Марина Голубицкая - Два писателя, или Ключи от чердака
Пробравшись на VIP-кресло между Леней и Лелей, я попала в свет юпитеров — в зале работало телевидение. Молодой раввин Ашкенази остался стоять в проходе, он обескуражено крутил головой и, наконец что–то уяснив, склонил к нам пейсы: «Леонид Григорьевич, нельзя ли ребенку взять другое место?» Я пригляделась и обнаружила, что Леля сидит рядом с мэром. «Я была такая гордая», — призналась Леля позже. Леня одарил меня взглядом. Мы снова начали меняться местами: Маша отсела, Леля пересела, но теперь уже я сама поняла, что оказалась где–то не там. Хозяин праздника, раввин Ашкенази, сидел в центре, мэр ошуюю, я одесную. Раввин был вежлив: «Ваш муж нам всегда помогает». Вокруг вращались телекамеры и вертелась Фаинка.
— Ленечка, давай поменяемся! — я старалась расслабить лицо перед камерами.
— Ни за что! Я никуда больше не сдвинусь, — Ленька от злости кусал губы.
Со сцены произносили слова благодарности. Сначала гостям: мэру города, который не оставляет своим вниманием… — мэра осветили прожектора, он встал, Областной Думе в лице председателя комитета… — Леню осветили прожектора, он тоже встал…
— …И неустанно трудятся на благо общины раввин Ашкенази и жена его Ханна!!
На нас с раввином сошлись все прожектора и нацелились все телекамеры. Раздались громкие, сердечные аплодисменты. Раввин встал…
90
В антракте я встретила Ханну — молодую беременную израильтянку, с трудом говорящую по–русски.
— Простите, Ханна, я заняла ваше место.
— Нет–нет, у меня никогда нет места, — у Ханны милый акцент и специально пошитое платье. Она изящна даже с большим животом.
Ко мне подбегает Фаина, одетая в одни дырочки, и подмигивает:
— Привет, сестра! Ненасытный у тебя аппетит! Поделилась бы мужьями.
Ханна улыбается, как я на английском банкете:
— Задерживайтесь, пожалуйста, после концерта… — Ханна кивает Фаине. — И ваша сестра тоже. Будет кошерная пища. Будет приятный аппетит.
Фаинка резвится:
— А что, Игорька в трезвак забрали, нет? Не в трезвак? Как же ты, Ируськин, товарища в беде бросила?
Мне не до шуток:
— Я просто не знала, куда деваться. Чмутов без билета, бросать неудобно, но он же пьяный, господи, как он себя вел! А они его в шею, смотреть на это невозможно, тут еще девочки, Ленька подгоняет, и я никак не пойму, говорить или нет, что Чмутов с нами. Я не умею с пьяными.
— Да Архангельский все просек, он старый лис, а не жена его Ханна! Он о Леньке заботился, Ленька ж наверняка попечитель? — Фаина поправляет на мне ожерелье и веселится. — Тебе, Ириша, надо учиться с богемой–то общаться. Что значит, с пьяными не умею? Ты теперь подруга гения, так давай, вызволяй его из ментовки, — она смеется над моим испугом, — да все нормально, преспокойненько наш Мамин — Сибиряк ушел домой. Ты что думаешь, Архангельский его не знает? Здесь же Лиза работает, его любовница, Чмутов на Лизу надеялся, а та в отпуске.
С нами здоровается седой незнакомец с усталыми глазами, Фаинка тут же поддергивает юбку, выставляет из разреза ножку и жеманится:
— А если не в трезвак и не в ментовку, ты и не обязана помогать! Вот еще, всяким алкашам…
Я все же чувствую комплекс вины, и Зоя беспокоится, как там Игорь Натанович. Звоню перед сном Ларисе, Лариса невозмутима, у них, как всегда, все в порядке. Через пару дней выясняется: Игорь Натанович помнил действительность лишь до того мига, как сел в машину.
91
— Конфликт это всегда хорошо, — утешал меня после конфликта с Черновым командировочный из Казахстана.
Утешал — и заваривал зеленый чай. Этот человек принес свой воздух в институт математики на Ковалевской, будто все вокруг были таежные звери, а он — сокол. Он был сухим, прокопченным на солнце. Этот человек был иным. Он говорил очень простые вещи.
— Лучшие друзья те, что рядом, — реагировал он на мой рассказ о байдарках и Ганиных.
Очень хотелось ему верить.
— Но конфликт должен быть грамотным. Без нервов. Из конфликтов надо пользу извлекать.
Я извлекла пользу из похода в филармонию: Чмутов больше не пьет в нашем доме.
92
Чмутов садится за стол, отодвигает Ленины стихи — он не просит их почитать. Никогда не просит. Но однажды вдруг говорит:
— Дай–ка мне Ленины стихи.
— Зачем?
— Коляда сказал, что с Горинским встречается, я и подумал, зачем зря ходить? Пойду в «Урал», отнесу заодно.
— То есть… Ты что, знаешь, какие стихи Леня выбрал? Даже я не знаю!
Вечером Леня ворчал:
— Что это с Чмутовым? Я ждал Коляду, он не пришел, звоню, выясняется, Чмутов ему сказал, что встречаться не надо, мол, Горинский передаст стихи через него. Это что еще за новости?
— Не знаю. Инициативное мероприятие. Он думал, ты идешь в «Урал», чтобы стихи отдать.
— Да я ждал Коляду у себя в кабинете! Чтоб обсудить проблемы журнала. Ну, и стихи передать — заодно.
— Скажи, могла бы ты любить своего мужа, если б он не был поэтом?
— Наверное, да. Я полюбила Леню, когда нам было пятнадцать лет, мы учились в девятом классе. Рыжий Левушка из десятого записывал все его стихи в свою тетрадь, совсем недавно он нам ее подарил. И учительница литературы находила что–то в этих стихах, а я… я старалась их исправить.
— Иринушка! Что ты говоришь!! Ты исправляла стихи?! Леня позволял тебе делать это?
— Почему нет? Иногда мне удавалось найти более точное слово. Я горжусь этим до сих пор.
— Чем? Чем ты гордишься?
Он прищуривается, собрав морщинки к уголкам век. Его зрачки так точно прицелены, что мне кажется, даже ресницы напряглись. Он ждет, что я хорошо отвечу.
— Но это не передашь по–английски, — мне хочется оправдать его ожидания. — Там было написано, как надо жить, — я вынужденно перехожу на русский: — «И счастливо–счастливо, так, чтоб слегка тошнило, будто ты в день рождения торт в одиночестве съел». Я предложила вместо «в одиночестве» написать “ в одиночку».
Хлопнув себя по колену, он смеется:
— Ирина, ты молодец! Ты талантливее, чем Леня.
— Просто это была моя история. Когда мне исполнилось три года, я пришла из детского сада, увидела маленький торт и спросила: «Это все для меня?!» Родители решили, почему бы и нет. Потом меня тошнило.
— Откуда ты знаешь этот глагол?
— Я посещала курсы прошлым летом, там был учитель, англичанин Фил. Он знал по–русски только «баня», «дача», «трусы» и «стошнить». Он жил у своей подруги на Белореченской улице. В День города, вечером, он вышел купить воды, а продавец в киоске позвал его: «Англичанин! Эй, англичанин! Давай выпей с нами, давай потанцуем!» Фил так славно рассказывал об этом, что я и сейчас вижу тот летний вечер, иллюминацию в киоске, слышу музыку. Ему нравилось здесь. Но после дефолта какие–то трудности начались на этих курсах, лето закончилось…
— Дорогая, будущим летом ты сможешь так же рассказывать обо мне, — он делает брезгливую губу, переходит на русский, на новый русский — он говорит, причмокивая, акая и гнусавя: — Меня учил инглишу писатель Чмутов, но начались трудности, лето закончилось…
— Let speak English!
— Ты не писала стихи сама?
— Нет, я конструировала их по образцу. В детских журналах было много таких стихов… — я показываю, Чмутов подсказывает, — …как барабан. В моих детских стихах был правильный ритм и плохая рифма. И ничего больше. Я даже не пыталась вложить в них душу.
— Ты полагаешь, в стихи надо вкладывать душу? Ты не думаешь, что стихи приходят в нее?
— Я не знаю, как это бывает. Да, и еще… Когда я думала, что можно научить Зою писать без ошибок, я сочиняла что–то вроде буриме с теми словами, в которых она делала ошибки. Зое понравилась такая игра, и она стала ошибаться как можно чаще.
— Прочитай что–нибудь.
— Это не стихи. Это русский. Разделительный мягкий знак:
На деревьях, на голых сучьях,
В роще Марьиной у ручья
Паутина висела паучья,
Паутина была ничья.
Он смотрит на меня ласково, почти влюбленно:
— Дай–ка, дай–ка я повторю…
Он читает мое четверостишие врастяжечку, красивым баритоном, мы спорим, какой глагол здесь больше подходит: вздыхала, висела или качалась. Он ходит по комнате:
— Из этого надо делать песню! В духе Высоцкого.
Вечером он звонит, я не уверена, что трезвый, распевает мои строчки на блатной манер, но не держит мелодию…
93
Зная Чмутовское отношение к Высоцкому («Это ж надо такую страну поднять!»), я пробовала записать к его дню рождения одну историю — про Высоцкого и Римкин кошелек. Писала во время студенческой контрольной и не успела, потом постеснялась показать, упомянула как–то вскользь, он перебил:
— А мою Ларчу Высоцкий подвозил. Они с подружкой ловили машину в Питере, мужик на мерсе остановился, они смотрят, че за мужик–то такой, оказалось — Высоцкий.
