Щепа и судьба (СИ) - Софронов Вячеслав
— Что мне в ее службе нравилось, так это то, что всегда все новости первой узнавала. И перед людьми на виду. И я пристрастился в парк тот хаживать. Как работу свою на счетах щелкать закончу, все бумажки заполню, сложу стопочкой и на выход. Домой загляну, детей-то у нас не случилось, она тоже фронтовичка, сорвала себе нутро, раненых поднимая, но живем до сих пор ладно, дай бог каждому. Дома, значит, перекушу чего и айда в парк. Пройдусь туда-сюда, с друзьями-знакомыми словечком перемолвлюсь и к ней, на карусели. Сижу на лавочке, поджидаю, когда звоночек брякнет и по репродуктору объявление скажут, мол, парк наш до завтра закрывается. Выключим агрегат, на замочек входные дверцы закроем и чинно-важно под ручку домой вместе шествуем. Не жизнь, а благодать Божья. До того мне это нравилось: вечерком не спеша домой возвращаться, все дела переделав, представить себе не можете.
Но вот как-то у главного бухгалтера на службе нашей какой-то юбилей случился. Само собой, стол накрыли, все вокруг него уселись, стали тосты сказывать. А ведь только обычай какой, ежели за здоровье именинника не выпил — негоже. Пей до дна. А там второй тост, за ним третий. Я глядь на часы, а Шурочке мой, жену мою так кличут, вот-вот закрываться пора, будет меня ждать, куды подевался, что приключилось. Ну, я извинился и бегом в парк. Как раз успел, когда карусели последний круг сделали, народ вниз сошел и к выходу потянулся. Мы с ней вдвоем остались. И дернула же меня нелегкая предложить ей такое…
Дед опять остановился, мы думали, что он ждет очередной порции, но он наотрез отказался:
— Нет, свое выпил. Хватит. Я вот думаю, как мне такая дурная мысль на ум пришла. Это же каким дураком надо быть…
— Да что за мысль? — кинулись мы расспрашивать. — Что случилось? Мы же не знаем, что дальше было?
— Да ничего особенного, — спокойно ответил дед, — предложил я своей бабе на карусельке той прокатиться. А то, говорю, сколько лет ее сторожишь, а сама ни разочку и не попробовала. Садись давай, а я рубильник включу.
Она ни в какую. Боюсь одна и все тут. Я ее уговаривать и так и сяк, не соглашается. А потом и заявляет:
— Вот если с тобой вместе, тогда другое дело…
Я и согласился, давай, за чем дело встало. Залазь вон на эту поросюшку, держись крепче, а я сзади на оленя с рогами взберусь. Все по ранжиру и будет…
— А рубильник кто включит? — она мне. — Машина сама ведь не тронется, крутиться не начнет.
— Да я успею. Включу, а пока она разгоняться станет, запрыгну на своего олешку позади тебя.
— Смотри не промахнись, — говорит.
— Не сумлевайся, я хоть с одной рукой, но прыгать не разучился.
— И что дальше-то было, — не выдержал кто-то из парней.
— А то и было. Включил я рубильник и, когда олешек мой мимо проплывал, хоп, и верхом на него.
— Кто же остановил вашу карусель? — уже едва сдерживаясь от смеха, продолжил выспрашивать все тот же парень, который, судя по всему, живо представлял себе все происходящее.
— Кто ж ее остановит, когда весь народ из парка по домам разошелся. Остались лишь мы горемычные крутиться на карусельке.
— И как оно, ощущение?
— А ты спробуй, тогда скажешь, когда кругов сто, а то и двести намотаешь, — беззлобно ответил дед.
— Неужели не попадали? Оно ведь так и разбиться можно…
— Так мы ведь фронтовики, всякого натерпелись, вам не понять, куда там. Вот хлебнете с наше, тогда и поговорим…
— И все же, как карусель остановили? — осторожно спросил я деда,
— Рыбаки на наше счастье еще затемно на рыбалку шли. Глядь, а карусель гудит, как самолет на старте, вся цветными огоньками полыхает. Пригляделись, а там два дурня: дед и баба круги нарезают, все зеленущие, глаза закатили, словечко вымолвить не в состоянии. Догадались рубильник найти и остановить всю эту свистопляску…
— Так вам теперь можно в космонавты прямым ходом идти, — на все купе захохотал парень, что бегал за водкой, — все бы испытания выдержали.
— А давай ты первым начнешь», потом расскажешь, каково там, — резко оборвал его дед. — Там таких смешливых ох как любят, быстро научат уму-разуму.
Все как-то сникли, поняв, что обидели старого фронтовика, и принялись тихо укладываться. Утром оказалось, что дед сошел на какой-то станции, а мы и не слышали, не попрощались. Зато на столике обнаружили его видавшую виды чарку. То ли забыл, то ли нам на память о себе оставил, как узнать. Спросил у попутчиков, нужна ли она кому, но все отказались.
Так и оставил ее себе, поставил дома на полку, и, как попадется на глаза, сразу вспоминается старый фронтовик, его рассказы и думается: а может, и прав он, что баловство да развлечения разные до добра не доводят. Видно, таков русский народ, что не знает меры ни в работе, ни в веселье. И не зря у нас постных дней больше, нежели скоромных. Если бы не строгости церковные, давно бы мы все в распыл пошли, и не стало бы такой страны — России.
РУССКАЯ ГОРЧИЦА
Испокон веку считалось, что горчица да хрен исконно русская приправа, без которой ни один работящий мужик за стол не садится. Любая еда с добавкой этого снадобья становится небывало вкусной, и всякие там огрехи, что хозяйка при стряпне допустила, остаются незаметными. Да и кровь в жилах от них начинает веселей бежать, а у иного и слезу прошибет ненароком.
Но вот тут ученые вдруг заявили, что еще древние греки горчицей пользовались и ничуть ей не брезгали. Всякое может быть: наши мужики из варяг в греки, известно дело, плавали на своих ладьях и уж непременно горчицу с собой в дорогу дальнюю брали. Вот греки и перехватили ее у нас, как и многие другие наши открытия. Ну, что с них взять, одно слово, греки. Такой, видать, народ…
Но что про горчицу вспомнил, совсем не потому, что хотелось бы рецепт ее приготовления дать или иное что. Рассказала мне эту историю совершенно незнакомая женщина почтенного возраста, которую пришлось чуть не час уговаривать, чтоб она мне о том поведала. И слово взяла, что не выдам, от кого услышал историю эту. Потому имени ее называть не стану, тем более что давненько это все было, но в памяти у меня вот отложилось.
Было то во времена печально известной перестройки, когда американцы сделались лучшими нашими друзьями, чему мы охотно поверили и без особых раздумий на все их предложения соглашались. И вот какой-то знающий человек вспомнил, что наступает очередной юбилей присоединения Аляски к России. Решили по этому поводу конференцию провести, разослали приглашения по всем городам и весям. Одно такое и к нам в Тобольск пришло. Пригласили меня в отдел культуры и спрашивают:
«Согласен поучаствовать в такой вот конференции?» Как не согласен, грех отказываться от такого приглашения.
«Неужели на Аляску ехать придется?»
«Насчет Аляски ничего не знаем, но пока что в Москву велено прибыть. А там видно будет. Готовь доклад на эту тему, получай деньги в бухгалтерии и чтоб через два дня там был».
Подготовил доклад какой-никакой, узнал, куда там в столице явиться следует, и в аэропорт на самолет. Встречали нас почему-то в каком-то банковском центре, где в самом центре статуя Меркурия стояла. Оно и понятно, бог торговли, самое ему место. Переписали всех, в гостиницу отправили и строго-настрого объявили быть завтра здесь же к 9 часам утра. Явился. Погрузили нас около сотни человек в новехонькие автобусы и повезли. Куда — ни словечка. Не вытерпел, поинтересовался у водителя, мол, куда везут. Он, глазом не моргнув, отвечает:
«В Рыльск едем».
«И где это?» — решил уточнить. А он плечами жмет, говорит, что сам не знает, а велено ему за передними автобусами ехать, и весь разговор.
Ну, решил, где-то здесь в Подмосковье местечко для нас нашли, сижу, в окно поглядываю. Сколько-то проехали, глянул на дорогу, а там табличка с названием города: «Можайск».
«Эге, — думаю, — за Можай раньше всяких неблагонадежных деятелей высылали, а нас-то за что?»
Решил у соседей поинтересоваться, но и те понятия не имеют, где этот самый Рыльск находится. Наконец один знающий нашелся, вразумил:
