Маргарита Симоньян - В Москву!
— Хотели на Казантип поехать, а потом думаем — че на Казантипто, дорого получается. А тут бесплатно. И народ прикольный. Только с таблеточками — беда, что сами привезли, то и жрем, а тут нигде не достанешь.
Черненький посмотрел на девушек презрительно.
Ровно в тринадцать ноль ноль мониторы, развешанные на соснах, зажглись синим. Из синего выплыл тот самый красавец, который улыбался со стендов. Он же стоял на оранжевой сцене, держа в руках микрофон.
Вокруг сцены гудело несколько тысяч людей. Здесь были девушки в джинсах и девушки в рваных колготках, юноши в грязных банданах, кто-то в красной славянской рубахе, подпоясанной веревкой, кто-то в ободранных шлепках, кто-то — в гриндерсах, шортах и белых футболках с надписью «Sвобода», выполненной шрифтом логотипа Кока-Колы. Было много людей в камуфляже. Как только красавец вышел на сцену, все замолчали. Он улыбнулся толпе чистой мальчишеской улыбкой и произнес:
— Я бесконечно счастлив видеть здесь так много молодежи. Вы — будущее России. И, глядя на вас, я вижу, что у России — прекрасное будущее. Будущее свободы и демократии.
Каждый из вас приехал сюда, потому что не может больше спокойно смотреть, как убивают журналистов, как бросают в тюрьмы недовольных, как жестоко калечат участников мирных демонстраций.
Девушки в узких юбках переглянулись удивленно. «А мы-то думали, что приехали сюда потусить», — без слов сказала одна другой.
— Кровавая гэбня, захватившая власть в нашей стране, ведет ее к гибели, — продолжал выступающий.
Девушки в юбках хихикнули. Им понравилось слово «гэбня». Толпа восторженно взвыла. Большинство было счастливо просто видеть живьем своего учителя и кумира, своего вождя, которого они за глаза уважительно звали Андреич, — лидера объединенных демократических сил России миллиардера Бориса Бирюкова.
Он продолжал:
— Особенно рад я здесь видеть ветеранов Чеченской войны. Позор войне!
«Позор!» — радостно подхватила толпа. Даже девушки в юбках за компанию закричали «Позор!».
Не слушали Бирюкова только двое — толстогубый коротенький дядька с лицом бомбилы, который приехал вместе с Бирюковым, и хомяк, одетый в костюм, несмотря на то что вторую неделю жил в лесу. Они стояли в траве за палатками, отмахиваясь от мошки, и перетирали. Бомбила спросил хомяка:
— За ветеранов сколько?
— Десяточку союз попросил. Ну и каждому по сотне. Плюс питаниепроезд.
— Смотри, Андреич сказал, не больше десятки. Чтобы не баловать.
Андреич тем временем говорил:
— Мы должны посадить Россию за парту — посадить навсегда! Россия должна учиться у Запада. Не мусорить в подъездах, мыть тротуары шампунем, жить так, как живут цивилизованные люди на Западе и как в России никогда не жили!
Если бы кто-то стоял рядом с бомбилой и хомяком, он бы услышал, как грубоватый голос Бирюкова врывался в беседу помощников, и наоборот — как их голоса врывались в его речь.
…А несовершеннолетние откуда? Андреич четко сказал прошлый раз — никаких несовершеннолетних…
— Нам не нужна колбаса! Нам нужна свобода! Вам нужна колбаса? Нет! А свобода? Да!
… так ведь из центров изучения английского же! Андреич же разрешил в центры с двенадцати лет принимать…
— В мире есть только один праведный путь — западный путь!
… сколько кавказских регионов? Как себя ведут?
— Не сотрудничать с властью. Только гражданское неповиновение. Досрочные президентские выборы!
… отовсюду, где институты свободы Борис Андреевич открыл. Дагестан, черкесы, кабарда, чеченский институт в Ингушетии, Адыгея даже…
— Россия должна покаяться! Публично перед всем миром стать на колени и попросить прощения за свое советское прошлое, за ложные победы, за Катынь, за Берлинскую стену. Смирение и покаяние!
… Осетии нет пока, но там на мази все тоже на будущий год. Если с институтом поторопятся. Ведут себя все тихо — лекции слушают, записывают…
— Некто Владимир Путин уничтожил политическую конкуренцию!
…кто из прессы?
— Некто Владимир Путин ведет страну в никуда!
…и рейтер, и эйпи, все. Пленочку ту с марша недовольных эксклюзивно отдали Мэтью, как ты просил. Там все есть: и менты, и наручники, и башка даже одна разбитая крупным планом. Они очень радовались, были хэппи-перехэппи…
— Некто Владимир Путин — антинародный диктатор!
…провокаторы приезжали из «Комсомолки». Но мы их не пустили…
— И, наконец, ликвидация администрации президента!
…молодец. Получишь премию — смотаешься на Мальдивы. А то сидишь тут в говне…
— Спасут Россию только молодые российские либералы!
В летнем лагере новой партии Бирюкова — партии Свободы, объединившей всех, кто был недоволен властью — шла последняя смена. Участников лагеря, который здесь называли кемпом, презирая слово «лагерь», учили делать транспаранты, пользоваться рациями, ориентироваться на пересеченной местности и ненавидеть режим. Некоторые занятия, вроде истории демдвижения в России, были обязательными, другие, как, например, основы британского парламентаризма, шли факультативом.
По воскресеньям лагерная молодежь уходила гулять в бледные клеверные луга русского Нечерноземья, к крылатым клещам и стрекозам.
Бирюков давно уже не строил коттеджи. Сначала он перешел на металлы, чтоб помериться с Васюковским. Потом на нефть — чтобы с Хозиным. Очень быстро Бирюков обнаружил, что мериться больше не с кем, и это само по себе — трагедия.
Борис едва не запил. Он не мог ни спать, ни работать — его мучил зуд чемпиона, лишенного соревнований. Ради чего жить, если всех уже победил?
Тогда он решил — раз так, померяюсь-ка я с Кремлем. Не хочу быть русскою царицей, хочу быть владычицей морскою.
И занялся политикой.
К тому моменту, как Бирюков приехал в лагерь, в стране уже работали его школы и институты, он уже успел приручить несколько ключевых губернаторов из числа особенно буйных и, само собой, стал звездой в блестящих столицах.
Кадры, где милиция разгоняла детей, которых Бирюков выводил на баррикады, и они вставляли гвоздики в АКСУ омоновцам, облетали весь мир. Бирюкова одинаково обожали в палатках посреди русского леса и в редакциях воллстритджорналов.
С методами он не церемонился. Его оппоненты тоже не были щепетильны. И чем опаснее становилось соревнование, тем больше оно нравилось Бирюкову.
— Зачем ты это делаешь? — однажды спросила у него Нора. — Мне кажется, это может плохо кончиться.
Бирюков не отмахнулся, как всегда, когда она задавала серьезные вопросы, а попытался объяснить. Нора тогда подумала, что это он, наверное, больше себе объясняет, чем ей. Он сказал:
— Ты понимаешь, мне сорок лет. Тебе кажется, что мне уже сорок лет, а на самом-то деле мне еще сорок лет. Всего-навсего. Я только жить начинаю, а мне уже жить не для чего. А теперь, когда я этим занимаюсь, у меня опять проснулся кураж, драйв, азарт. Я просыпаюсь утром и понимаю, для чего я проснулся! У меня сто лет такого не было. Ты даже не представляешь, какая тоска, когда у человека все есть. Хотя, в принципе, у тебя тоже все есть. Тебе не тоскливо?
— Нет, — ответила Нора. — У меня тебя нет.
Борис улыбнулся немножко виновато, и тут же виновато улыбнулась сама Нора, которая почувствовала себя виноватой из-за того, что заставила его почувствовать себя виноватым.
— Я так горжусь тобой, — тихо сказала Нора.
Она безоговорочно восхищалась Борисом и мало-помалу начала верить в то, во что, кажется, верил он сам.
А он в какой-то момент стал действительно верить, что родился для миссии, и его миссия — усмирить необузданную Россию и сделать ее неопасной для мира. Его друзья в блестящих столицах от такой миссии были в восторге. И в России она находила много поклонников. Бирюков умел убеждать.
Отвыступавшись, он спустился в народ. Следом шли соратники — внучка буденновского командира, работавшая теперь советником по правам человека у одного закавказского тирана — прирожденная большевичка, забредшая в юности не в тот лагерь, с ней один бакинский армянин, стратег и мечтатель, в прошлом успешный спортсмен, и — до кучи — похожий на козлика пожилой демагог.
На прошлогодних черных стволах пучками росла свежая зеленая травка. Мимо носились лосиные мухи. Большевичка страстно картавила:
— Первое, что мы сделаем, — мы запретим коммунизм. Мы везде навсегда запретим даже вспоминать коммунизм. Второе — мы предадим анафеме всех, кто сейчас сотрудничает с властью. Всю эту падаль и шваль. Мы объявим их вне закона!
— Скажите, Борис Андреевич, а как вы будете объявлять их вне закона, если вы демократ? — неожиданно спросил скептический юноша в толстых очках, непонятно откуда взявшийся в лагере. — Я читал, что при демократии нужно позволять свободно сосуществовать людям, имеющим разные точки зрения. И коммунистам тоже. И даже тем, кто сейчас в Кремле.
