Юля Панькова - Война не Мир
― Я в курсе.
Далее следовал монолог о том, как я не права, что наехала на авторицу.
― Ужос, ― сказала я, когда монолог закончился, ― больше не буду.
Вечерком мне звякнула сказочница. Волнуясь, она сказала, что, наконец, прочла исправленные мной беседы со звездами.
― Это грандиозно! ― хвалила она, ― мне так жаль, что я не оценила твою работу раньше! Эти придурки вышли такими душками!
― Я в курсе, ― пробормотала я и заснула за столом.
― Нам нужно поговорить, ― сказала Рената, когда я пришла домой.
Я подумала, что у нее, возможно, износились бюстгальтеры или маньяк из соседнего дома увидал ее отражение в окне и теперь пускает слюнями солнечных зайчиков. За те дни, пока Рената прожила у меня, она не выходила на улицу. Я все время на работе, где лечу свою скуку. Возможно, Ренате надоела такая жизнь.
Я приготовила кофе. Мы уселись напротив окна. Рената вздохнула. Сейчас начнем разводиться. Интересно, какую часть моих доходов положить ей на содержание?
― Ты должна согласиться, ― серьезно сказала моя половина.
― Ноу даут, ― ответила я. С некоторых пор я вообще со всем соглашаюсь.
Мой друг Дима, друг зоофилов, олигархов и оранжевой революции, однажды рассказывал мне про чучельный лес. Там, в чучельном лесу, пожизненно живут юные максималисты. Чтобы соблюдать баланс времени, деревья в чучельном лесу неимоверно старые: со стволами в четыре обхвата, огромными грибами, покрывающими кору и жухлыми листьями, которые уже не синтезируют хлорофилл. Птицы там летают низко и донельзя медленно, вопреки законам аэродинамики, они практически не шевелят крыльями. Основной закон чучельного леса ― там можно ходить везде. Дополнительный ― в чудесном безопасном и прекрасном лесу остаются только до тех пор, пока в глубине души есть хоть небольшое сомнение в том, что наша планета не факинг ап плэйс (то есть, пока ты веришь, что наш мир ― не плохое место). Но когда появляются такие сомнения, ты должен уйти из леса, как из рая. Вероятно, причина чучельного леса заключается в том, что наши астральные сущности шлепаются вниз с божественного теннисного корта неравномерно ― некоторые упали на землю жутко давно, а какие-то еще не успели привыкнуть к местным ужасам.
Я уже на самом краю.
― Я не с вашей планеты, ― сказала Рената.
― Кто б спорил, ― ответила я.
По традициям фильмов о марсианах, которых сдают психиатрам, в этом кадре я должна возмущенно вскочить и покрутить у виска. Но зачем обижать человека? Мне больше нравятся фильмы, где главному герою доверяют, пусть не с момента титров. Как Том Круз Дастину Хофману, который по четвергам привык питаться рыбными палочками и мог подсчитать просыпавшиеся зубочистки на лету.
― Хочешь хурму? ― спросила я и вспомнила, что холодильник у меня до обморока пуст.
― Ты не понимаешь! ― сказала Рената.
Все правильно. Давай, объясни, что через 40 дней начнется зима, и ты прилетела всех нас спасти.
― Через шесть недель…
«Началось», ― подумала я. Мне стало досадно. Я все-таки вскочила с дивана.
― Послушай, почему бы тебе сразу не выложить все? ― с оттенком тихого раздражения предложила я, ― давай, объясни нам большой секрет: почему мы не живем как хотим, где прячется душка Бен Ладен, и почему корреспонденты ВВС до сих пор не могут заказать ему отравленный гамбургер.
― Там свинина.
Ее голос немного дрожал, но в словах была логика. Мне стало невыносимо жаль мою чокнутую. Красота спасет мир, однако. Если бы нашелся умный пластический доктор, я бы заказала себе такую же форму губ. Рената встала и подошла к окну. Она отхлебнула кофе и поставила чашку на подоконник.
― Тебе нравился этот плакат, верно?
Я заинтересовалась. Как часто говорил про себя мой ангел, открывая на компе зеленый пасьянс: меня не проблема развеселить.
― Какой плакат? ― спросила я, вставая на цыпочки и заглядывая Ренате через плечо. В смысле роста, она ― Том Круз, а я ― ее больной аутизмом братец (которого играл Дастин Хофман).
За окном над дорогой висел тронутый дождем баннер «здесь должна быть ваша реклама». Я закатила глаза. Мне отчаянно недоставало моего бойфренда.
― Рената, пойдем спать!
Может… показать ее врачу? ― ненароком подумала я.
Арт-директор лечил акне. На столе у него стояло несколько банок медицинского вида. На столе у главного лежал гелевый имплант.
― Что это?
― А вот это, ― главный взял бесформенную лепешку в ладонь, ― вставляют в грудь.
Его объяснение почему-то звучало с упреком. Раньше я думала, что это должно выглядеть обычными сиськами.
― Твоя температура прошла? ― спросил главный. Вопрос почему-то звучал с вызовом.
― Нет, ― ответила я.
Главный швырнул на стол гелевую лепешку.
― Наверное, навставляла себе чего-нибудь, ― голосом, каким он обычно шутит, воскликнул он, ― не приживается!
Арт-директор хихикнул.
― Я проверюсь, ― почесав лоб, ответила я, ― в прошлом месяце журнал Киноман писал, что специалисты ЦРУ могут вставить тебе даже идею о том, что Властелин Колец получил Оскара.
В курилке мне сказали, что главный катит на меня бочку за регулярные выходные…
Наступила суббота. Мы с Ренатой пообедали вызванной пиццей и устроились в большой комнате. Рената положила на колени альбом и начала рисовать пастелью. Я подсела рядом и стала разглядывать рисунки. По кирпичной мостовой, нарисованной на листе, бежали люди. За высотками в черном небе светило белое солнце. Я спросила Ренату, как ребенка:
― А почему у тебя дорога красная?
Она подняла удивленное лицо:
― Это площадь.
На другом листе были изображены кошки, много одинаковых кошек в длинном каменном зале. Они, кажется, закапывали свои проделки в какие-то мохнатые коврики, причем так старались, что коврики приняли форму уже почти правильных шариков.
― А это что? ― я ткнула пальцем в эту картинку.
Рената склонила голову, как бы оценивая свое мастерство.
― Это, когда ты не выполняешь работу, тебя мучает чувство вины.
Я понимающе кивнула. Похоже.
Если моя сумасшедшая ― гений… Я начала быстро продумывать маркетинговые ходы по раскрутке.
― И тогда, тебе положено провести несколько лет в злачном месте, ― продолжила Рената про рисунок, ― где кошки скребут.
Я сглотнула.
― Рената, а почему место, где скребут кошки, злачное? ― я взяла у нее картинку за уголки и вытянула руки перед собой. Кошки теперь казались мне жуткими. Если каждый рисунок сопроводить грамотным текстом…
― Потому что там ты разлагаешься, ― объяснила Рената про кошачье место.
Я вскочила и хотела записать, но потом подумала, что в этом нет необходимости, я и так запомню. Я отложила картинку и попросила следующую.
― Эту я еще не закончила, ― сказала Рената и спрятала рисунок под альбом.
Она выглядела озябшей. Я решила намешать ей горячую ванну с солью, но она не захотела ее принимать.
Когда вечером она ушла в свою комнату спать, я достала спрятанную картинку. Над урбанистичным холмом, чем-то похожим на Замоскворечье, с неба наклонялся над городом огромный экран, похожий на солнечную батарею. На экране виднелось отражение, сильно напоминавшего крышу Василия Блаженного. Только на картинке позади Василия росли самолетные крылья, и красиво вился черно-зеленый дым. Под картинкой готическим шрифтом было написано «Война».
Меня передернуло. Я подумала: Нострадамус, блин. Хорошо, что хоть не слепая.
― Кассандра? ― тихо спросила Рената у меня за спиной. Я подпрыгнула. Я думала, что она давно спит.
― Извини, я хотела только прибрать, ― показывая на рисунок, соврала я, чтобы ее не расстраивать. Пока она была только тихой, но ученые утверждают, что в состоянии аффекта чудики могут сдвинуть с места слона.
― Она ничего не знала.
― Кто?
― Слепая Флёгра.
Я растерялась.
Рената все-таки выглядела рассерженной. Не знаю, что больше ее расстроило: мое любопытство к незаконченному рисунку или упоминание о ясновидящей. Хотя, про предсказательницу я, кажется, только подумала. На момент я слегка отупела.
― Как ты сказала? Фуагра? ― переспросила я и стала суетливо соображать. На всякий случай я решила считать, что все-таки не просто подумала про Кассандру, а ляпнула что-то про прогнозы, звезды и гороскопы, а Рената по ассоциации со сложным названием вспомнила какой-нибудь… там ресторан… где, не знаю, скажем, работала ее мама, теща или злая мачеха. Что если, скажем, она пела там густым голосом в микрофон?.. И теперь Рената вспомнила ее имя, и нам удастся ее найти…
― Флёгра, ― спокойно напомнила мне Рената.
― Нет, Рената! ― Воскликнула я, запутавшись, ― слепую предсказательницу звали Ванга!
Я читала, что кретины могут кого угодно сбить с толку железной логикой. Значит, кретин из нас ― я. Засмеявшись, я хотела сказать свое обычное «пойдем спать», сон вообще решает любые проблемы, но сказала:
― А хочешь, я возьму отпуск, и мы поедем с тобой…