Дан Цалка - На пути в Халеб
Дорога была длинной, и Каспи иногда казалось, что они сбились с пути, но вот Циммер увидел впереди женщину с двумя козами. Она закрыла лицо покрывалом и ускорила шаги.
Циммер велел остановиться.
— Добрый вечер, — сказал он. — Как поживаете?
— Добрый вечер, — приветливо ответила женщина.
— А где становище, далеко?
— Вон, перед вами. — Женщина махнула рукой и продолжала идти.
Циммер различил впереди серые полотнища. У входа в стан виднелись привязанные ишаки, какие-то мальчуганы побежали сообщить об их приближении. Среди шатров все казалось спокойным.
— Эти бедуины, пожалуй, совсем бедные, — заметил Каспи.
Им навстречу вышли Юнис и его десятилетний сын.
— Его зовут Асад, — сказал Юнис.
Мальчик с любопытством посмотрел на офицера и его черный берет. Они вошли в шатер и остановились у костра. В шатре сидело около тридцати мужчин, вкруг них стояли дети. Все поднялись и по очереди стали здороваться, протягивая для пожатия руку. Один старик, нездоровый с виду, остался сидеть. Он протянул руку и сказал, как принято:
— Хоть я и не встаю, но почитаю тебя.
Циммер признал старика, и тот улыбнулся ему беззубым ртом.
Со времени его последнего посещения ямун заметно обеднели. Землю устилали старые драные коврики. Один из них, тоже потертый, но вязанный из шерсти, предложили ему. Ноги большинства бедуинов были обуты в сандалии. Циммер заметил и то, как жмется к Фаизу молодежь, стараясь примоститься поближе. Тот сидел распрямившись, он был выше и плотнее Юниса, и в его взгляде, в выражении тронутого румянцем лица чувствовалась сила. Рядом с больным стариком сидел Хамад, которому Циммер некогда подарил кожаный кисет для табака, зеленый и гладкий; прежде он ухаживал за садиками более состоятельных семейств. Хамад приветствовал его белозубой улыбкой. Молодежь смотрела на него с изумлением или неприязнью. Все пили кофе. Кто-то приблизил к Циммеру блюдце с кусочками сахара.
Разговоры затянулись за полночь. Из всех присутствующих только у Фаиза был пистолет, лежал на полу рядом с владельцем. Фаиз пристально посмотрел на Циммера и пожал плечами, всем своим видом показывая, что едва терпит эту скучищу. Молодежь пожирала его глазами, ловила каждый его жест. Кто-то из присутствующих предположил, что, говоря о переселении, имеют в виду тех женщин племени, которые замужем за галилейскими крестьянами. Хамад налил Циммеру еще кофе.
— Офицер ждет ответа, — объявил Юнис.
— Если так, почему бы тебе не ответить ему, Юнис, — сказал Фаиз. — Нехорошо оставлять гостя в неведении.
Головы стариков повернулись к нему, старики не хотели ссоры.
— Ну, что же ты!
— Мы уйдем, — твердо сказал Юнис.
В группке молодежи, окружавшей Фаиза, раздались гортанные звуки, означавшие отвращение, ненависть и презрение. Такое не удивило бы Циммера при встрече с уличным сбродом… но среди милых дружелюбных ямун? Все поднялись, чтобы перейти в шатер Юниса, где их ждал ужин. Фаиз прошел совсем близко от Циммера, жесткий и самоуверенный; широкий красный рубец спускался из-под левого глаза до самых губ. В шатре брата он слегка остыл. Все неторопливо ели, подбрасывая хворост и чурки в пламя небольшого костра. Холодные порывы ветра, проникавшие в шатер, крепчали.
— А как поживает Гросс?
— Правда, как поживает Гросс? — посыпались вдруг вопросы. Раздался смех.
Наконец гости покинули шатер, один только Юнис задержался ненадолго вместе с Циммером, но и он поспешил уйти.
Каспи и Циммер лежали на плоских тюфяках и зябко кутались в широкие, прозрачные от старости одеяла. Ночью Циммер несколько раз просыпался. Сильный ветер наметал в шатер песчаную поземку, полотнища стен хлопали под его ударами. Старик, спавший рядом, укрылся овечьей шкурой, но не смог заснуть и закурил трубку, задымил, забормотал что-то и стал почесываться.
Под утро Каспи разбудил Циммера. Незнакомый бедуин принес хлеб и кофе. Среди шатров никого не было, только кое-где виднелись занятые работой женщины. Позади шатра, где они ночевали, стояла старая машина, некогда белая, окна затянуты бумагой или тканью.
Возвратившись в лагерь, Циммер помылся и отправился с двумя своими подразделениями на маневры. Все транспортные средства были готовы к изнурительному походу. Лагерь свернули, остались только штабная палатка, два автомобиля и бронетранспортер. Предполагалось, что Равив и Яари присоединятся к батальону позже. Небольшая группа парашютистов-десантников, около полуроты, которая тоже участвовала в ученьях, разместилась в штабной палатке. Теперь им предстояло вернуться к себе на базу, в Галилею.
Равива позвали к переговорному устройству, смонтированному в бронетранспортере. Один грузовик сломался в дороге, а когда солдаты вылезли из кузова, по ним открыли стрельбу.
— Нас пятеро, — сообщал голос. — Вы можете слышать звуки выстрелов.
— Кто стреляет?
— Не знаю, — ответил голос. — Арабы.
— Много?
— Как будто много.
— Какое между вами расстояние?
— Метров сто, точнее, сто двадцать.
— У вас достаточно патронов?
— Трое солдат не взяли патроны. Но у меня есть два магазина, а всего у нас их три.
— Раненые есть?
— Один ранен в руку.
— Обрисуй положение.
— Мы рядом с шоссе, под прикрытием грузовика. Они немного выше. За ними поле метров в двести, а за полем — холм. Есть тут щит с направлением на Беэр-Шеву, девяносто километров.
— Ты знаешь это место? — спросил Равив.
Яари кивнул.
Равив решительно зашагал к палатке. Взгляд его искал солдат-десантников. Одни лежали на скамьях, подложив рюкзаки под голову, другие сидели за столами и пили чай, чтоб согреться. Ребята отдыхали после недавних учений. Все посмотрели на вошедшего. Равив предпочитал солдат зимой, без загара, не растомленных жарой.
— Меня зовут Иехезкиэль Равив, — начал он. — Мне нужны добровольцы. Мой отряд подвергся нападению в пятнадцати километрах отсюда.
Все посмотрели на его тяжелую голову и землистое лицо, всем припомнились рассказы о его резкости, грубости и профессиональном упорстве. Им еще ни разу не приходилось участвовать в настоящем сражении, с ними не было их командира… Они подумали о том, что минут через пятнадцать, от силы через полчаса, грузовик заберет их отсюда на базу, что этот бой может затянуться на целый час и после него кто-то из них будет ранен или даже убит, что ничего не изменится, если с этим офицером пойдет кто-нибудь другой, и не исключено, что им еще придется выслушивать нотации из-за того, что пошли с ним, не получив приказа. Кто-то подумал, что не хотелось бы оказаться хуже товарищей. Они переглянулись и подняли руки.
Взяв винтовки и легкие пулеметы, солдаты выбежали из палатки и взобрались на грузовик. Равив, связист и Яари, прихвативший ящик с пулями, сели в открытый джип. Когда они прибыли на место, где раздавались выстрелы, Равив приказал машине подняться на вершину холма. Окрестности поддавались обзору не лучшим образом, но место стычки просматривалось во всех деталях. Равив привстал и, не выходя из джипа, начал стрелять из пулемета. Он приказал Яари двигаться вперед и встать между нападающими и неисправным армейским грузовиком. Яари подбросил ему патронов и нажал на газ. Он продвигался до тех пор, пока колеса не увязли в песке. Увидев, что буксует, он выключил мотор.
Равив по-прежнему стоял у пулемета, связист лежал рядом, у колеса. Несколько пуль попали в двигатель и разбили зеркало со стороны Яари, расстояние между ними и стрелявшими было мало. Яари соскользул на землю и начал стрелять из пистолета.
— Это ямун, — прокричал ему Равив.
Связист с уважением смотрел на командира батальона, который бесстрашно стоял у пулемета без всякого прикрытия в маленьком джипе. Видимость в сером воздухе была никудышная, но ямун все же заметили, что в нескольких стах метрах от них остановился грузовик и солдаты побежали укрыться за хребтом. На миг ямун прекратили стрельбу, но тут же возобновили вновь — в надежде, что солдаты не успеют добраться до края хребта. Отступать они начали слишком поздно. К приходу сумерек на земле лежали убитые и раненые. Солдаты погрузили своих раненых на грузовик и уселись рядом. Цветная ракета показала вертолету, куда спуститься — между густых серых зарослей кустарника. Равив получил несколько осколочных ранений. Четверо раненых ямун лежали лицом к земле, руки связаны за спиной. С наступлением ночи люди покинули это место.
В тот вечер Циммер ехал в танке во главе колонны. Командир экипажа сидел рядом с башней, опираясь на пулемет. В танке спал при слабом свете Эли, голова его постукивала о мягкую внутреннюю обшивку. Хотя путь был хорошо известен Циммеру, они двигались осторожно в подслеповатом ночью танке, словно лунатики.
