Виктор Мануйлов - Лестница
Глава 24
Наверху хлопнула дверь. Вслед за этим раздался звонкий мальчишеский голос:
— Ой, деда, гля, тут тако-о-еее!
Тепляков попробовал встать, но на его попытку тело откликнулось острой болью сразу в нескольких местах. Он застонал и посмотрел на изуродованную кисть левой руки. Видимо, когда они упали, он на костяшках пальцев, вцепившихся в куртку Мих-Миха, проехал по бетонным ступенькам, содрав с них кожу, даже не почувствовав этого.
Наверху забубнил мужской голос.
— Ну и что там такое?
— А во-он, гля! — ответил ему мальчишка.
Зашаркали, приближаясь, шаги. Затем послышался возглас:
— Мать честная! Эй, приятель! Что случилось?
Тепляков с трудом повернулся, глянул вверх. Перегнувшись через перила, на него смотрел мужчина лет шестидесяти, с седым ежиком на круглой голове.
— Вызовите милицию, — прохрипел Тепляков. — И «Скорую». И, если можно, дайте попить, — с трудом закончил он, проглотив тягучую слюну.
— Шурка, принеси воды! — велел мужчина. — Да кружку возьми побольше! — добавил он. И стал спускаться по ступенькам, шлепая домашними тапочками.
Остановившись рядом с Тепляковым, заговорил:
— И милицию. полицию то есть, сейчас вызову, и «Скорую». И все-таки, парень, что случилось?
Тепляков, криво усмехнувшись, кивнул на лежащее внизу неподвижное тело Мих-Миха, произнес, с трудом выдавливая из себя слова:
— Хотел. по стенке меня. размазать. Впрочем, все это теперь. не имеет. значения.
— Не скажи, — произнес мужчина. Он спустился еще ниже, тщательно обходя кровавые следы, потрогал шею Мих-Миха возле уха. — По-моему, «Скорая» ему уже не поможет. — И, обратившись к Теплякову: — И все-таки, в двух словах, парень. Видишь ли, я — бывший следователь. Сейчас — на пенсии. В таких делах кое-что смыслю. Мих-Миха. Так у нас тут его зовут, — пояснил он, — знаю вот с таких вот, — и показал рукою чуть выше колена. — Правда, в те годы жили мы не здесь, а на Разуваевке. Знаешь, где это? — спросил он.
Тепляков кивнул головой.
— Так вот, среди пацанов Мишка Укутский числился первым задирой. Отец его в обкоме работал вторым секретарем, потом начался развал, он прихватил часть завода, потом. — длинная история, парень, не время ее рассказывать. Мих- Мих считался в наших краях, если помнишь, первым силачом. И первой же скотиной. А когда отца его кокнули, Мих- Мих встал во главе фирмы «Кедр». Размазать по стенке — это его любимое дело. Так что, пока полиция прибудет, подумай, что говорить будешь.
Мальчишка принес кружку воды, остановился рядом с Тепляковым. В его широко распахнутых глазах не было страха. Он с любопытством смотрел и на лежащего внизу человека, и на Теплякова.
— Шурка, вали отсюда! — велел мужчина.
— Деда, чего ты? Дядя попьет, я кружку возьму. Не бойсь, мне не страшно.
Тепляков в несколько приемов осушил кружку воды, отдал ее мальчишке.
— Спасибо, малыш, — поблагодарил он. — И лучше — иди-ка ты домой.
— Вот что, парень, — заговорил бывший следователь. — Ты пока посиди, как сидишь. — И внуку: — Быстро сбегай домой, принеси мой мобильник. Давай, пулей. — И снова Теплякову: — Я тебя и этого. — кивнул он в сторону Мих-
Миха, — сфотографирую, чтобы менты имели картину такой, какая есть. Это очень важно. Для тебя в первую очередь. Потом объясню. — Спросил: — Ты у него водителем служишь? Видел я тебя как-то.
— Да, — ответил Тепляков, разглядывая свои пальцы. — И телохранителем.
— Понятно. Приставал?
— В каком смысле?
— В прямом. Ты что, не знаешь, что он гомик?
— Нет. Впервые слышу. Впрочем. — И Тепляков вспомнил, как Мих-Мих, когда они ехали из аэропорта, положил свою руку на его, Теплякова, ногу чуть выше колена и несколько раз сжал, не сильно, а даже как-то так, как сжимают в этом месте ногу женщине, испытывая ее на податливость. Тепляков тогда воспринял это как глупую выходку пьяного человека, потерявшего представление о реальности. Он решительно снял с колена тяжелую руку Мих-Миха, и тот, похоже, даже не заметил этого. Было и еще что-то подобное, но Тепляков, никогда не имевший дела с гомиками, не обратил на это внимания.
— Недавно у него? — продолжал расспрашивать бывший следователь.
— Неделю.
— Это не тебя ранили месяца два тому назад на Дворянской?
— Меня.
— Во как! А теперь. — по телику передавали — Коврова в реанимации. Дела-ааа. До тебя, кстати, у Мих-Миха был один парень, так Мих-Мих очень хотел подмять его под себя. И даже не парень этот привлек Мих-Миха в этом смысле, а сын его сожительницы, пацан лет десяти. Поговаривали, что мать этого пацана ударила Мих-Миха ножом. Не знаю, чем у них закончилось в этом смысле, а только сожительница этого парня вскоре же попала под машину, а его телохранителю припаяли пять лет: папашины деньги сработали.
Прибежал мальчишка с мобильником. Бывший следователь сделал несколько снимков.
— Вот теперь можно вызывать полицию и «Скорую», — произнес он с удовлетворением. Посоветовал: — Руку-то платком замотай. Медики приедут, сделают как надо. На вот тебе. Чистый. Зовут-то как?
— Тепляков. Юрий.
— Да-да-да! Как же, помню, помню. А меня — Данила Антонович. Шарнов. Подполковник в отставке. Мой тебе совет: на предварительном допросе стой на том, что Мих-
Мих приставал к тебе, и не раз, что стычка произошла из-за этого, что ты защищал свою честь. На этом стой твердо. Понял? О том, что Мих-Мих гомик, полиции известно давно. Отца нет — прикрыть Мих-Миха некому. Есть у него родственники, так те только и ждут, когда им предоставится возможность захапать торговую фирму «Кедр». Теперь и дело с покушением на вас с Ковровой, и на саму Коврову, я думаю, начальство свалит на Мих-Миха. На мертвого все можно свалить. Для многих это даже выгодно. Раньше-то все чиновники, что повыше сидят, из рук Мих-Миха кормились. Теперь пришла пора переключаться на его родственников. Но это так — для общего сведения. На меня советую не ссылаться: я у нынешних не на лучшем счету. Однако при случае операм свое слово скажу. И оперов вызову не каких-то там, а людей порядочных. Остались у нас еще и такие. Самому Жолобову позвоню. Отдыхай пока.
И бывший следователь Шарнов стал названивать, вызывая полицию и «Скорую».
В тот же день Теплякова допросили на месте происшествия, составили предварительный протокол, дали подписать. В протоколе так и значилось: Михаил Михайлович Укутский, имеющий склонность к половому извращению, домогался своего телохранителя, из-за чего и возник конфликт, закончившийся несчастным случаем — падением обоих с лестницы, в результате которого означенный Укутский получил травмы, повлекшие за собой летальный исход.
С места происшествия Теплякова и Мих-Миха увозили разные «Скорые». Раны Теплякова в больнице обработали, два пальца, оказавшиеся сломанными, упаковали в гипс, ночь он провел в палате, никто его не тревожил, и он мог, то и дело просыпаясь от приступов боли, перебирать в своей памяти все детали трагического происшествия, пытаясь понять, насколько правильно он себя вел в те немногие минуты, приведшие к столь непредсказуемому концу. Он жалел, что уступил Шарнову, сделав упор на домогательство Мих-Миха, хотя никакого домогательства не было. Теперь пресса начнет его, Теплякоа, спрягать и склонять по всем падежам, и ему уже виделись ухмылки знакомых и незнакомых людей. И всякий раз в своем воображении он натыкался на равнодушный взгляд Машеньки, хотя это был вовсе не ее взгляд, а ее сестры. И все это так сплелось и перепуталось в его сознании, каким-то образом сблизив вчерашнее событие с прошлым, так резко изменившим его жизнь.
Утром, после обхода, Тепляков узнал, где лежит Коврова, пошел ее навестить. Его мучил вопрос: знала Лидия Максимовна о том, что Мих-Мих является гомиком, — а он был уверен, что она не могла не знать, — и если знала, почему не предупредила Теплякова с самого начала?
В палате, где лежала Коврова, стояло всего две койки. Вторая была аккуратно застелена и явно не занята. Едва перешагнув порог, Тепляков увидел лицо Лидии Максимовны, жалкое и беззащитное, наполовину забинтованное; черные глаза ее, набухающие слезами, выглядывающие из белой повязки, о чем-то умоляющие, резко выделялись на белом фоне. Решительность, с какой Тепляков шел на свидание с ней, оставила его, и он, усевшись на табуретку, не знал, о чем говорить. Он даже забыл поздороваться, так его поразила перемена в женщине, которая с самого начала производила на него впечатление неуемной энергии и решительности.
— Что с тобой? — тихо спросила Коврова, положив свою руку на его забинтованные пальцы.
— А-а, это? Это. — начал он и запнулся, не зная, что говорить дальше. И вдруг, неожиданно для самого себя, выпалил: — Вчера Мих-Мих. то есть мы вместе. упали с лестницы. Он ударился затылком о ступеньку. короче говоря, травма, не совместимая с жизнью. Вот. Идет следствие.
