Анатолий Жуков - Голова в облаках
— Да вы что в самом деле, не верите?
— Верю, товарищ Ручьев, но у меня школьники, и без бумаги нельзя. Воспитание молодого поколения должно быть наглядным и идти в направлении уважения к порядку. — Увидела, что Ручьев нетерпеливо поморщился, зачастила: — Я объясню, объясню. Если, допустим, я выйду к ним без бумаги, без документа, возникнет нежелательная вольность, они увидят, что нас пропустила простая старуха Антиповна.
— Так я что, ворота вам должен отворять? У меня несколько другие обязанности.
— Извините, товарищ Ручьев, не ворота, дайте только бумагу. Молодое поколение должно наглядно видеть официальное воплощение власти, иначе оно приучится к самовольству… Надо написать — где, что и сколько лома собрать, а потом, на основании этого документа, проверить путем взвешивания на автовесах.
Ручьев потерял терпение:
— Послушайте, у меня нет времени. Потом поговорим, позже.
— Всегда ценю и уважаю время, но вы могли бы говорить с женщиной более вежливо. — Она вышла, предварительно пропустив в кабинет банковского служащего с белой перевязанной головой.
Служащий остановился на почтительном отдалении и сообщил:
— Управляющий нашего банка товарищ Рогов-Запыряев договаривался с вами насчет резинового шланга и вот прислал меня…
Ручьев опять отодвинул рабочую папку, позвонил в винный цех, велел дать полметра или метр — сколько скажет банковский посыльный — резинового шланга. А потом втолковывал посетителю, что дело пустячное, что шланг б/у свое отработал и не стоит ни копейки, а посетитель долго не верил и тоже просил бумагу. Но у этого хоть повреждена голова, причина уважительная…
— Что у вас с головой?
— Управляющий сторожевую машину на нас испытывает, вот и повредило. Говорит, с резиновым шлангом мягче бить станет, оглушать только, а ран никаких.
— Весело. Не подскажете ли новое название нашему комбинату?
— Нет. Управляющий об этом ничего не говорил.
— Так я говорю. Прошу!
— Вы не мой начальник.
— Ладно, будьте здоровы.
И едва проводил этого, едва взялся за папку — телефон. Объединенный профком районной промышленности интересовался вопросами условий труда и отдыха, соблюдения распорядка дня, графика отпусков, выполнением плана культурно-массовых мероприятий. Конец полугодия, нужно для отчета.
— Придите да проверьте, — сказал Ручьев профсоюзной даме, — у меня нет времени.
— А чем вы занимаетесь, если не секрет? — спросила та игриво.
По голосу Ручьев узнал веселую Елену Веткину, своевольную жену инженера РТС, которая работала в райплане. Сейчас она, видимо, замещала штатную профдеятельницу — время летних отпусков, суетное время.
— Что же вы молчите, трудно ответить? Или чем-то заняты?
Ручьев представил кокетливую Елену, подыграл:
— Занят: секретаршу свою целую. — И звонко чмокнул в трубку. — В обед собираемся пойти купаться.
— Возьмите меня. Я не уступлю вашей секретарше. В плавании, разумеется.
— Я подумаю и позвоню. — Ручьев презрительно придавил трубку.
В дверях Андрей Куржак, в забрызганном известью или цементом халате, торопливо вытирал руки бумажными концами. Вытерев, сунул скомканный пучок в карман, прошел к столу. Был он чисто побрит, из халата выглядывала белоснежная сорочка. Значит, помирился со своей передовой Верунькой и уже не торопится к новому директору.
— Помирился, — подтвердил Куржак. — Только запоздал я, Семеныч, не поэтому. Мы с Верунькой на час раньше пришли, фундамент под мясорубки в колбасном делали. Колбасники в прорыве, вот и решили подмогнуть. Если директор к нам лицом, то и мы будем рады помочь.
— Молодец. Только кто же будет подтягивать твое сосисочное отделение?
— Подтяну сам. Тут Сеню Хромкина надо, он по любым машинам молоток, да сейчас сторожевой автомат для банка заканчивает, после обеда обещал ко мне. Давай сперва с колбасниками. Я вот как думаю, Семеныч… — И, присев к столу, выложил свой план.
Думал Куржак правильно, дельно. На комбинат еще в прошлом году пришли новые мясорубки в комплекте с электромоторами, их и на склад не заносили, распаковали «оставили на улице — собирались смонтировать в январе, сразу после завершения годового плана, но так и не собрались. Башмаков требовал водрузить их на бетонный фундамент, а бетона тогда не было, строители помочь отказались. Вот теперь сделали сами, правда, не бетонный — кирпичный, но прочный вышел, постоит.
— Мы анкерные болты туда замастырили, — радовался Куржак. — Теперь ставь мясорубки и жми на всю железку. У них же производительность знаешь какая — запросто два нынешних плана дадим!
Ручьев тоже возрадовался, но тут же и озаботился: комбинат работает на местном сырье, новое оборудование надо еще суметь загрузить. Позвонил директору местного совхоза Степану Мытарину, и сразу удача: там четырех коров убило током и племенной бык ногу сломал — пять мясных туш бери хоть сейчас. Мытарин уже звонил на областной мясокомбинат, но там соглашаются взять только быка, хотя коровы освежеваны сразу после беды, их мясо можно использовать в пищу. Врачебную справку они предъявят.
— Везите! — сказал Ручьев с воодушевлением. — Если еще что-то такое будет, возьмем без разговоров. Производственные мощности теперь увеличились.
— Так я пойду за» мясорубками, Семеныч? — Куржак поднялся, натянул на лысеющую голову берет.
— Давай действуй. К вечеру поставите, и завтра с утра можно пускать. Месячный план, думаю, одолеем.
— Запросто! Только к этим мясорубкам парочку рабочих надо, хорошо бы мужиков. У меня лишних нет, у Веры если. Только уж ты сам, Семеныч, и на меня не ссылайся, а то опять мы с ней поругаемся до разводу.
— Хорошо, я с ней поговорю. Не придумаешь ли новое название комбинату?
— Не мастер я на такие дела.
— А ты подумай, подумай.
Куржак неловко постоял, переминаясь с ноги на ногу, предложил неуверенно:
— «Спокойная жизнь» — подойдет? — Увидел кривую улыбку Ручьева, развел руками: — Я же говорил, не мастер. Пойду…
О рабочих Ручьев договорился с Верой по селекторной связи. Хитрая, чертовка. Упиралась, набивала цену, жаловалась: у меня только два мужика, доску передовиков с вашей секретаршей сейчас устанавливают, но так и быть, не пожалею для родного комбината, отдам последних. А эти последние — Федька Черт да Иван Рыжих — известные выпивохи, нигде подолгу не задерживаются, кроме рыболовной артели. Что ж, пусть так. Возможно, в колбасном-то и приживутся: на новых машинах, если обеспечить полную нагрузку, заработки будут хорошие.
— Комбинат по-новому не наречешь? — спросил Ручьев в микрофон.
— «Дружная семья», — выдала с ходу Вера.
— Приятно слышать оптимистические речи. Молодчина.
Ручьев отключился, достал новую сигарету, прикурил и опять взял папку с годовым отчетом. Сдвинем мы свое дело, понимаешь, раскочегарим, и тогда уж, извини-подвинься, нас не остановишь!
VIII
После десяти, когда в учреждениях прошли оперативки и летучки, когда служилый люд настроился на очередные свои мероприятия и взялся за их выполнение, девятый вал текучки накрыл и подмял под себя именно Ручьева — пищекомбинат всегда стоял в центре забот самого широкого круга хмелевцев.
Телефоны будто озверели и хватали молодого директора то сразу оба, то напеременку, селектор мигал сигнальной лампочкой и кричал то женским, то мужским голосом, двери кабинета перестали закрываться, из приемной тоже доносились деловые голоса.
Такой вавилон бывал здесь не постоянно, а четырежды в году по нескольку дней, когда конец месяца совпадал с концом отчетного квартала, полугодия и года. Пощады в эти дни не было даже от самых мирных и терпеливых.
Председатель райпотребсоюза Заботкин, человек положительный, понимающий, хозяйственный, знал положение нового директора, но все равно нажимал на него по телефону, как обвинитель на преступника:
— Пойми, Ручьев, ты режешь всех без ножа. Мы должны обеспечить население мясными продуктами, а ты недодаешь и сосисок и сарделек. С нас требуют качества, а колбаса у тебя резиновая, не прожуешь и железными зубами. До конца полугодия осталось четыре дня, план по выручке трещит, а вы на три недели получку задержали. А знаешь кто виноват? Ты и твой бухгалтер.
Ручьев невольно стал оправдываться: это Башмаков, паразит такой… И смутился: в кабинет торопливо вошла Нина Башмакова с платежным поручением. Он быстренько закруглился:
— Зарплату сегодня выдадим. Не сердись и успокой своих продавцов. Не подскажешь ли новое название нашему комбинату?
— «Старая говядина». — И Заботкин бросил трубку.
— Вот здесь и здесь, — показала ноготком Нина. — И заверьте печатью. — Внимательно посмотрела на Ручьева, встревожилась: — Что-то вы бледный, Анатолий Семенович? Не заболели?
