Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...
— Ты пожалеешь об этом, Хлоя, — сказал он.
— Может быть, — беззаботно проговорила она.
— Если это так, можешь считать, что меня в твоей жизни нет.
Рассказав об этом разговоре, Джеси добавил:
— И знаешь, пап, что она мне ответила? Она мне сказала: «Пока, Джеси». При этом она произнесла мое имя очень мягко, даже нежно. У меня сердце разрывалось, когда она произнесла это «Пока, Джеси».
Приятель сына Джоэл пришел позже вечером, когда кончилась его смена на кухне. Джеси обо всем ему рассказал.
— Правда? — Джоэл покачал головой.
Он слушал Джеси минут десять, прилаживая новые струны к гитаре, а потом, как показалось сыну, потерял к этой истории всякий интерес и перевел разговор в другое русло.
— Ты смог хоть немного поспать? — спросил я.
— Да, — ответил Джеси. В тоне его ответа прозвучало удивление моим вопросом.
Мне показалось, что сыну от меня было что-то нужно, но я прекрасно понимал, что ничем ему помочь не могу, разве что сказать несколько общих фраз о том, как отделаться от того яда, который скапливался в его существе на протяжении последних двух суток. Понимая, как банально и бессмысленно это звучит, я сказал Джеси:
— Мне бы очень хотелось тебе помочь.
Потом я что-то ему говорил. Точно вспомнить, что он мне отвечал, я сейчас не берусь, мы просто говорили, говорили и говорили.
— Может быть, тебе лучше вернуться домой? — предложил я.
— Не знаю.
— Хочешь, я дам тебе один совет?
— Конечно.
— Не позволяй себе уйти в загул — не пей и не вздумай баловаться наркотиками. Выпей пару бутылок пива. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но если ты уйдешь в загул, то как-нибудь утром тебе покажется, что ты попал в ад.
— Мне и так кажется, что я уже там, — произнес Джеси с горькой усмешкой.
— Можешь мне поверить, — сказал я, — это еще далеко не предел.
— Надеюсь, ты меня еще любишь.
— Конечно, люблю.
Пауза.
— Как тебе кажется, она уже нашла себе нового парня?
— Понятия не имею, мой дорогой. Хотя, не думаю.
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты считаешь, что она себе еще никого не нашла?
— Мне кажется, это было бы слишком быстро, вот и все.
— Парни все время вьются вокруг нее как пчелы.
— Это вовсе не то же самое, что водить их к себе домой.
Я с сожалением подумал о сказанных словах, едва они сорвались у меня с языка. Они вполне могли дать толчок его воображению. Но, к счастью, у Джеси в голове роились уже другие мысли.
— Знаешь, чего я боюсь? — спросил он.
— Да, знаю.
— Да нет, — попытался возразить он, — чего я на самом деле боюсь.
— Чего?
— Я боюсь, что она будет спать с Морганом.
— Не думаю, что это произойдет, — попытался я успокоить сына.
— Почему бы и нет?
— У нее с ним вроде все уже кончено.
— Меня бы это волновало гораздо меньше, если бы это случилось с кем-нибудь другим.
Я ничего Джеси на это не сказал.
— Но меня просто жуть берет при мысли о том, что это произойдет с ним.
Последовала долгая пауза. Я ясно представил сына в тот момент в загородном доме около пустого озера, окруженного голыми деревьями леса, где каркают вороны.
— Наверное, тебе было бы лучше вернуться домой.
И снова долгая раздумчивая пауза, во время которой я чувствовал, как Джеси представляет себе всякие тягостные сцены.
— Мы можем еще немного с тобой поговорить?
— Конечно, — ответил я, — у меня впереди целый день.
Иногда, когда поздно ночью раздается телефонный звонок, я пару секунд соображаю, стоит ли мне снимать трубку. Я задумался над тем, стал бы я поступать подобным образом, когда моего сына терзают такие мучения. Порой мне кажется, что ночью на звонки отвечать не надо. Пусть лучше утром перезвонят. Но тут я вспомнил Полу Муре, череду мутных зимних рассветов, когда я просыпался слишком рано, а впереди маячил долгий кошмарный день.
— Помнишь, ты однажды сказал мне, что временами Хлоя тебя утомляет? — напомнил я Джеси однажды вечером, когда мы говорили по телефону.
— Я задал тебе такой вопрос?
— Ты сказал тогда, что боишься с ней путешествовать, потому что она может надоесть тебе в самолете. Ты еще тогда говорил, что иногда во время разговора отводишь трубку дальше от уха, потому что не можешь больше слушать, как Хлоя беспрестанно щебечет о карьере.
— Я ничего такого даже не помню.
— У тебя к ней возникали именно такие чувства — вот в чем все дело.
После долгой паузы сын спросил:
— Ты считаешь, что это ребячество — обсуждать такие вещи с отцом? Но с друзьями я об этом говорить не могу. Они несут всякую чушь, причем сами этого часто не понимают, но я боюсь, что они по глупости сморозят что-нибудь такое, что меня и вправду заденет. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Конечно, понимаю.
Слегка изменив тон, как человек, в конце концов признавшийся в совершенном преступлении, Джеси сообщил:
— Я ей звонил.
— Ты что, серьезно?
— Я задал ей этот вопрос.
— Это был храбрый поступок.
— Она сказала нет.
— Что нет?
— Нет, ни с кем не спала, а если и переспит, это не мое дело.
— Приличные люди таких вещей не говорят, — заметил я.
— Это не мое дело? Всего несколько дней назад мы были вместе, а теперь это не мое дело.
— Что же ты..? — Я замялся. — Что же, по ее мнению, ты такого натворил, что так сильно ее взбесило?
— Морган к ней относился как к подстилке. Изменял ей, с кем только мог.
— Правда?
— Да.
— А ты, Джеси, что ты ей сделал?
— Как думаешь, у меня еще будет когда-нибудь такая же красивая девушка, как Хлоя?
Снова здорово. У меня той осенью были и другие проблемы: жена моя, большая журнальная статья о Флобере, плитка, которая сыпалась с крыши на третьем этаже, еще рецензия на фильм для «той самой газеты», жилица в полуподвальной квартирке, никогда вовремя не платившая за жилье, коренной зуб, которому требовалась коронка (страховка Тины покрывала только половину расходов на зубного врача), — но в этом сексуальном ужасе Джеси было что-то такое, что никак не укладывалось у меня в голове.
Люди говорят: «Все будет хорошо. Жизнь так устроена, такое со всеми случается», — но я знаю, какое кино крутится в голове посреди ночи, я знаю, что это кино может свести с ума от непереносимой боли.
А еще было странно, что именно тогда, когда я уже стал привыкать к тому, что сын живет где-то своей жизнью, выдернутый из дома силой обстоятельств, в каком-то смысле он возвращается обратно домой. Мне вовсе не хотелось, чтобы это произошло таким образом. Я бы чувствовал себя гораздо лучше, если б сам копошился в низу общественной лестницы и ужинал с отцом, когда все друзья заняты своими делами.
ГЛАВА 14
ОН ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ ПО ПРОШЕСТВИИ НЕСКОЛЬКИХ НЕДЕЛЬ. Было очень холодно, пронизывающий, порывистый ветер метался вдоль улицы как разбойник, высматривающий добычу. Он поджидал тебя у двери в дом, а потом, когда ты отходил от нее на приличное расстояние, хватал за воротник и наносил сокрушительный удар. Те дни я запомнил очень отчетливо: Джеси часто сидел на крыльце на плетеном стуле, устремив взор в пространство, в голове его роились все те же химеры, и он пытался найти какой-нибудь способ облегчить свои кошмары, сделать их не такими жуткими, найти выход из ужаса настоящего, с которым никак не мог смириться.
Иногда я подсаживался к сыну. Цементно-серое небо, казалось, было продолжением цвета улицы, и где-то за горизонтом небо и улица сливались в единое целое. Я рассказал Джеси о тех жутких историях подобного рода, что случились в моей жизни. О Дафне в восьмом классе (первой девочке, заставившей меня плакать), о Барбаре в старших классах (из-за нее я прыгал с чертова колеса), о Раисе в университете («Я любила тебя, мой хороший, я правда любила тебя!») — все случаи были сродни тому, будто меня несколько раз пырнули ножом.
Я рассказывал Джеси об этом с выражением, смакуя детали, пытаясь ему доказать лишь одно — все эти передряги я пережил. Причем не только пережил, но теперь мне даже нравится рассказывать о них, порой шутить о трагизме тех ситуаций, об их обреченной безнадежности.
Я рассказывал сыну эти истории, потому что хотел втолковать ему, хотел, чтобы он понял, что ни одна из этих куколок с ножичками для колки льда, этих девушек и женщин, заставлявших меня рыдать и корчиться как червяка под лупой, не была той, с кем мне суждено было идти по жизни.
— И они были правы, Джеси. По большому счету, они правильно сделали, что бросили меня. Я был не тем, кто им нужен.
— Пап, а как ты думаешь, Хлоя правильно сделала, что меня бросила?
