Меджа Мванги - Неприкаянные
— Ну, иди, а то к ужину не поспеешь.
Меджа снова улыбнулся. Симпатичен ему этот старик, хотя он, Меджа, и старается скрывать свое расположение к нему. К заключенным относится отечески, с пониманием, а человеку в положении Меджи ничего, кроме понимания, и не требуется. Всякий раз, когда Меджу привозят в тюрьму, смотритель добродушно встречает его и, если настал час ужина, не докучает излишними разговорами. Одна из многих причин, почему Меджа никогда не грубит этому человеку.
Меджа отдал честь со щеголеватостью, свойственной обитателям девятой камеры, и направился к выходу.
— Меджа! — окликнул его смотритель.
Тот остановился.
— Один вопрос. Знаю, что это глупо, но все хочу тебя спросить: тебе никогда не приходило в голову броситься под машину?
Меджа испытующе посмотрел на старика. У того был серьезный вид.
— Нет, а что?
— Сам не знаю, откуда у меня такая мысль. Но мысль, по-моему, стоящая. Почему бы тебе не попробовать, когда ты снова будешь в городе?
— Вы думаете, я свихнулся? Нет, я умру своей смертью.
— В девятой камере?
— А почему бы и нет? Разве человек не свободен выбирать, где ему жить?
— В тюремной камере?
Меджа вздохнул.
— Да, в тюремной камере. — Он шагнул к двери, потом остановился и оглянулся на смотрителя. — Не собирался говорить вам, начальник, но раз уж вы спросили, то скажу. Один раз я уже побывал под колесами машины. — Лицо Меджи скривилось в болезненной гримасе. — Но это не помешало мне попасть за решетку.
Где-то в его подсознании прозвучали знакомые пугающие звуки автомобильного гудка и визг тормозов, но он переборол страх и поднял изуродованную руку. Пусть полюбуется смотритель.
— Видите?
— Да. — Старик почесал подбородок. — Вижу.
Меджа вышел из конторы и, прихрамывая, направился с независимым видом через ворота в тюремный двор. Охранник, пропуская его, удивился, что он вышел из конторы без сопровождения начальника.
Его появление в тюремной столовой радостно встретили все товарищи по девятой камере. Они наперебой угощали его своими пайками и засыпали вопросами. Чтобы ответить на них, ему приходилось изрядно фантазировать.
— Бабу мою встречал? — спросил один из них.
— А как же, — ответил Меджа, набрав полный рот пищи. — Что же еще мне оставалось делать в свободное время? Много раз встречал, хотя тебе и неприятно это слышать.
— А что она говорила тебе?
Меджа хитро улыбнулся.
— Видеть тебя больше не желает. — Заметив, что арестант, задавший вопрос, нахмурился, он продолжал: — Спросила, как ты тут поживаешь. Я ответил, что ешь ты много. Так пристрастился к еде, что тебя назначили судомойкой. Поближе к кухне. Вот тут-то она и сказала, что не желает тебя больше видеть. Все, говорит, готова простить тебе, кроме того, что ты на кухне работаешь.
Арестанты засмеялись.
— А мы тебя так скоро не ждали, — сказал Нгуги.
— Знаю. Но я сделал все, чтобы пораньше вернуться.
— Зачем?
— Уж больно по вас соскучился.
Парни весело рассмеялись.
После ужина вся ватага отправилась в камеру. Постельные принадлежности Меджи в полной сохранности лежали в углу. Об этом позаботились товарищи. Он осмотрелся вокруг, глубоко вздохнул и улыбнулся. На душе у него стало тепло и покойно. Беззаботные улыбки парней, белые арестантские одежды — все это действовало, как тонизирующее лекарство. Белые стены камеры символизировали для него безопасность. Только в стенах девятой камеры он и чувствовал себя защищенным. Кормят здесь хорошо, на воле он так никогда не ел. И лица улыбчивые, совсем не похожие на унылые, равнодушные лица людей, которых он встречал на улицах города.
— Не жалеешь, что опять к нам попал? — спросил Чеге.
Меджа опустил голову, пряча улыбку.
— Не верь тому, кто скажет тебе, что я в восторге, — сказал он притворно печальным тоном.
Арестанты начали стелить себе постели. Матрас Меджи оказался рядом с Чеге. Место с другого бока оставалось незанятым — оно принадлежало их отсутствующему другу. Неписаный закон, который никогда не нарушался. Не было в девятой камере преступления страшнее, чем занять на полу место отсутствующего товарища. Все равно, что совершить убийство или взорвать мост, оставив товарища одного на противоположном берегу реки. Единственное, чем располагали обитатели тюремной камеры, был крохотный пятачок, на котором каждый стелил себе постель. Захватить лишнюю часть территории значило присвоить наследство еще не умершего человека. Этот кусочек территории был единственным звеном, соединявшим заключенных с их свободными братьями, и тюремный смотритель, видимо, понимал это. Он никогда не помещал в девятой камере новичка, пока не получал подтверждение, что тот или иной «старожил» умер или исчез бесследно.
Пришел дежурный надзиратель и запер снаружи дверь. Как всегда, он не перешагнул через порог камеры. По молчаливому согласию обеих сторон. Заключенным — камера, надзирателю — коридор. Даже осмотр помещения производился только от порога.
Надзиратель открыл окошко и стал считать. Насчитав восемь человек вместо семи, заглянул в список: восьмой был дописан красными чернилами.
— Который тут новенький? — спросил он.
Чеге перевернулся на спину и показал рукой на свой зад.
— Вот этот.
Надзиратель выругался, захлопнул окошко и двинулся дальше.
Меджа бросил на Чеге укоризненный взгляд.
— А вы, ребята, так и не повзрослели, а?
— Нет, не повзрослели, — сказал Чеге. — А ты?
Меджа нахмурился.
— Кабы не повзрослел, не вернулся бы сюда.
Все улеглись. Наступила ноль. Застрекотали в тюремном дворе цикады. Изредка со стороны шоссе доносился гул автомобилей. А в камере, под недремлющим оком тусклой лампочки, лежали на своих матрасах арестанты и ждали, когда Меджа начнет рассказывать. Но тот, как всегда, медлил, не зная, с чего начать. Достал из кармана пачку сигарет, закурил, затянулся два раза и передал сигарету Чеге. Тот сделал то же самое и передал сигарету дальше. Правила курения знали все. Никому не разрешалось делать больше двух затяжек за раз. Нарушить этот порядок значило проявить эгоизм и расточительность. Сигареты в тюрьме — большая редкость. В щелях стен они не растут.
— Меджа! — позвал один из парней.
Меджа обернулся на голос.
— Что же ты не рассказываешь?
— Что рассказывать-то?
— За что тебя на этот раз посадили?
— Да все за то же, — бросил он нарочито небрежным тоном.
— На чем ты попался? — спросил Чеге.
Все затаили дыхание, приготовившись слушать.
— Мало ли на чем, — уклончиво ответил Меджа. — Угадай.
— Откуда я знаю? — пожал плечами Чеге. — Я помню, как ты говорил о банках и сейфах, где зря пропадают деньги. Так, может, ты…
Меджа покачал головой.
— Попробовал бы сам ограбить банк. И до кассы не успеешь дойти, как тебя схватят. Что я, дурак идти на такое дело?
Наступило молчание.
— А какая разница? — спросил Чеге. — Разве не все равно, что грабить, если хочешь попасть в тюрьму?
Меджа принужденно засмеялся.
— Ты прав. Зря в тюрьму не посадят.
После короткой паузы чей-то голос в дальнем углу сказал:
— Трусы банков не грабят.
Меджа медленно приподнялся на матрасе и взглянул на говорившего. На губах его играла презрительная усмешка.
— Твой ли голос я слышу, Гитур?
— Мой, мой. Говорю так, потому что на себе испытал. Мне-то приходилось грабить банк. В одиночку, с помощью игрушечного пистолета.
— Слыхали мы эту историю, — сказал Меджа. — Много раз.
— Когда выберусь отсюда, то буду самым богатым человеком на свете.
Меджа засмеялся.
— Нет уж, друг. Как был ты жалким воришкой, так им и останешься. Не будет у тебя никакого богатства. Не надо было закапывать деньги в общественном парке.
Гитур вдруг встал. Глаза его сверкали гневом.
— Что? Уж не ты ли…
Меджа покачал головой.
— Нет, не я. Рабочие парка нашли. Хочешь узнать, каким образом? Канаву копали и наткнулись. В газетах писали: «Землекопы нашли клад».
Гитур сел и обхватил голову руками.
— Десять лет. Десять лет… — простонал он. — И все зря.
— Нашли и в байк вернули, — сказал Меджа. — Кретины.
Гитур плакал.
— Раз деньги нашли, то его должны теперь отпустить, — сказал один из арестантов. — Зря пострадал человек.
Никто ему не ответил. Лицо Меджи сделалось серьезным.
Чеге снова спросил:
— Так на чем же ты попался, Меджа?
— Да на пустяке, — вяло ответил тот. После тяжелого дня в суде и нудных допросов ему уже не хотелось говорить. — В тот раз, когда меня отсюда выпустили, я решил бросить воровать. Пошел искать работу.
— Нашел? — спросил Нгуги.
