Семья - Тосон Симадзаки
— Н-да, дела! Странный способ уходить от мира. Ему бы в монахи постричься, а он с любовницей утешается, — заметил Санкити. И ему вспомнился дневник, который он нашел в одной из корзин в амбаре, когда жил в Кисо. Тацуо всегда тянуло к женщинам. И вот теперь эта несчастная страсть окончательно погубила его. Тяжелое чувство вызвал у Санкити рассказ Морихико. И все-таки ему было жалко Тацуо, когда он представлял себе, через какие унижения ему пришлось пройти и сколько пережить разочарований.
— Я тогда записал весь разговор с Тацуо. Пусть этот документ хранится в семье. Он сейчас у меня. Копию я послал Сёта.
— А сестре ты тоже обо всем рассказал?
— Нет, конечно. Этих подробностей она не знает, Мы решили сперва подготовить ее, чтобы удар был не так силен. Поэтому и старались удержать ее в Ито подольше. Ведь она и помешаться могла. Да и теперь, когда мы говорим с ней о чем-нибудь, стараемся не касаться того, что случилось.
Служанка внесла столик с кушаньями. Поблагодарив, Санкити отпустил ее. Братья опять остались вдвоем. Продолжая беседу, они принялись за еду,
— Ну, с чего начнем?.. — спросил Морихико и, оглядев столик, взял хаси. — А у Минору дела совсем плохи. Он в тюрьме, семья осталась без всяких средств. Недавно заходила ко мне о-Юки и сказала, что вы не можете больше посылать им деньги. Я понимаю, тебе тоже нелегко. У тебя большая семья. Так что и семья Минору оказалась на моих руках.
— Знаешь, почему мне сейчас так трудно? Школа, где я работаю, очень бедная, беднее не сыщешь. А недавно уездные власти постановили сократить и без того ничтожную субсидию. Учителей в школе не хватает. Посмотрел я на все это и отказался от части жалованья. Так что вряд ли мы теперь сможем помогать им. Но я могу взять к себе о-Танэ. Как ты на это смотришь?
— Это, пожалуй, будет хорошо. И о-Танэ обрадуется, — сказал Морихико и, поднявшись с места, надел хаори. Ужин был съеден, о делах поговорили, и ему пора было уходить.
— Побудь еще немного, сейчас придет о-Танэ, — попытался задержать брата Санкити.
— Не могу. Сегодня вечером жду одного важного человека. Так что я должен идти. Спасибо тебе за ужин. Кланяйся от меня мамаше Нагура и всем родным. — С этими словами Морихико, взяв соломенную шляпу, вышел из гостиной.
Очень скоро пришла о-Танэ. Она была не одна. Ее сопровождала Тоёсэ. С тех пор как Санкити уехал из Кисо, брат и сестра виделись только один раз на станции, когда о-Танэ ехала в Ито.
Санкити очень беспокоился о сестре, пережившей такое горе. Когда он увидел ее живой и здоровой, у него отлегло от сердца.
Познакомившись с Тоёсэ и обменявшись с ней приветствиями, Санкити сказал сестре:
— Пришли бы пораньше, застали бы Морихико.
— Я знала, что Морихико здесь. Но мне не хотелось мешать вашей беседе.
— Простите нас, дядя, что вы вчера напрасно к нам приходили, — сказала Тоёсэ. Слово «дядя», обращенное к Санкити, показалось ему странным в устах молодой женщины.
— Мы живем сейчас в такой смешной маленькой комнате, — сказала о-Танэ, вытаскивая крохотную табакерку, какие обычно носят женщины. — Если бы ты застал нас, ты бы испугался. У нас все в одной комнате: и кухня, и спальня, и гостиная. Жить можно, конечно, только комаров по ночам много. Я пошла к Минору, взяла у них сетку. А она больше комнаты. Я ее повесила за кольца на гвозди, а половина по полу волочится. Ну и смеялись мы с Тоёсэ.
— Человек все должен испытать в жизни.
О-Танэ и Тоёсэ переглянулись. О-Танэ закурила папиросу и, как бы отвечая мыслям Санкити, сказала:
— Я совсем вылечилась на водах. И все благодаря Морихико. А теперь вот вы меня к себе приглашаете — я недавно получила письмо от о-Юки. Ну что ж, я с радостью поеду. Буду нянчить детей.
— Ты сначала посмотришь, как мы живем, а понравится — и останешься. У нас тихо. Сама знаешь, деревня — не город. Правда, и разносолов никаких, нет, пища у нас очень простая.
— Да я и не охотница до разносолов. А развлечений мне не нужно. Я и в Токио нигде не бываю, ничего не вижу. Все больше дома сижу. Раз в неделю хожу в гости к Морихико, газеты почитаю, приму ванну, поужинаю и домой. Так вот и течет жизнь.
Тоёсэ, попыхивая серебряной трубкой, которую она попросила у свекрови, внимательно, не перебивая, слушала.
— Я столько времени прожила в Ито, что знакомые стали уже говорить, какая, мол, счастливая эта Хасимото, забот не знает. Деньги ей из дому шлют, отдыхай сколько хочешь. И никто не догадывался, как и что на самом деле.
Вопреки ожиданию, о-Танэ говорила спокойно, голос у нее не дрожал, глаза были сухие.
«Кажется, уже перестала убиваться», — подумал Санкити. И стал рассказывать, что собрался в этом году в каникулы навестить родителей о-Юки.
— Когда о-Юки была последний раз в Токио, я видела ее у Морихико, — сообщила о-Танэ.
— А я видела тетю о-Юки в этой же гостинице. Мы приходили к ней с дядей Морихико, — вставила Тоёсэ.
— Значит, с теткой ты познакомилась раньше, чем с дядей, — засмеялась о-Танэ.
Тоёсэ показалось, что дядя, который был не на много старше ее, очень пристально поглядывает на нее. Сжавшись в комочек, она притулилась к свекрови и стала совсем похожа на ребенка.
Стемнело. Летний день кончился. Гостиную освещал огонь уличного фонаря.
— Я слышал, Тацуо в Нагоя, — сказал после недолгого молчания Санкити и посмотрел на сестру.
— Да, и я слышала, — горько усмехнулась о-Танэ.
— Сколько у нас вдов стало в семье, — пошутил Санкити.
— Я себя вдовой не считаю, — резко возразила сестра.
— Считай не считай, а мужа нет, значит, вдова, — мягко улыбаясь, сказал Санкити.
— Глупости, — буркнула о-Танэ и, сложив руки на коленях, сердито посмотрела на брата.
Санкити вздохнул.
— Пора, сестра, забыть о Тацуо. Так будет лучше, — сказал он теперь уже серьезно. — Подумай, ведь ниже пасть нельзя. Мне Морихико все рассказал. Как можно считать себя женой такого человека? Уж лучше быть вдовой.
— Да что ты, Санкити, заладил: вдова, вдова... Я не хочу этого слышать.
— И напрасно. А встретишь подходящего человека, выходи замуж. Я буду сватом, — опять перешел на шутливый тон Санкити, хотя сердце его переполняла жалость к несчастной сестре. Тоёсэ, слушая пререкания брата и сестры, дрожала как в лихорадке.
— Посмотри, Санкити, до чего ты довел своими речами Тоёсэ. На ней лица нет. Что она теперь подумает о тебе? Ведь в Кисо мы так много говорили о дяде Санкити. О-Сэн так каждый день тебя вспоминала. Тоёсэ, слушая нас, наверное, думала, какой ты хороший. А что она теперь подумает? — И, повернувшись к невестке, о-Танэ добавила: — Нам такой дядя не нужен, правда, Тоёсэ?
Тоёсэ слабо улыбнулась,
— Ну, шутки шутками, — сказал Санкити, — а ничего плохого в положении вдовы нет.
— И ничего хорошего тоже, — опять рассердилась о-Танэ.
— Молодой женщине еще куда ни шло — можно горевать, а тебе в твои-то годы только радоваться надо. Никаких забот. Конечно, характеры у всех разные. Но, по-моему, ничего нет лучше, чем на старости посвятить себя детям.
— Ты мужчина, тебе легко говорить. На моем месте ты бы не так рассуждал, — стояла на своем о-Танэ.
Было уже поздно. Надо было идти домой, но о-Танэ хотелось еще о многом поговорить с братом. И она решила остаться у него ночевать.
— Ты, Тоёсэ, иди домой, а я буду ночевать у Санкити, — сказала она невестке.
— Мне так не хочется уходить. Можно и я останусь? Хочется вас послушать, — попросила Тоёсэ.
Получив разрешение свекрови, она побежала домой предупредить хозяйку, что они сегодня не будут ночевать дома, и скоро вернулась.
Спать легли все трое под одной сеткой. Поставив в изголовье пепельницу, о-Танэ курила не переставая и разговаривала с братом. Голос у нее был возбужденный, она не могла справиться с охватившим ее волнением. О-Танэ принялась рассказывать, какие странные вещи происходили с ней по ночам в Ито. Она, бывало, долго не могла уснуть: стоило ей закрыть глаза, как перед ней начинали кружиться искры, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Постепенно искры сливались в большое красное пятно. Лежа под сеткой, о-Танэ водила руками, показывая, как искры вертелись у нее в глазах. Потом руки у нее задвигались все быстрее, как будто ее самое подхватил этот сноп искр. «А сестра-то еще больна», — подумал Санкити. Он приподнялся на локте и увидел, что Тоёсэ, встревоженная, тоже не спит.
