Джо Данторн - Субмарина
ПРИВЕТ, ГРЭМ, Я НАВЕРХУ, В ТВОЕЙ СПАЛЬНЕ, ВЛАЖНАЯ И ГОТОВАЯ. ЖДУ НЕ ДОЖДУСЬ, КОГДА ТЫ ВСАДИШЬ В МЕНЯ СВОЙ ГОРЯЧИЙ ЧЛЕН. Я, ТЫ И МОЯ НЕОПЛОДОТВОРЕННАЯ ЯЙЦЕКЛЕТКА.
ПРИДИ И ВОЗЬМИ МЕНЯ.
Прикрепляю записку к входной двери. Без пяти десять. Проверяю, смогу ли справиться с защитной крышкой на бутылке с денатуратом. Нажимаю и поворачиваю; от запаха кружится голова. Возвращаю крышку на место. Забираюсь под одеяло с пилой в одной руке и зажигалкой в другой. Простыни пахнут травяным шампунем и высохшим потом.
К дому подъезжает машина. Отсветы от фар ползут по потолку, описывая дугу. У меня нет конкретного плана.
Некоторое время ничего не происходит — это он читает записку. Затем я слышу, как открывается входная дверь и он медленно поднимается по лестнице. Натягиваю одеяло на голову.
— Андреа? — зовет он с лестничной площадки. Заходит в спальню. Половицы скрипят под его ногами. — Эй, Андреа? — Он даже не помнит, как маму зовут. — Энди? — Энди вообще мужское имя. Он останавливается у кровати. — Я думал, ты завтра приезжаешь. А это чья сумка?
Я начинаю всхлипывать по-женски. Выходит очень похоже. Он гладит меня через одеяло.
— Вы разве не завтра должны были вернуться? — У него виноватый голос и, кажется, он нервничает.
Сворачиваюсь клубочком. От зажигалки и денатурата вместе запах, как на бензоколонке.
Матрас наклоняется — он ложится на кровать рядом со мной и обнимает меня через одеяло. Меня передергивает.
— Как дела? — спрашивает он.
Его рука огибает мою спину и опускается на живот. Мне становится очень жарко; голова кружится. Грэм встает; матрас выпрямляется. Он откидывает одеяло. Я не могу говорить — слишком много слюны накопилось во рту. Подтягиваю колени к груди.
Он смотрит на меня. Его грудь вздымается и опускается, вздымается и опускается. Я могу заглянуть ему в ноздри. Зажмурившись, пытаюсь сосредоточиться на дыхании. Слышу, как кровь бьется в ушах, и представляю себе реку. Я немедленно достигаю более высокого медитативного состояния.
— Я не Андреа. Я Оливер Тейт.
Открываю глаза. Его лицо близко, я вижу его поры, зубы и чувствую запах его дыхания — как от кучи с компостом. Кажется, он действует на автопилоте. Его тонкие руки тянутся ко мне и дергают за шею и ноги. Это не похоже на капоэйру. Язык двигается — он что-то говорит.
Я не открываю глаза и концентрируюсь на том, что пытаюсь определить вес своего черепа. И тут на меня нисходит чувство невесомости. Он тащит меня куда-то. Я как ребенок в его сильных руках. Он собирается утопить меня в ванной.
На мне лента, как на победительнице конкурса красоты, надетая на манер ремня безопасности. Она впивается мне в ключицы. Слышу звук водопада. Высовываюсь в открытое окно; из уголка рта льется слюна, и падает в темноту. Язык похож на ломтик зернового хлеба недельной давности. Думаю, Грэм тащит меня куда-то, чтобы избавиться от тела. Хочет скормить диким лошадям, обитающим в Гоуэре. Выпитый алкоголь плещется в желудке. Мысли путаются. Я готов обмочить штаны.
Глаза сверкают в свете фар. У обочины стадо довольных овец абсолютно ни о чем не подозревает.
Тело пронизывает спазм. Рвота поднимается вверх по пищеводу и, прорвав плотину, попадает в рот. Высовываю голову в окно, но блевотина не бьет фонтаном. Она стекает по подбородку и по капле уносится в ночь. Во рту металлический вкус.
Грэм молчит. Машина замедляет ход, затем останавливается у обочины на траве. Двигатель замолкает. Выключаются фары. Он собирается избавиться от тела. Чувствую, как отстегивается ремень. Опускаю подбородок на окно машины. Грэм включает свет. Слышу открываемой двери. Пошел за лопатой, наверное. Пора делать ноги. Нащупываю ручку, чтобы открыть дверь. Дергаю за нее, но дверь заперта. Он запер меня. Я в ловушке.
Он стоит на траве у окна с моей стороны. Пытается открыть дверь. Она не поддается. Он просовывает руку в салон рядом с моей головой и отпирает дверь.
— Осторожно, — предупреждает он.
Грэм снова дергает за ручку, и на этот раз дверь с щелчком поддается.
Я сидел, навалившись на открывающуюся дверь, и потому упал к ногам Грэма. Сопротивляться не пытаюсь. Он хохочет. Смехом злодея.
— Иди ты, — бормочу я и встаю на четвереньки.
— Еще что-нибудь скажешь? — Злодеи так не разговаривают.
Чувствую очередной рвотный позыв; горло сжимается, и жидкая блевотина выплескивается наружу. Слезы так и льются из глаз.
Грэм делает шаг назад. Надеюсь, мне удалось забрызгать ему ботинки.
— Ну вот, — говорит он.
Жду, когда он ударит меня по голове лопатой.
— Давай-ка еще разок, — говорит он.
Мои плечи вздрагивают, и еще одна ревущая, сотрясающая все тело волна рвоты, пульсируя, продвигается вверх по пищеводу и выплескивается наружу.
— Все? — спрашивает Грэм.
Я плююсь на траву и вытираю рот рукавом. Во рту вкус энергетического напитка и чистящего средства.
— Все, — отвечаю я.
Сев на колени, смотрю на него сквозь пелену слез. Он похож на привидение.
— Я долго придумывал разные способы, как тебя убить, — заговариваю я.
Он протягивает мне руку. Я даю ему левую, потому что она больше запачкана рвотой. Он молча помогает мне подняться на ноги. Когда мои глаза наконец высыхают, мы уже проезжаем автомастерскую в Верхнем Киллае[32]. Голова уже кружится меньше, но во рту до сих пор вкус такой, будто я насосался старых медяков.
Смотрю на Грэма; мой злейший враг сидит за рулем. Если он не собирается выбросить мое бездыханное тело на свалку, остается одно: он везет меня в полицейский участок. Вид у него совершенно безмятежный, он полностью контролирует ситуацию. Я не в состоянии сформулировать какой-либо разумный аргумент.
— Прошу Тебя, Господи, только не в полицейский участок, — бормочу я, делая Грэму комплимент, действующий на подсознание.
— Не волнуйся, Оливер. Я везу тебя домой. — Наверное, он говорит метафорически.
Проезжаем мимо моей школы — ворота заперты, парковка пуста. Испытываю слабые эмоции.
— Думаю, будь я твоем возрасте, сделал бы то же самое. — Грэм разговаривает со мной. Я вдруг вспоминаю что он нес меня к машине, как ребенка. И помогал застегнуть ремень.
Мы проносимся мимо забегаловки, отделения банка спортивного магазина. Мой рот по-прежнему выделяет много слюны. Я глотаю.
— Ты все еще собираешься трахнуть мою мать? — спрашиваю я.
— Никогда не собирался, Олли, — отвечает он.
Он ведет машину очень осторожно.
— Вранье, — обрываю его я.
Он не опровергает мои слова. Уголки его губ опускаются. Решаю заключить с ним сделку.
— Можешь собираться сделать это сколько угодно, — предлагаю я, — до тех пор пока мысли не перейдут в действия.
— О’кей, — отвечает он. Меня это удивляет.
Мы приближаемся к церкви Святого Иакова, где он учит маму капоэйре. Грэм сворачивает на нашу улицу и останавливает машину.
— Ну вот, — произносит он.
Я смотрю на него. Он на меня. Мы с Грэмом смотрим друг на друга так пристально, как разве что парень и девушка, которой он делает предложение.
— Твои родители мне очень дороги, — говорит он.
Грэм симпатичнее моего отца. Его шрам на самом деле ему идет. У него крепкая фигура, на него хочется опереться, как на дерево.
— Ты просто пытался их защитить, — рассуждает он.
Я хотел бы иметь такого мужа, как Грэм. Он создан для того, чтобы заботиться о людях. Я пьян и расчувствовался. Он прав.
— Извините, — прошу прощения я.
— Ничего, — успокаивает он.
Грэм выходит из машины и направляется к моей двери. Вытаскивает меня, точно я жертва ужасной автомобильной аварии. Мои ноги обмякли и стали бесполезными. Он кладет мою руку себе на плечо и помогает пройти по дорожке; понятия не имею, куда он меня ведет. Но он говорит, что я дома.
— Давай, сынок, — произносит он, подхватывая меня за подмышки. Жаль, что я не его сын.
Грэм тащит меня вверх по ступенькам, как марионетку, и мои ноги ударяются о бетон. Он прислоняет меня к зеленой двери — нашей входной двери. Мои ноги едва могут сохранять меня в вертикальном положении. Прислоняю голову к деревянной поверхности.
Я мог бы уснуть прямо здесь. Закрываю глаза.
Чья-то рука лезет в карман моих джинсов и принимается шарить рядом с пенисом. Вспоминаю Кейрона. Я сам напросился.
Грэм достает из кармана мой бумажник и ключи на цепочке. Вставляет ключ в замок, но не поворачивает. Я оказываюсь пристегнутым к собственной входной двери.
Грэм говорит, что проблема исчерпана. Пусть она останется в прошлом. Он неправ, отвечаю я, проблема никуда не делась. Грэм держит меня за подбородок, приподнимает мне веко большим пальцем и очень долго смотрит мне прямо в глаз. Потом говорит, что я еле на ногах стою, и отпускает мою голову. Он приказывает мне подождать, пока принесет мой рюкзак из машины Грэм — мой шофер и носильщик. Он спрашивает, понял ли я его, и исчезает.
