Кетиль Бьёрнстад - Дама из долины
— Я чувствую себя таким ничтожным, — говорю я.
— В этом весь смысл, — отзывается Эйрик.
Неожиданно я замечаю между деревьями какую-то фигуру. Это мужчина. Он стоит неподвижно и наблюдает за нами с того же места, откуда я в первый вечер наблюдал за Сигрюн и Эйриком.
Неужели Эйрик его не видит? Сказать ему или нет, обратить ли его внимание на то, что мы тут не одни? Давно ли этот человек наблюдает за нами? Может, он все время, пока мы разговаривали, стоял возле дома?
Человек шевельнулся. Он идет к нам. Вот теперь Эйрик тоже замечает, что мы не одни.
— Гуннар? — Эйрик словно не верит своим глазам. — Ты, здесь?
— Не мог не приехать, — Гуннар Хёег улыбается. На нем русская меховая шапка, зеленое, до пят, суконное пальто, в этом свете он кажется мертвенно-бледным. — Я сразу понял, какой будет эта ночь.
Друзья обнимаются, стоя в глубоком снегу. Я вижу, что Эйрик взволнован и удивлен. Потом Гуннар Хёег почти так же сердечно здоровается со мной. Перед такой непосредственностью трудно устоять.
— Приятно снова видеть тебя, парень, — говорит он. — Чем вы тут занимаетесь?
— Показываю этому молодому горожанину, как важно северное сияние, — со смехом отвечает Эйрик.
— Что ж, посмотрим, — властно говорит Гуннар Хёег.
Мы трое стоим и смотрим на небо. Никто из нас не произносит ни слова. Мы смотрим на северное сияние, на электроны и протоны, которые сталкиваются с газами земной атмосферы на расстоянии почти ста километров над нашими головами. Видим волны света, прорывающиеся между бледно-зелеными, синими и — неожиданно — почти темно-красными всполохами.
Но меня больше занимает не северное сияние, а эти двое мужчин, которые стоят, обняв друг друга за плечи, и смотрят на небо. Атмосфера напряженная. Может быть, в этом виноват я? Наверное, Гуннар Хёег удивлен, застав Эйрика вместе со мной так поздно? Как бы там ни было, а он приехал, чтобы повидать Эйрика.
— Очень красиво, — говорю я через некоторое время. — Но, по-моему, мне уже пора.
— Нет, не уходи! — просит Гуннар Хёег. — Ради бога! Ты один из нас!
Почему это я один из них? — думаю я, идя за ними по снегу по направлению к реке. Один из них, потому что у всех нас определенные отношения с Сигрюн? Потому что каждый из нас на свой лад владеет частицей Сигрюн?
Гуннар Хёег достает из кармана своего зеленого пальто бутылку. Сегодня он главный. Он привык командовать людьми. Он останавливается и открывает бутылку. Хотите? Эйрик приставляет бутылку к губам и высоко поднимает ее. Я слышу, как он громко глотает спиртное. Оно крепкое. Он начинает кашлять. И виновато протягивает бутылку мне. Я тоже пью. Мне до чертиков это нужно. Понимаю, что пью виски. Шотладское виски. Наверняка подаренное Гуннару Хёегу каким-нибудь коллегой-директором. Моя слюна смешалась со слюной Эйрика. А сейчас к ним прибавится и слюна Гуннара Хёега. Мы все — члены необычного эксклюзивного клуба. Нас связывает Сигрюн Лильерут.
При виде того, как Гуннар Хёег пьет из бутылки, у меня начинает сосать под ложечкой. Почему он сейчас не в Киркенесе? Ведь Сигрюн там? Зачем он приехал сюда? Он — генерал, который возглавляет наше маленькое войско. Ни Эйрик, ни я не смеем и пикнуть. Где-то в подсознании я уверен, что Гуннар с Сигрюн любовники. Он целеустремленно ступает на лед, еще не покрывший реку целиком.
— Гуннар! — предостерегающе окликает его Эйрик. — Не надо!
Я вспоминаю свой сон про Рахманинова. Он пересек границу между живыми и мертвыми. Тогда это было серьезно. Но сейчас — просто игра.
— Давай их немного подразним! — весело откликается Гуннар. — Эта враждебность на границе просто смешна!
— Стой! — кричит Эйрик и хватает его за руку. — Это только создаст нам всем новые неприятности.
— Тут действительно так строго? — спрашиваю я.
— Разве ты не знаешь, что у нас запрещено даже фотографировать?
— Значит, вы как будто не существуете?
— Да.
У меня по спине бегут мурашки. Неожиданно на том берегу реки появляется человек.
— Тише, — шепчу я. — Вы его видите?
Мои спутники замирают. Да, они тоже его видят. Он медленно движется к мысочку выше по течению.
— Он старается, чтобы его не заметили со сторожевой башни, — говорит Эйрик сердито. — Видно, он здесь чужой. А то бы он лучше знал местность.
Внезапно человек выбегает на лед.
— Он сошел с ума! — шепчет Эйрик.
Звучит выстрел. Я вижу вспышку. Стреляют чуть севернее, из леса. Человек падает на лед и дергается в конвульсиях. Кто-то кричит. Четверо солдат бегут к нему оттуда, откуда стреляли. Через несколько секунд они уже возле раненого. И утаскивают его обратно в лес.
— И мы ничего не можем с этим поделать? — спрашивает Гуннар Хёег.
— Ничего.
Меня неожиданно начинает рвать прямо на дерево.
— Идемте в дом, — зовет нас Эйрик.
Мужской разговор
Эйрик разжег камин. Лица у нас раскраснелись от вспыхнувшего огня и виски, которое Гуннар время от времени пускает по кругу. У нас еще не прошел шок от увиденного. Мы даже не успели ничего осознать. Куда они ему стреляли, в ноги?
Эйрик звонит в полицию. Сообщает о случившемся.
— Для них это ничего не значит, — говорит он. — Мы со своей стороны границы ничего не можем поделать.
— Это ужасно.
— Мы живем тут и даже не понимаем, насколько все серьезно, потому что светит солнце, потому что олени и другие животные пересекают границу, не спрашивая разрешения, — говорит Эйрик.
— А что было бы, если бы мы вышли на лед? — спрашиваю я.
— Они бы нас арестовали. На наше освобождение потребовалось бы несколько часов. А может быть, и дней. О нас написали бы в газетах.
— Сигрюн бы беспокоилась, — кивает Гуннар.
— И это тоже.
Мы сидим и пытаемся сбросить с себя это жуткое ощущение. У меня не идет из головы образ дергающегося на льду человека. Все произошло слишком быстро.
— Можно я у тебя переночую? — спрашивает Гуннар и смотрит на Эйрика.
— Конечно. Разве ты не знал, что Сигрюн уехала в Киркенес?
— Знал, она мне позвонила и сказала, что пробудет в Киркенесе всю неделю. Но мне захотелось приехать сюда. Нужно было уехать из города.
— Я-то всегда тут, — улыбается Эйрик. — Оставайся и живи, сколько захочешь. — Он стоит у плиты и жарит яичницу с беконом на всех.
Гуннар видит мою растерянность.
— Иногда я ночую здесь на диване, — объясняет он мне. — А иногда — на туристской базе, но после смерти Вивиан и после того, как я сам чуть не отправился вслед за нею, понятие «дом» получило для меня новое значение. Понимаешь, что я хочу сказать?
Я киваю. Мне трудно представить себе этого утонченного человека, директора, спящим на потертом диване в гостиной. Эйрик ставит перед нами тарелки, мы сидим за маленьким обеденным столом. Гуннар Хёег тоже кого-то потерял, думаю я. Уж не поэтому ли он мне нравится и кажется таким грозным? Он интересует меня так же, как и я непостижимым образом интересую его. Мы с ним оба понесли потерю. И потеряли не просто кого-то, а самых близких. А кроме того, чуть не потеряли и самих себя. Но что связывает Гуннара и меня с Эйриком Кьёсеном? То, что он пока не потерял никого, но боится, что это может случиться? Что мы действующие лица в его страхе? Фигуры, пришедшие извне и заставившие его жарить для нас яичницу с беконом?
Гуннар настороженно наблюдает за мной. Он понимает, о чем я думаю.
— Это мое убежище, — говорит он. — Я знаю, через что тебе пришлось пройти. Когда потерял почти все, когда больше ничего не имеет значения, понимаешь, что у тебя еще осталось, а чего нет и уже никогда не будет.
— Сигрюн лечила Гуннара, когда он был тяжело болен, — говорит Эйрик. Он не понимает, как глупо звучат его слова, когда он вот так вмешивается в чужой разговор.
— Она спасла мне жизнь, когда все оборонительные сооружения были уже разрушены.
Неожиданно я понимаю, что он пытается мне сказать. Эйрик не понимает. Я смотрю на него. Гуннар для него друг, который украшает его будни.
Мы едим. Эйрик поставил на стол бутылку молока. Мы пьем молоко из старых казенных стаканов.
— Ты должен показать этому молодому дарованию свой мир, — решительно говорит Гуннар Эйрику.
— Пожалуйста, не называй меня дарованием.
— Но ведь ты такой талантливый, — Гуннар машет рукой, не желая слушать мои протесты.
Пока он говорит, я оглядываю комнату. Здесь кто-то есть. Марианне. Она снова сидит рядом со мной. После многомесячного отсутствия. Она гладит меня по руке. Я наслаждаюсь ее близостью. Мыслью о ее присутствии. Перехожу в другой мир. Мужчины это видят, но не мешают мне. Думают, что я все еще в шоке после происшествия на берегу. Думают, что я слишком много выпил. Думают, что я не слышу, о чем они говорят. Думают, что я закрыл глаза и сплю. Гуннар наклоняется над столом, его лицо снова стало бледным и болезненным, снова чувствуется его сила, которая делает его таким привлекательным. Даже в моем состоянии я чувствую его обаяние.
