Митч Элбом - Пятеро, что ждут тебя на небесах
И еще он рассказал ей о новых названиях. Никаких больше «ковшей» или «кувыркающихся жуков». Теперь только одни «бураны», «вихри», «головоломки» и «суперпушки».
— О чем такие названия говорят? Странные они, правда? — спросил Эдди.
— Говорят о том, — ответила она задумчиво, — что наши времена уже прошли.
Эдди подумал, что именно это он и чувствовал все последние годы.
— Мне надо было работать в каком-то другом месте, — сказал он. — До чего обидно, нам так и не удалось выбраться с тобой оттуда. Из-за отца. Из-за ноги. После войны я чувствовал себя все время каким-то жалким.
По лицу Маргарет проскользнула тень грусти.
— А что случилось, — спросила она, — во время войны?
Он никогда ей толком не рассказывал. Все и так казалось ясным. В те дни солдаты делали то, что им было положено, а вернувшись с войны, ни о чем не рассказывали. Сейчас Эдди думал о тех, кого убил. Думал об охранниках. Думал о том, что его руки в крови. Будет ли он когда-нибудь прощен?
— Я там потерял себя, — признался он.
— Это не так, — сказала Маргарет.
— Так, — прошептал он.
И она ничего больше не добавила.
Там, на небесах, время от времени они ложились друг рядом с другом. Но не спали. Маргарет говорила, что на земле, когда засыпаешь, могут присниться твои небеса, и эти сны помогают их сотворить. Но сейчас эти сны им были ни к чему.
Эдди наклонялся над Маргарет, зарывался в ее волосы и глубоко вдыхал их аромат. Как-то раз он спросил Маргарет, знает ли Бог, что он на небесах. Маргарет улыбнулась и сказала: «Конечно, знает». И тогда Эдди признался ей, что всю свою жизнь он или прятался от Бога, или считал, что Бог его не замечает.
Четвертый урок
Наконец, после всех разговоров, Маргарет повела Эдди назад, в маленькую круглую комнату. Она села на табурет и сплела пальцы. Повернулась к зеркалу, и Эдди увидел в нем ее отражение. Ее, но не свое собственное.
— Это место, где невеста ожидает начала церемонии, — сказала Маргарет, приподнимая волосы и вглядываясь в отражение, но как бы уносясь мыслями прочь. — В эту минуту думаешь о том, что тебе предстоит. О том, кого ты выбираешь. О том, кого будешь любить. И эта минута может быть такой прекрасной.
Она повернулась к нему.
— Тебе пришлось жить много лет без любви, верно?
Эдди ничего не ответил.
— Тебе казалось, что у тебя ее отобрали, что я покинула тебя слишком рано.
Он опустил голову и видел теперь только ее сиреневое платье.
— Ты и вправду ушла слишком рано, — сказал он.
— Ты был зол на меня.
— Нет.
Глаза ее вспыхнули.
— Ладно. Был зол.
— На все это была причина, — сказала она.
— Какая причина?! — воскликнул он. — Какая могла быть причина? Ты умерла. Тебе было сорок семь. Ты была лучшая из всех, кого мы знали, и ты умерла и потеряла все. И я потерял все. Я потерял единственную женщину, которую любил.
Она взяла его руки в свои.
— Нет, не потерял. Я всегда была рядом с тобой. И ты по-прежнему любил меня. Потерянная любовь — все равно любовь, Эдди. Она принимает другую форму, вот и все. Ты не видишь улыбки любимых людей, не можешь принести им еду или взъерошить волосы, не можешь с ними потанцевать. Но когда угасают одни ощущения, усиливаются другие. Память. Память становится твоим спутником. Ты ее лелеешь. Ты держишься за нее. Ты даже танцуешь с ней. Жизни рано или поздно приходит конец, — сказала Маргарет. — Жизни, но не любви.
Эдди вспомнил годы жизни после смерти жены: он словно все время заглядывал за забор. Он сознавал, что рядом течет иная жизнь, только ему уже в ней не было места.
— Мне никогда никто не был нужен, кроме тебя, — едва слышно сказал он.
— Я знаю, — отозвалась Маргарет.
— И я все еще был влюблен в тебя.
— Знаю, — кивнула она. — Я это чувствовала.
— Здесь? — спросил он.
— Даже здесь. — Она улыбнулась. — Вот до чего сильна бывает потерянная любовь.
Она встала и открыла дверь, и Эдди вслед за ней вошел в другую комнату. В этом слабо освещенном помещении стояли складные стулья, а в углу ее сидел аккордеонист.
— Эту комнату я оставила напоследок, — сказала Маргарет.
Она протянула руки к Эдди. И впервые за все время пребывания на небесах Эдди решился на то, чтобы самому сделать первый шаг: не обращая внимания на больную ногу и на свое резко негативное отношение к танцам, музыке и свадебным торжествам — что, как он понимал теперь, было вызвано одиночеством, — он подошел к своей жене.
— Единственное, чего тут не хватает, так это лото, — обнимая его за плечи, прошептала Маргарет.
Эдди усмехнулся и положил руку ей на талию.
— Можно мне тебя о чем-то спросить? — обратился он к Маргарет.
— Конечно.
— Почему ты выглядишь так, как в день нашей свадьбы?
— Я подумала, тебе это будет приятно.
Эдди на минуту задумался.
— А можно это изменить?
— Изменить? — Она казалась озадаченной. — На что?
— На то, что было в конце.
Маргарет понурилась:
— Я тогда была не очень-то привлекательной.
Эдди замотал головой, точно не соглашаясь с ней.
— Можно?
Она помедлила, а потом снова прижалась к нему. Аккордеонист заиграл знакомую мелодию. Маргарет, наклонясь к уху Эдди, запела без слов, и они медленно поплыли в танце, в привычном ритме, знакомом только им одним.
Ты вынудил меня тебя любить,
А я так не хотела.
А я так не хотела…
Ты вынудил меня тебя любить.
И ты ведь знал об этом,
И ты ведь знал об этом…
Когда Эдди снова посмотрел на нее, ей было уже сорок семь: сеть морщинок под глазами, поредевшие волосы, морщинистая кожа на подбородке. Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ, и для него она была, как всегда, прекрасна. Он закрыл глаза и впервые сказал то, о чем думал с минуты, как встретил ее на небесах:
— Я не хочу продолжать свой путь. Я хочу остаться здесь.
Когда он открыл глаза, его руки все еще ощущали тело Маргарет, но сама она исчезла, как и все, что их окружало.
ПЯТНИЦА, 15.15Домингес нажимает кнопку лифта, и дверь с шумом закрывается. Внутренняя дверь совмещается с наружной. Кабинка дергается, и сквозь решетчатое окошко Домингес наблюдает за исчезающим из виду вестибюлем.
— Просто не верится, что этот лифт работает, — говорит Домингес. — Он, наверное, из прошлого века.
Мужчина позади него, адвокат по делам недвижимости, с деланным интересом едва заметно кивает. Он снимает шляпу — в лифте жарко, и он вспотел — и следит за лампочками, зажигающимися одна за другой на латунной панели. Сегодня это его третий визит. Еще один, и можно будет идти домой обедать.
