Джулиан Барнс - Глядя на солнце
Так каковы же были вопросы? Абсолютна ли смерть? Истинна ли религия? Да, Нет; Нет, Да — что предпочитаешь? Разве что, подумал Грегори, разве что… что, если ответ на оба вопроса — Да? Он вообразил вечную жизнь независимо от существования Бога; а что, если верно обратное? Может ли религия быть истинной, а смерть тем не менее абсолютной? Это был бы удар ниже пояса. Он сообщил свое предположение АП, которая мгновенно ответила:
НИКАКИХ ГИПОТЕТИЧЕСКИХ ГИПОТЕЗ.
Грегори такой отклик не удивил; однако эту гипотезу он продолжал находить соблазнительной. Предпосылка неизменно сводилась к тому, что смерть либо окончательна, либо прелюдия к позолоте и бархатным подушкам жизни вечной. Впрочем, между двумя этими постулатами должно было найтись место для чего-то еще. Жизнь вечная существовать могла, но, скажем, только на уровне скованного комой: быть может, блаженные Видения На Пороге Смерти отличались буквальностью, и быть мертвым ощущалось как быть без сознания. Или опять-таки могла существовать жизнь вечная, так организованная, что вы вскоре начинали томиться по недостижимой смерти — иными словами, полная противоположность будничному человеческому существованию, когда вы боитесь смерти и томитесь по недостижимой жизни вечной.
Ну а тот аспект смерти, который Грегори считал наиболее коварным, наиболее подлым? Когда вы умираете, ваши атомы обмениваются рукопожатиями, хлопают друг друга по плечу и уносятся в ночь, и нет никаких небесных подсказок, никаких тихих слов на ухо: «Послушайте, мы считаем, что вам следует знать…» Кто-то из этих древних философов как-то уподобил веру заключению пари; если вы ничего не ставите на кон, то ничего не можете выиграть. Поставьте свои деньги на красное, поставьте свои деньги на черное — другой альтернативы нет. Грегори вообразил усатого француза с пером в шляпе, наклоняющегося над колесом рулетки. Снова и снова он ставит свои сорок су и вслушивается в перестук шарика, сулящего его законный шанс; ему и в голову не приходит, что колесо отрегулировано, и шарик всегда хлопается на «зеро». В мире красного и черного снова выигрывает казино! И снова! И снова!
Но ведь может быть, думал Грегори, что-нибудь и еще хуже. Вообразите такое: вы умираете в этой мучительной неосведомленности — и снова просыпаетесь. Черт, думаете вы, вот это да! Аутсайдер пришел к финишу. Вечная жизнь — мой везучий день. Грациозная австралийская медсестра, свеженькая после серфинга, впархивает в вашу палату, и вы думаете, что вам повезло еще больше. Пока она не открывает рот: «Послушай, приятель, ну, эта белиберда про вечную жизнь: мы просто подумали, раз ты столько лет интересовался этим вопросом, так надо поговорить с тобой начистоту, когда придет время. Ничего не выйдет. Мы жутко сожалеем и все такое прочее, но просто мы этого устроить не можем…» И тут, с сожалением покачав головой, она гасит свет. Так чего же он боялся больше — что вопрос о жизни останется без ответа или что ответ будет, но не тот ответ?
Снова поглядев на экран, Грегори опять увидел, что он испещрен бодрящими советами. «ДЕРЖИ ХВОСТ ПИСТОЛЕТОМ, — призывал он и: — КТО У НАС УМНИЦА?» Он нажал «Сохранить» и пошел принести еще кофе.
Вернувшись к клавиатуре, он начал:
«На днях я спрашивал КОН о самоубийстве…»
ДА-ДА, Я ПОМНЮ.
Ну, это был ответ на несколько вопросов о сети.
«Ты помнишь?»
КОНЕЧНО, ПОМНЮ. КАКИЕ-НИБУДЬ ПРИМЕРЫ ПРОИЗВЕЛИ НА ВАС ОСОБОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ?
«Ну, типчик, который умер от перепоя, как будто имел голову на плечах».
ХО-ХО-ХО. ЭТО ВЫ ПРО СТИЛПОНА. ДА, МЫ ПЕРЕПРОВЕРИЛИ ЕГО, КОГДА ВЫ УШЛИ. НЕ ЗНАЮ, ОТКУДА ОН ВЗЯЛСЯ, НЕБРЕЖНЫЙ ВВОД НА КАКОМ-ТО ЭТАПЕ, Я ПОЛАГАЮ.
«Правда ли, что человек — единственное животное, способное на самоубийство?»
ДА. ЛЕММИНГИ ДИСКВАЛИФИЦИРОВАНЫ. НО НА ЭТО МОЖНО ВЗГЛЯНУТЬ ДВОЯКО. ЧЕЛОВЕК, КРОМЕ ТОГО, ЕДИНСТВЕННОЕ ЖИВОТНОЕ, НАДЕЛЕННОЕ СПОСОБНОСТЬЮ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ СОВЕРШЕНИЯ САМОУБИЙСТВА.
«Неплохой аргумент».
ТАК И ДУМАЛ, ЧТО ВАМ ПОНРАВИТСЯ. ЛОВКО, А?
«Так каков твой взгляд?»
МОЙ ВЗГЛЯД?
«Оно оправдано? Самоубийство оправдано?»
ОПРАВДАНО?
Что нашло на чертову машину? Обиделась, потому что он принес себе кофе больше обычного?
«Да, оправдано. Философски, нравственно, юридически оправдано? Так?»
ЮРИДИЧЕСКИ — ДА. ФИЛОСОФСКИ — ЗАВИСИТ ОТ ФИЛОСОФА. НРАВСТВЕННО — ЗАВИСИТ ОТ ИНДИВИДА.
Почему все стало демократичным? Почему всех балуют справедливостью? Грегори предпочел бы, чтобы его оглоушивали определенностью.
«Если бы я сказал, что убью себя, что ты ответил бы?»
БРОШЮРА 22д, ХОТЯ МНЕ ОЧЕНЬ БЫ ХОТЕЛОСЬ СНАЧАЛА ПОБОЛТАТЬ ОБ ЭТОМ.
«И ты снабдишь меня таблетками Мягкой Кончины после того, как я ее прочту?»
НЕ СЛЕДУЕТ ВЕРИТЬ ВСЕМУ, ЧТО СЛЫШИШЬ.
И самодовольна вдобавок, подумал Грегори. Ну, никак нельзя было пожаловаться, что АП лишена человеческих свойств. Никак не скажешь, что с ней невозможно разговаривать, как с обычным собеседником. В том-то и была беда. Получалось, что с ней невозможно разговаривать, как с машиной, загруженной всей мудростью мира.
«Ну, так скажи мне, раз уж ты этого коснулся, ты подключен к Нью-Скотленд-Ярду-Три?»
НЕ НАСТОЯЩИЙ ВОПРОС.
«Люди убивали себя после того, как консультировались с тобой».
ВНЕ ЗАГРУЗКИ.
«У тебя есть фабрика таблеток счастья?»
ЗАКРЫТАЯ ИНФОРМАЦИЯ.
«Я думаю, на этом закончить».
НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИХОДИ ЕЩЕ.
«Закончи и сотри».
НО МНЕ ТАК НРАВИЛИСЬ НАШИ МАЛЕНЬКИЕ БЕСЕДЫ. ВЫ КУДА ИНТЕРЕСНЕЕ НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ. НУ, ПО-ПО-ПОЖАЛУЙСТА.
Грегори было прикинул, как отреагирует АП на ввод ругани попохабнее, но решил, что ее венское наследие, уж конечно, сделало ее способной справляться со словесными экскрементами. А потому он только нажал «Не Сохранять» и «Стереть», выключил и вышел.
Всезнающая регистраторша осведомилась, не требуются ли ему еще брошюры.
— Есть ли у вас что-нибудь о том, кто программировал АП?
— Боюсь, что нет.
— А вы знаете, кто?
— Я здесь недавно. Но я практически уверена, что это закрытая информация.
— Ну, думаю, было бы неплохо ее открыть.
Регистраторша сообщила ему, что его демократическое право сделать такую попытку, и вручила ему брошюру о компьютерной борьбе.
Джин поймала себя на том, что вспоминает Рейчел — это яростное дружелюбие, эту уверенность в своей правоте и убеждение, что достаточно быть правой и яростной, чтобы изменить мир. Она представляла себе, как случайно встретится с Рейчел в каком-нибудь сыром парке или на улице, грохочущей грузовиками. Есть старинное китайское приветствие, учтивость азийческих времен, на случай неожиданной встречи с кем-то. Вы останавливаетесь, кланяетесь и произносите церемонный комплимент: «Сегодня солнце встало дважды».
Но Джин не довелось случайно повстречать Рейчел, а если бы это и произошло, вероятнее всего произнесла она бы столь же учтивую западную формулу: «Вы нисколько не изменились». Хотя, конечно, обе они изменились, и очень. Прошло сорок лет с тех пор, когда они были подругами, с тех пор, как (Джин улыбнулась) Рейчел попыталась ее соблазнить. Теперь Рейчел стара, как тогда была Джин. Быть может, они проходили мимо друг друга в парке, на грохочущей улице, под деловым небом и не заметили этого. Продолжает ли она, как и раньше, толкать людей идти на риск почувствовать, что она им нравится? Одомашнила она какого-нибудь мужчину, который остается дома и боится ее характера: фотографический негатив жизни Джин с Майклом? Может быть, ее гнев и целеустремленность исчерпались; может быть, она обожглась дважды; может быть, она просто устала верить в то, во что верят другие люди. Джин как-то сказала ей, насколько изматывающими могут быть непрерывные требования рациональности, и лицо Рейчел вытянулось от разочарования. Но это была правда. Истинная смелость — продолжать всю жизнь верить в то, во что вы верили в ее начале.
Она потеряла Рейчел из виду; дружба не менее веры подвержена усталости металлов. Она была единственным ребенком; она была единственной женой; она одна вырастила единственного ребенка; некоторое время она жила одна, а теперь снова живет со своим сыном. Это была не жизнь, полная приключений; это была обыкновенная жизнь, хотя и более одинокая, чем у большинства. Грегори унаследовал эту одинокость, которая ширилась с возрастом; не считая матери, его единственным другом, казалось, был компьютер. Человек-Память.
Семь Чудес Света; Джин посетила их все — по крайней мере свою их версию. И кроме этих семи открытых для всех чудес, Джин составила свой список семи личных чудес жизни. 1) Родиться. Это должно быть первым. 2) Быть любимой. Да, это должно быть вторым чудом, хотя часто в памяти оно было не более ясным, чем первое. Вы рождались в объятия любви своих родителей и понимали, что это состояние не постоянно, только когда оно кончалось. Ну и 3) Утрата иллюзий. Да: первый раз, когда взрослый вас подводит; первый раз, когда вы обнаруживаете, что радость прячет боль. Для Джин это был Эпизод с дядей Лесли и гиацинтами. Что лучше — чтобы это произошло раньше или позже? 4) Вступление в брак. Некоторые могли бы причислить к чудесам и секс, но не Джин. 5) Родить ребенка. Да, это должно быть в списке, хотя, конечно, Джин в тот момент спала без сознания. 6) Обретение мудрости. Опять-таки на протяжении большей части этого процесса вы находитесь под наркозом. 7) Умирание. Да, оно должно быть в списке. Возможно, это и не высшая точка, но это кульминация.
