьян. Что он вообще здесь делал? Он давно уж нигде не появляется.
– Он приходил на открытие выставки. Я сама удивилась. Он был очень мил.
Миссис Чактри фыркнула.
– Мил? Дорогая девочка, этот человек – чудовище! Его бедные дети… ну, конечно, сейчас они уже взрослые… Он отвратительно относился к своей жене. Даже ни разу не пришел навестить ее, когда она умирала! Дети так и не простили его – много лет с ним не разговаривают. Сесилия была так расстроена, что разорвала помолвку и убежала в Африку, работать с прокаженными или что-то в этом духе…– Миссис Чантри пожала плечами. – Сейчас он практически стал затворником. Пьет, как рыба – так я слышала. Если он купил один из э т и х кошмаров, его следует запереть в одной из закрытых лечебниц в Коннектикуте и выбросить ключ.
– Мне он показался вполне нормальным. Вы его хорошо знаете?
– Я знаю всех Баннермэнов. Или хотя бы большинство. Они – странная публика. Конечно, с такими деньгами какими еще они могут быть? Внешне – холодные пуритане, но внутри все так и кипит! Возьмем, к примеру, Эллиота Баннермэна, кузена Артура – столп церкви, член совета по иностранным связям, входил в правление всех возможных филантропических обществ – и покончил с собой в пятидесятый день рождения! Он пятнадцать лет содержал одну и ту же любовницу – славную девушку, мою клиентку. Посещал ее трижды в неделю и всегда приносил небольшой кожаный футляр, как для флейты, с п л е т к а м и! Он их специально заказывал в Лондоне, из маленьких таких золотых суставчиков, чтоб они складывались – вроде складного биллиардного кия. Любил переодеваться в женское платье, а потом девушка его порола. Он платил ей две тысячи долларов в месяц, и в завещании обговорил, чтоб она получала их до конца жизни. Нельзя сказать, чтоб он не был щедр или верен, бедняга. Она была из семейства Вудворт, но из обедневшей ветви…
