Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...
Потом мы смотрели картину Роберта Редфорда «Телевикторина». Каждый раз, когда смотришь ее снова, она кажется лучше и богаче по содержанию. Это рассказ о том, как устроители шоу «21» отбирали наиболее популярных участников и заранее сообщали вопросы и ответы этим людям, за что те получали немалые деньги. На это согласился даже симпатичный и обаятельный университетский профессор Чарльз Ван Дорен (Рэйф Файнс), который пошел на сделку с собственной совестью. Это был не менее громкий скандал, чем подтасовка, связанная с всемирной серией бейсбольных чемпионатов в 1919 году; он стал предметом расследования и судебного процесса и ножом в сердце для наивной и доверчивой американской публики. Но впервые в аферу подобного рода оказался вовлечен один из золотых парней — сын выдающегося ученого Марка Ван Дорена (которого сыграл великий Пол Скофилд), из-за чего рану будто солью посыпали.
Как и картина «Великий Гэтсби», «Телевикторина» вводит зрителя в морально сомнительный мир, но он оказывается настолько притягательным, что сначала понимаешь, как люди в нем оказываются, а потом — почему они там остаются. Я привлек внимание Джеси к очень странным отношениям, возникшим между Робом Морроу, который играет сыскаря, расследующего дело по поручению Конгресса, и Рэйфом Файнсом, который единожды соглашается с тем, от чего ему надо было бы отказаться.
Некоторые из лучших игровых эпизодов картины, самые сильные ее моменты связаны с взглядами, которые бросает Рэйф Файнс. (Складывается впечатление, что для отдельных сцен ему даже понадобилось положить больше грима на веки.) Я сказал Джеси, чтобы он дождался вопроса, который кто-то задает Файнсу о том, что бы стал делать «честный Эйб Линкольн», если бы ему довелось участвовать в телевизионном шоу. Здесь надо видеть, что Файнс проделывает со своими глазами! Стоит только посмотреть, как Файнс разговаривает с Робом Морроу: они как будто играют в прятки, и он открывает глаза, проговорив: «Кто не спрятался — я не виноват!» Он пристально смотрит на молодого человека, как будто тихо повторяет про себя вопросы: «Как много ему известно? Что он об этом знает?»
Там есть кадры, где Файнс и Морроу играют в покер. Файнс делает ставку, а Морроу говорит: «Я знаю, что ты врешь». Зритель почти явственно слышит, как бьется сердце Файнса, когда тот чуть слышно как параноик произносит: «Ты хочешь сказать, что я блефую, что блефует мир». Он напоминает в этой сцене Раскольникова в «Преступлении и наказании» Достоевского.
— Ты иногда скучаешь по работе на телевидении? — спросил меня Джеси, когда кончился фильм.
— Временами, — ответил я и добавил, что больше скучаю по деньгам. Но на самом деле мне временами очень недоставало возможности перекинуться несколькими ничего не значащими фразами с почти незнакомыми мне людьми. — Хочешь, верь, хочешь, не верь, — сказал я, — но порой это на целый день улучшает настроение.
— А тебе не бывает тошно, когда ты сам не выступаешь по телевидению?
— Нет, мне от этого не холодно и не жарко. А тебя это расстраивает?
— Переживаю ли я, что мой отец иногда выступает по телевидению? Да нет, я как-то никогда об этом не задумывался.
Сказав это, Джеси встал и неторопливо поднялся к себе наверх, и мне при этом показалось, что в таком обычном его физическом облике, в небрежных движениях — по крайней мере, в тот момент — уже ничего не осталось от неуклюжего подростка.
Вскоре мы снова вернулись к серии «забытые сокровища». Эти фильмы чем-то напоминали пирог с банановым кремом прямо из холодильника (когда мысль о блюдце даже в голову не приходит). В частности «Последний наряд».
— Вот, — сказал я, — пять причин того, почему мне так нравится Джек Николсон.
1. «Взобраться на самую вершину не так сложно. Самое трудное — на ней удержаться». Джек, сказавший это, снимается в кино тридцать пять лет. Никому так долго не дано быть «просто удачливым» или морочить всем голову. Для этого нужно быть поистине великим актером.
2. Мне нравится, как в «Китайском квартале» Джек Николсон большую часть фильма играет полицейского с пластырем на носу.
3. Мне нравится тот эпизод в «Сиянии», когда герой фильма, сыгранный Джеком Николсоном, застает жену за чтением тех страниц его романа, которые он написал в помраченном рассудке, и спрашивает ее: «Тебе нравится?»
4. Мне нравится, что Джек ждал, пока ему исполнится пятьдесят, и только тогда начал играть в гольф.
5. Мне нравится, когда Джек хлопает пушкой по стойке бара в «Последнем наряде» и говорит: «Я и есть этот чертов береговой патруль!»
Некоторые критики полагают, что самую лучшую свою роль Николсон сыграл именно в «Последнем наряде». Он там играет Билли Баддаски, который привык курить сигары, грязно ругаться, в общем, жить жизнью крутого морского волка — бедового вояки, которому перед дембелем приказано доставить в тюрьму молодого салагу Ларри. Джек хочет напоследок, перед тем, как восемнадцатилетний Ларри начнет мотать срок, показать ему красивую жизнь — «напоить его в стельку и дать ему с кем-нибудь переспать».
Когда картина вышла на экраны, Роджер Эберт писал, что Николсон «создает настолько завершенный и сложный характер, что о самом фильме мы уже не думаем, а лишь следим за тем, что актер будет делать дальше». Некоторые кинокартины не вмещаются в художественную форму. (Помните сержанта-артиллериста в фильме «Цельнометаллическая оболочка»? Площадная брань порой звучит там на тысячи ладов, многие из которых можно услышать в «Последнем наряде».) Сотрудники киностудии хотели хоть немного «остудить» сценарий до того, как дело дойдет до съемок. Они были потрясены огромным объемом ненормативной лексики и вполне обоснованно предполагали, что Джек Николсон будет употреблять такого рода выражения с особым смаком. Один из руководящих сотрудников «Коламбии» вспоминает: «За первые семь минут фильма грубые ругательства звучат 342 раза. В нашей киностудии не принято употреблять такого рода выражения и демонстрировать слишком откровенные сцены».
Роберт Таун, написавший сценарий («Китайский квартал» снят тоже по его сценарию), говорил: «Если вы занимаетесь любовью для „Коламбия Пикчерз“, это надо делать на удалении 300 ярдов от камеры. Но киноискусство раздвигало сдерживавшие его развитие рамки, и возникла возможность отразить реальную лексику, которую употребляют военные моряки. Руководитель студии усадил меня рядом с собой и сказал: „Боб, тебе не кажется, что двадцать грязных выражений действуют сильнее, чем сорок!“ Я ответил ему, что не считаю, потому что так люди говорят, когда они не в состоянии действовать. Поэтому они и сквернословят». В общем, Таун не хотел идти на попятный. Николсон его поддержал, и поскольку актер был там самой большой звездой, спор был решен.
Выбирать для людей фильмы — дело рискованное. В каком-то смысле при этом так же раскрываешься, как когда пишешь кому-нибудь письмо. Ваш выбор обнажает ваши помыслы, показывает, какие вами движут побудительные мотивы, иногда даже свидетельствует о том, в каком свете, как вам кажется, мир видит вас. Поэтому когда вы с придыханием рекомендуете какую-нибудь картину, например, другу, когда говорите: «Знаешь, это как крик души, тебе этот фильм очень понравится» — имейте в виду, что, посмотрев фильм, на следующий день ваш друг может выгнуть бровь и небрежно спросить вас: «И ты считаешь это забавным?»
Помню, однажды я посоветовал посмотреть «Иштар» одной женщине, которая мне нравилась. Никогда не забуду тот взгляд, которым она одарила меня, когда мы с ней после этого увиделись. Она как будто хотела мне сказать: «Никогда бы не подумала, что тебе такое может нравиться!»
Поэтому с годами в магазинах, где торгуют видеодисками, я научился держать рот на замке, когда мне страшно хотелось крикнуть незнакомым людям, чтобы они не брали тот фильм, который выбрали, хотелось вырвать у них диск из рук, а вместо него дать им другой, сказать им, глядя в их удивленные глаза, что другая картина, вон та, им понравится гораздо больше. Но все равно у меня в запасе есть несколько фильмов, которые я постоянно рекомендую людям посмотреть, и никто никогда не говорил мне о них дурного слова. Один из таких фильмов — «Позднее шоу». Я выбрал его для следующего просмотра вместе с Джеси.
Это незамысловатая история о частном детективе-неудачнике (Арт Карни) и взбалмошной молодой истеричке (Лили Томлин), которая оказалась каким-то образом связана с бандой убийц в Лос-Анджелесе. Несмотря на то что этому фильму уже более сорока лет, складывается впечатление, что его почти никто не видел. Но когда его смотрят — по крайней мере, те люди, которым я его рекомендую, — все отзываются о нем с восхищением, удивлением и благодарностью. Мне кажется, что в некоторых случаях это даже ведет к переоценке этими людьми их мнения обо мне самом.
