Алексей Серов - Обеднённый уран. Рассказы и повесть
— Не-ет, не могу. Надоело. Дураки пускай работают.
Он сходил в ларёк, взял там вперёд обещанную бутылку крепкого пива и стал неспешно пить, наблюдая за тем, как Коля бьёт ломом, а Лена старательно машет метлой.
— Давай заканчивай, — сказала ему Лена. — Надо дело делать, а не пиво пить.
— Тебе надо, ты и делай. Ты ж за старшего. А я сегодня не могу. Тяжко мне. Вчера с друзьями посидели, головушка бо-бо…
— Ну, денег тогда не получишь. Мы что, за тебя вкалывать будем? Я скажу Иван Иванычу, что ты и пальцем о палец не ударил.
— Только попробуй.
— А что мне пробовать. Скажу. Деньги получать ему не тяжко, а работать тяжко. Выискался умник.
Максим глотнул из бутылки и, секунды две подумав, длинно и громко рыгнул.
— Спорим, не буду сегодня работать, а деньги получу?
— Да ещё чего.
— Не, ну спорим?
— Бери лом. Мы вместо тебя не обязаны…
Максим захохотал и плюнул ей под ноги.
— Ты, что ли, меня заставишь? Да я и на зоне не работал! Только время тут теряю с вами, чуханами. Вот получу деньги, куплю завтра билет и уеду в Приозёрск. Там у меня ребята знакомые, давно зовут. Настоящим делом займусь. А ты давай, давай мети, бригадирша.
— Гад какой, — сказала Лена. — Смотри, Коля, какой это гад. Ну и не работай, гадина. Без тебя обойдёмся. Сами всё сделаем, а денег ты не получишь, я всё скажу Ивану Иванычу.
К этому времени пиво уже оказало свое действие на маломерный мозг Максима. А во хмелю он обычно становился агрессивен, даже от небольшой дозы выпитого. Почему с ним никто работать и не хотел. Дурак, что с него возьмешь.
— Что?! Что ты сказала, сука?! Ты с кем говоришь-то, а? Да ты хоть понимаешь, с кем ты говоришь, а?! Да мне стоит только слово ребятам сказать, и тебя на свете не будет, шалава! Да я тебя сейчас…
Максим пошел к Лене, вытягивая руки вперёд, словно какой-то медлительный красноглазый зомби из третьесортного фильма ужасов. Лена, защищаясь метлой, отступала за остановку и видела, что Коля продолжает спокойно бить ломом, не обращая на них внимания. Глухонемой, ни дать ни взять. Похоже, зря она на него рассчитывала, не мужик это вовсе, а пустое место, придётся самой отбиваться, как всегда…
Максим приготовился к решительному броску. Это было ясно по его сузившимся глазам и забывчиво полуоткрытому рту с отвисшей, словно ярко-резиновой нижней губой. Метлы он не боялся. Метла не могла его удержать, хоть Лена и размахивала ею перед его лицом изо всех сил. Он легко поймал метлу за древко, вырвал её из рук Лены и отбросил в сторону. А потом шагнул к ней и уже почти готов был схватить.
Но тут он сильно вздрогнул, дёрнулся всем телом, и выражение его лица с хищного поменялось на недоумённое. Лена увидела, как из середины груди, прямо через фуфайку у него выехало что-то длинное и острое, напоминающее окровавленный вороний клюв. Максим засипел, глядя сверху вниз на этот предмет. Он сделал попытку обернуться, но ничего не получилось. Сзади стоял Коля. Лом он держал обеими руками, очень крепко, и слегка приподнимал его кверху, чтобы Максим не мог съехать. Тот пробовал завести руки назад и достать ими Колю, да вообще хотя бы понять происходящее, но дёргаться было, конечно, бесполезно, всё уже свершилось. Вот у него смутились глаза, из полуоткрытого рта хлынула чёрная кровь. Ноги подкосились, и он вымученно упал на колени перед Леной, недвижим и бездыханен.
Она смотрела на всё происшедшее с ужасом и восторгом. Какая сволочь этот Максим, и какой молодец оказался Коля! Странно, у неё в жизни была похожая ситуация, но вроде бы с противоположным знаком. Один парень вступился за неё перед хулиганами, и ему сунули заточку в живот. Очень странно. Кажется, его тоже звали Максим… интересно, жив ли он?..
Но что же делать теперь? Надо что-то решать…
Лена оглянулась по сторонам. Место людное, но никто вроде пока не видит. Только бы эта торговка из ларька не выскочила.
— Давай его сюда, — сказала она, указывая на большой сугроб. Коля, шевельнув плечом, бросил Максима в ту сторону и вытащил лом из его спины. И они проворно и умело закидали Максима снегом, так что никто ничего и не заметил. Пролежит тут как минимум до весны. Кровь возле дверей они тоже припорошили. Мало ли кто кому тут по ночам морды бьет.
Три месяца, пока не придёт тепло, у них теперь есть. А дальше… Ну, ещё неизвестно, как всё обернётся дальше.
Вечером они получили деньги за троих. А Максим?.. Он куда-то ушёл, ничего не делал. Вроде бы сказал, что собирается в Приозёрск, он уже давно собирался… Ну, вот и хорошо, сказал рассудительный бригадир Иван Иваныч. Без таких работников обойдёмся.
— Зайдёшь ко мне? — спросила Лена потом. Они медленно двигались вдоль по улице. Коля кивнул:
— Только сначала в магазин, за продуктами.
— Конечно. Ты такой большой, сильный. Тебе надо есть. А потом отдохнём, мы оба очень устали.
— Да, мы отдохнём, — сказал Коля.
2
Мужчина, вошедший в трамвай на очередной остановке, выглядел уже хорошо за сорок, но ребёнок, которого он держал на руках, вряд ли был его внуком.
Крошечный младенец, случайно оказавшийся в объятиях деда, не смотрит так безмятежно: обычно таращится с изумлением — дескать, ты кто такой, ты же не мама и не папа, я тебя вроде не знаю… куксится несколько секунд, а затем поднимает рёв.
Нет, этот вёл себя тихо, бузить не собирался, сонно смотрел через плечо мужчины в никуда.
Мужчина же — крепкий, довольно высокого роста, с пуз-цом, слегка переваливающимся через брючный ремень — уверенно и спокойно держал младенца так, чтобы тому было удобно сидеть в кольце его рук, словно птенцу в гнезде. Не сжимал его слишком сильно, но и не ослаблял объятий уж совсем, до полной свободы. Рукава его рубашки были закатаны выше локтя. Мышцы отчетливо шевелились на запястьях, словно змеи. Бицепс бугрился, вспыхивал, чуть что. Стрижен мужчина был коротко, по-армейски.
И у всех женщин в вагоне сразу возникло желание уступить ему место и немного посюсюкать с ребёнком. (Ай, кто же это у нас такой маленький да хорошенький…) И, может быть, невзначай познакомиться с этим привлекательным, уверенным в себе мужчиной солидного возраста, который вот не боится один с маленьким ребёнком в трамвае… Да и обручального кольца на пальце у него нет. А это дает простор фантазии. Например: у него была жена, и он её любил безумно. Безумно! Но она, к сожалению, умерла при родах. И теперь он совершенно один, и ему трудно, ему пришлось учиться ухаживать за младенцем, а для мужчины это подвиг. Но он не сдался, всему-всему быстро научился, и вот посмотрите-ка: ребёнок в полном порядке, прекрасно себя чувствует, а значит, мужчине этому вполне можно доверять…
Захотели-то многие, а первой успела я.
— Садитесь, пожалуйста!
Он посмотрел на меня с лёгким недоумением.
— Что вы, спасибо, мне не тяжело…
— Садитесь, садитесь! Ребёнку будет удобнее.
Он пожал плечами и сел, даже не сказав спасибо, а я взялась обеими руками за поручень сверху (фигурка у меня ничего, вполне можно демонстрировать), и так мы поехали дальше.
Удивительный всё-таки ребенок! Хоть бы запищал, дал повод для разговора. Нет, сидит и смотрит серьёзно этак своими беззащитными огромными глазюками…
Я улыбнулась ему.
Когда трамвай тормозил, меня мотало взад-вперёд, но это ничего, ещё один дополнительный шанс проявиться. Я переступала с ноги на ногу (а джинсы меня охватывали плотно). Я — шальная оторва, такая у меня репутация. Если чего захочу, уж не постесняюсь. Не то чтобы он мне понравился, просто полусонный ребёнок в его руках был мягкий и шёлковый, словно крольчонок-альбинос… Может, как всякой бабе, мне тоже захотелось побыть в этих именно крепких, надёжных мужских руках, или доверить им своего пока несуществующего ребёнка…
Мужчина из вежливости не глазел на меня (еще один плюс), хотя, конечно, совсем игнорировать не мог. Я несколько раз поймала его взгляд, улыбнулась. Он тоже улыбнулся в ответ, слегка недоумённо. Это нормально. С чего ему так сразу радоваться.
Ему кто-то позвонил на сотовый, он взял трубку, но ни слова в неё не сказал, а только приложил к уху и слушал секунд десять. Помрачнев, выключил телефон. Какой-то неприятный звонок, ясно.
Выходить ему было на той же остановке, что и мне. Я следовала за ним метрах в двадцати.
Прекрасный июньский день, очень тёплый, но в воздухе кружится лёгкая метель — это тополиный пух укрывает собою город. Напоминает о том, что лето не вечно, впереди его макушка — июль, а там и спад, день пойдёт под откос, небо станет прозрачным, высоким-высоким, и уже в октябре первые настоящие снежинки растают на моих губах. Я так люблю вкус первого снега, пойманного на лету, пока он ещё совсем живой…
Мужчина с ребёнком на руках огляделся и присел на лавку. Странно, он выглядел теперь утомлённым и даже каким-то растерянным, но не забыл надвинуть малышу на лицо тень от козырька. Солнце пекло неприлично, и, глядя на них, я захотела пить. Подошла к остановочному ларьку. Передо мной какой-то парень брал пиво, долго пересчитывал деньги. Я ещё раз взглянула на мужчину, сидящего на лавке под солнцем.
