Митч Элбом - Искорка надежды
Обзор книги Митч Элбом - Искорка надежды
Митч Элбом
Искорка надежды
Посвящаю эту книгу моему отцу Айре Элбому,
которого я всегда бесконечно уважал
Митч Элбом — писатель, которого знает весь мир. Его книги «Вторник с Морри», «Пятеро, что ждут тебя на небесах»? «Ради нового дня» и «Искорка надежды» читают более чем в 40 странах. Они переведены на 42 языка, а их тираж превысил 28 миллионов экземпляров!
Эту книгу должны прочесть ВСЕ — молодые и старые, мужчины и женщины, верующие и атеисты!
«People»Книга, способная подарить надежду каждому человеку!
«Publishers Weekly»Искренняя, обаятельная книга! Она заставила меня по-новому взглянуть на свою жизнь!
Трогательная, теплая история о том, что вера всегда побеждает сомнения, а жизнь сильнее смерти!
Бессмертная история, которая заставляет нас понять: в мире есть нечто большее, чем материальные ценности!
Отзывы с Amazon.comОТ АВТОРА
Этой истории восемь лет. И появилась на свет она благодаря двум уникальным людям — Альберту Льюису и Генри Ковингтону, — поведавшим мне о своей жизни в мельчайших подробностях, а также их родным, детям и внукам, которым автор выражает глубокую благодарность. Все наши встречи и беседы подлинны, хотя для плавности повествования я порой сдвигал временные рамки и, скажем, беседу в октябре одного года переносил на ноябрь следующего.
Несмотря на то что эта книга о вере, автор никоим образом не выдает себя за специалиста в области религии, и книга эта ни в коей мере не является религиозным руководством. Скорее эта история написана в надежде, что люди самых разных вероисповеданий найдут в ней то, что может их объединить.
Обложка этой книги напоминает старый, перетянутый резинками молитвенник Альберта Льюиса[1].
Следуя традиции отдавать десятину, автор пожертвует десятую часть своей прибыли от продажи каждой книги благотворительным организациям, включая упомянутые в этой истории церковь, синагогу и приют для бездомных.
Автор также благодарит своих прежних читателей и будет необычайно рад, если у его историй появятся новые.
ВНАЧАЛЕ
Вначале был вопрос.
— Ты не мог бы сказать прощальную речь на моих похоронах?
— Что?! — спросил я.
— Прощальную речь, — повторил старик, — когда я умру.
Он стоял передо мной, слегка сутулясь. Его седая борода была аккуратно подстрижена, а глаза за стеклами очков беспрестанно моргали.
— Вы умираете? — спросил я.
— Пока еще нет, — усмехнувшись, сказал он.
— А почему тогда?..
— Я просто думаю, что у тебя это хорошо получится. И еще мне кажется, что когда это случится, ты найдешь нужные слова.
Представьте себе самого праведного человека из всех, кого вы знаете, — вашего священника, пастора, раввина, имама. А теперь вообразите, что он похлопывает вас по плечу и просит после его смерти попрощаться со всеми от его имени.
Подумайте только, что тот, кто провожает людей на небеса, просит вас проводить туда его самого.
— Ну что? — спросил он. — Ты с этим справишься?
Вначале был и другой вопрос:
— Иисус, Ты спасешь меня?
В руках у человека был дробовик. Он прятался за мусорными баками, что стояли перед многоквартирным домом в Бруклине. Была поздняя ночь. Его жена и грудная дочурка плакали. Он следил за приближавшимися к дому машинами, в каждой следующей ожидая своих убийц.
— Иисус, Ты спасешь меня? — спросил он, дрожа. — Если я пообещаю посвятить свою жизнь Тебе, Ты сегодня спасешь меня?
Представьте себе самого праведного человека из всех, кого вы знаете — вашего священника, пастора, раввина, имама. А теперь вообразите его в замызганной одежде, с дробовиком в руках, молящим о спасении из-за мусорных баков.
Представьте, что тот, кто провожает людей на небеса, молит, чтобы его не отправили в ад.
— Пожалуйста, Господи… — шепчет он. — Если я пообещаю…
Эта история о вере и о двух совершенно непохожих друг на друга людях, которые показали мне дорогу к храму. Я писал ее довольно долго. Я ездил в церкви и синагоги, в города и пригороды, к «своим» и «чужим», размышляя над тем, что разделяет людей разных вероисповеданий.
И в конце концов я вернулся домой, в переполненную людьми молельную комнату, к сосновому гробу и опустевшей кафедре проповедника. Вначале был вопрос.
Он же стал и последней просьбой:
— Ты не мог бы сказать прощальную речь на моих похоронах?
И как это нередко случается, когда затрагивается вопрос веры, я думал, что у меня просят одолжения, а на самом деле одолжение сделали мне.
ВЕСНА
1965 год…
…в субботу утром отец высаживает меня из машины возле синагоги и говорит:
— Ты должен пойти на службу.
Мне семь лет, и оттого что я еще маленький, мне и в голову не приходит спросить: почему я должен идти на службу, а сам он не идет? Вместо этого я послушно вхожу в синагогу, иду по длинному коридору и поворачиваю за угол к маленькой молельной комнате, где проходит служба для детей.
На мне белая с короткими рукавами рубашка и галстук на резинке. Я толкаю деревянную дверь. В комнате на палу расположились малыши, Рядам позевывают мальчишки-третьеклассники. А возле них девочки из шестого — в черных хлопчатобумажных брючках в обтяжку, — эти, прильнув друг к другу, о чем-то шепчутся.
Я беру молитвенник. В задних рядах уже ни одного свободного места, и я сажусь впереди. Вдруг распахивается дверь, и все мгновенно смолкают.
На пороге появляется Божий человек. Он гордо, словно гигант, шествует по комнате. У него густые темные волосы. На нем длинная мантия, которая плещется, точно полотно на ветру; когда он говорит, размахивая при этом руками.
Он рассказывает нам историю из Библии. Он задает нам вопросы. Он широким шагом пересекает сцену. Он подходит ко мне все ближе и ближе. Меня обдает жаркой волной. Я молю Бога, чтобы Он сделал меня невидимкой. Прошу тебя, Господи, пожалуйста!
Это моя самая страстная молитва за весь день.
Март
Адам прятался в саду Эдема. Моисей пытался уговорить Бога, чтобы тот заменил его братом — Аароном. Иона прыгнул с корабля, и его проглотил кит.
Людям свойственно скрываться от Бога. Такова традиция. Поэтому, наверное, я, следуя ей, стал убегать от Альберта Льюиса, как только научился ходить. Он, конечно, не был Богом, но для меня он был почти Бог, праведник, человек в мантии, великий человек, главный раввин нашей синагоги. Мои родители стали ее членами, когда я был младенцем. Он читал проповеди, а я слушал их, поначалу сидя на коленях у матери.
И все же, когда я вдруг осознал, кто он такой, — а он стал для меня Божьим человеком, — я бросался бежать. Стоило мне увидеть, как он шагает по коридору, и я пускался наутек. Если мне надо было пройти мимо его кабинета — я пробегал стрелой. Даже когда я стал подростком, стоило мне заприметить его вдалеке, как я тут же старался от него скрыться. Он был высокого роста — шесть футов и дюйм, и в его присутствии я казался себе лилипутом. Когда он смотрел на меня сквозь свои очки в черной роговой оправе, мне чудилось, что он видит все мои пороки и прегрешения.
И я убегал.
Я бежал и бежал, пока не скрывался у него из виду.
Я вспоминал об этом, приближаясь к его дому весенним утром 2000 года, после только что стихшей грозы. Несколько недель назад, когда я выступил в синагоге с речью, восьмидесятидвухлетний Альберт Льюис обратился ко мне с той самой странной просьбой:
— Ты не мог бы сказать прощальную речь на моих похоронах?
Я замер как вкопанный. Никто никогда не обращался ко мне с подобной просьбой. Не то что религиозный лидер, а вообще никто и никогда. Вокруг сновали люди, а он стоял и смотрел на меня, премило улыбаясь, словно обратился ко мне с самой обыденной просьбой.
— Мне надо об этом подумать, — выпалил я наконец.
Прошло несколько дней, и я ему позвонил.
— Хорошо, — сказал я. — Я уважу вашу просьбу и выступлю на ваших похоронах, но только с тем условием, что вы позволите мне познакомиться с вами поближе, чтобы мне было о чем говорить. Мы с вами должны хотя бы несколько раз встретиться.
— Согласен, — отозвался он.
И вот теперь я сворачиваю на его улицу.
К тому времени я знал об Альберте Льюисе лишь то, что зритель обычно знает об актере: как он держится перед публикой, как говорит, завораживая конгрегацию своим внушительным голосом и взметающимися в воздух руками. Конечно, в прошлом мы знали друг друга несколько ближе. В детстве он был моим учителем, участвовал в наших семейных делах: венчал мою сестру и вел богослужение, когда умерла моя бабушка. Но я с ним не общался уже лет двадцать пять.
