Митч Элбом - Пятеро, что ждут тебя на небесах
Вдруг взгляд его остановился на белом валуне. На нем, в стороне от других детей, глядя прямо на Эдди, стояла стройная, тоненькая девочка. Она махала ему обеими руками, подзывая к себе. Эдди заколебался. Девочка улыбнулась. Снова помахала ему и кивнула, точно поясняя: «Да, да, именно ты».
Эдди опустил пониже палку, чтобы легче было спуститься с насыпи. Поскользнулся, больное колено согнулось, и он не смог удержаться на ногах. Но, еще не успев упасть, он почувствовал, как сзади налетел порыв ветра и, выпрямив его и поставив снова на ноги, подтолкнул вперед. И вот он уже как ни в чем не бывало стоял перед маленькой девочкой.
Сегодня у Эдди день рожденияЕму пятьдесят один. Суббота. Это его первый день рождения без Маргарет. Он наливает в бумажный стаканчик кофе «Санка» и съедает два намазанных маргарином гренка. После несчастного случая с женой Эдди решил навсегда распрощаться с празднованием своего дня рождения, уверяя себя: «И зачем я должен напоминать себе о том дне?» Маргарет всегда настаивала на том, чтобы устраивать праздник. Она пекла торт. Приглашала друзей. И каждый раз покупала кулечек с помадкой и перевязывала его ленточкой. «Нельзя отказываться от своего дня рождения», — говорила она.
Теперь же, когда ее не стало, Эдди старается делать вид, что никакого дня рождения нет. На работе он привязывается на изгибе «американских горок» и висит в вышине в полном одиночестве, точно скалолаз. А вечером идет домой и смотрит телевизор. И рано ложится спать. Ни торта. Ни гостей. Если чувствуешь себя как обычно, совсем не трудно и вести себя как обычно. Серый цвет капитуляции становится его повседневным цветом.
Эдди сегодня шестьдесят. Среда. Он приходит в мастерскую пораньше. Открывает пакет с завтраком и отщипывает от бутерброда кусок вареной колбасы. Насаживает его на крючок, забрасывает леску в «рыбную щель». Смотрит, как наживка всплывает, а затем исчезает, поглощенная океаном.
Эдди шестьдесят восемь. Суббота. Эдди раскладывает на полке лекарства. Звонит телефон. Это его брат Джо из Флориды. Джо поздравляет его с днем рождения. Джо рассказывает о своем внуке. Джо говорит о своей новой квартире. Эдди отвечает ему «угу», повторяя это «угу» по крайней мере раз пятьдесят.
Эдди семьдесят пять. Понедельник. Эдди надевает очки и проверяет отчеты о техосмотрах. Замечает, что прошлым вечером кто-то пропустил смену, и на аттракционе «Червяк-вьюнок» не проверены тормоза. Эдди вздыхает, снимает со стены табличку «ВРЕМЕННО ЗАКРЫТО НА ТЕХОСМОТР» и несет по променаду к входу в «Червяка-вьюнка», где самолично проверяет тормоза.
* * *Эдди восемьдесят два. Вторник. Возле входа в парк останавливается такси. Эдди пролезает на переднее сиденье, втаскивая за собой свою палку.
— Большинству нравится на заднем, — говорит таксист.
— Но ты не против? — спрашивает Эдди.
Таксист пожимает плечами:
— Нет, не против.
Эдди смотрит прямо перед собой. Не станет же он объяснять таксисту, что на переднем сиденье кажется, будто сам ведешь машину, а он уже два года как не водит, с тех пор, как у него забрали права.
Такси привозит Эдди на кладбище. Он идет на могилу матери, на могилу брата, на несколько секунд останавливается возле могилы отца. И как всегда, напоследок оставляет могилу жены. Он опирается на палку, смотрит на могильный камень и думает, думает о многом. Например, о помадке. Эдди думает, что теперь от помадки у него бы выпали последние зубы, и все же он ни за что бы от нее не отказался, только бы рядом была Маргарет.
Последний урок
Маленькая девочка, явно родом из Азии, была лет пяти-шести, с нежной, цвета корицы, кожей, с темно-сливовыми волосами, с маленьким плоским носом, полными губами, растягивавшимися в веселую улыбку и обнажавшими щербинки в зубах, и совершенно поразительными, темными, как тюленья кожа, глазами с белым, величиной с булавочную головку, пятнышком на месте зрачка. Она улыбалась и радостно махала рукой, пока Эдди не подошел к ней совсем близко, и тогда она представилась.
— Тала, — произнесла она, прижимая ладони к груди.
— Тала, — повторил за ней Эдди.
Она улыбнулась ему так, словно начинала игру. Она указала пальцем на свою мокрую от речной воды, свободно ниспадавшую с плеч вышитую блузку.
— Баро, — сказала она.
— Баро.
Она дотронулась до тканого полотна, обернутого вокруг ее тела и ног.
— Сайа, — сказала она.
— Сайа.
Затем очередь дошла до ее сандалий на деревянной подошве — бакъя, потом до переливчатых ракушек у ее ног — капиз и расстеленного перед ней, плетенного из бамбука коврика баниг. Она жестом пригласила Эдди сесть на коврик и села сама, поджав под себя ноги.
Похоже, никто из детей, кроме девочки, не замечал его. Дети катались по траве, плескались в воде, собирали морские камушки. Эдди увидел, как один мальчуган натирал камушком тело другому: водил камушком по спине, вдоль боков.
— Моет его, — сказала девочка. — Как раньше делали наши инас.
— Инас? — переспросил Эдди.
— Мамы, — пояснила она.
В своей жизни Эдди имел дело со многими детьми, но впервые встретил ребенка, не испытывавшего ни малейшего стеснения перед взрослыми.
Интересно, подумал Эдди, эта девочка и остальные дети выбрали этот райский берег сами или, из-за краткости их воспоминаний, это безмятежное место было выбрано за них?
Девочка указала на карман рубашки Эдди. Он опустил глаза и увидел ершики для чистки курительных трубок.
— Это? — спросил Эдди. Он вынул их из кармана и принялся сгибать, так, как когда-то на пирсе. Девочка приподнялась, чтобы посмотреть, как он это делает. Руки его задрожали.
— Видишь? Это… — Эдди закончил последний виток, — собака.
Девочка взяла игрушку и улыбнулась — таких улыбок Эдди видел на своем веку, наверное, с тысячу.
— Нравится? — спросил Эдди.
— Ты меня жег, — сказала девочка.
У Эдди свело челюсть.
— Что ты сказала?
— Ты жег меня. Ты делал мне огонь.
Она сказала это без всякого выражения, точно ребенок, выучивший урок.
— Моя ина говорит: жди в чипа. Моя ина говорит: прячься.
Эдди снова заговорил, но тише и медленнее, подбирая каждое слово:
— От чего… ты пряталась, девочка?
Она покрутила в руках собачку и опустила ее в воду.
— Сандэлонг, — сказала она.
