Семья - Тосон Симадзаки
Еще долго о-Танэ и ее приятельницы смотрели на пароход, увозивший Тоёсэ. Высоко над бухтой прогудел глухой, протяжный гудок, как бы посылая прощальное приветствие оставшимся на берегу. Вскоре перед глазами о-Танэ расстилалось только голубое безбрежное море.
Вернувшись в гостиницу, о-Танэ вошла в свою комнату. Она была теперь совсем одна. Печальные мысли не оставляли ее. Вот так в один день старый дом Хасимото поколебался до основания, и виноваты в этом не дети, а родители. О-Танэ чувствовала себя беспомощной и всеми покинутой. И сколько она ни думала, она не могла объяснить себе, как же все-таки это случилось.
В полдень она одна пошла принимать ванну. В комнате никого не было, кроме нее. И было совсем тихо, только слышалось журчание воды в источнике. Падающие в комнату лучи солнца освещали белые клубы пара. Положив голову на деревянный край ванны, о-Танэ погрузила увядшее тело в горячую воду и замерла без движения.
За окном накрапывал теплый не по сезону дождь. Частые, монотонные удары капель навевали воспоминания. О-Танэ мысленно перенеслась на много-много лет назад, когда она еще была молодой девушкой и жила в доме отца с матерью. Тогда были живы и мать, и отец, и даже бабушка. К ней посватался Хасимото. И хотя его хорошо знали в семье и даже любили, решено было молодому человеку отказать, особенно возражала бабушка, слово которой было законом в семье Коидзуми. И если бы не сама о-Танэ, которой очень понравилось красивое, мужественное лицо Тацуо, не бывать бы этой свадьбе. О-Танэ пробовала наложить на себя руки, и родные уступили.
Сильно любила мужа о-Танэ. Любовь не стала меньше после рождения двоих детей. Хроническая болезнь, мучившая ее долгие годы, была следствием слишком легкомысленного поведения мужа. Она никому не рассказывала об этом. И, превозмогая боль, часто скрывая ее ото всех, продолжала любить мужа, как и в дни молодости.
В голове застучало от воспоминаний. О-Танэ вышла из ванны и стала быстро растираться полотенцем, «Что воспоминания! — думала она. — Ведь воспоминаниями ему не поможешь! А ему, должно быть, очень трудно сейчас. И нет рядом близкого человека». Выйдя из ванны, она стала одеваться. Взгляд ее случайно упал на запотевшее зеркало. Она вытерла его полотенцем и увидела всю себя обнаженной. Ее бледное, немощное тело было точь-в-точь как у ее отца, умершего рт безумия.
Женщины, собиравшиеся уезжать с вод, говорили о-Танэ:
— Вам позавидуешь, Хасимото-сан. Деньги вам шлют из дому безотказно. Можно всю жизнь отдыхать.
— Это верно. Нет на свете человека, у которого было бы меньше забот, — пыталась она шутить и, глотая слезы, уходила к себе в комнату.
Скоро уехало и семейство Хаяси. Теперь о-Танэ лишилась своего последнего друга — бабушки Хаяси, у которой всегда было готово слово участия. Мало-помалу гостиница пустела. И о-Танэ в письмах к родным все чаще жаловалась на тоску и одиночество. Ей очень хотелось поехать в Токио к Тоёсэ. Писем она получала много, и все родные советовали ей пожить еще на водах, полечиться, привести в порядок нервы.
Наступил конец марта. Неожиданно перестали приходить деньги из Кисо. Теперь о-Танэ перешла на иждивение Морихико, посылавшего деньги регулярно. Он советовал ей пожить еще в Ито. И о-Танэ послушалась.
Стало совсем тепло. В горах поспели вараби. Несколько человек, живущих в гостинице, отправились за ними в горы. Пошла со всеми и о-Танэ. Яркое солнце заливало светом и теплом землю. О-Танэ шла бодрым шагом, любуясь окрестностями, и не переставая думала о муже. Вернувшись домой, она разложила вараби сушиться, а сама все думала, как бы переслать корни мужу, который, как говорят, живет вдали от родных, в Китае.
В первых числах июня о-Танэ вдруг решила ехать. Она поедет одна, провожатые ей не нужны. Сидеть в Ито у нее не было больше сил. Тацуо молчал по-прежнему, как в воду канул. А она все так же любила его.
Уложив вещи, о-Танэ простилась со всеми. И вот она стоит на берегу в Ито. Это уже не та о-Танэ, которая приехала сюда год назад. Она смотрит кругом: вот берег, которым она любовалась тогда, не ведая, что беда уже близко, — он стал другим, и море не похоже на то, какое было тогда, в Кодзу. И пароход, пришедший в Ито с грузом, тоже изменился. Печально глядела о-Танэ вокруг, и печально было у нее на сердце, как в момент расставания с Тацуо.
Пароход прибыл в Кодзу. Пассажиры — мужчины и женщины, торопясь и толкаясь, сходили в лодки. Высокая волна подхватила лодку, в которой сидела о-Танэ, и через несколько минут она ступила на ту самую землю, где год назад простилась с мужем. Так же бурлили и пенились набегающие на берег волны. На миг как живой воскрес перед ней Тацуо: стоит один на берегу и смотрит вслед уходящему пароходу.
Вода в заливе Сагаминада блестела, как зеркало, отражая лучи июньского солнца. О-Танэ шла по берегу, придавленная невыразимой тоской. Под ногами поскрипывает тот самый песок, который скрипел год назад под их с Тацуо ногами. Вот знакомая тропинка меж сосен. О-Танэ поднялась по ней и увидела гостиницу, где она с мужем провела последнюю ночь перед отъездом в Ито.
В полдень о-Танэ спустилась к хозяину гостиницы. Может быть, он что-нибудь знает о Тацуо. Но хозяин ничего не знал.
— Вы только теперь возвращаетесь домой? Долго же вы пробыли на источниках! — улыбаясь, приветствовал ее хозяин. О-Танэ ничего не стала объяснять ему, только заказала обед.
В Токио о-Танэ приехала засветло. Радостное волнение от близкой встречи с родными отвлекло ее ненадолго от грустных мыслей.
9
Тоёсэ, приехав в Токио, сняла себе комнату в центре города. По обеим сторонам узкой, пыльной улицы тянулись лавки, выстроенные, все по одному типу в соответствии с требованиями столичного градостроительства и поражавшие глаз безвкусицей. Тоёсэ выбрала этот район, потому что отсюда было рукой подать до бухгалтерских курсов, куда она поступила учиться. К ней прямо с вокзала и приехала о-Танэ.
Свекровь и невестка опять были вместе. Тоёсэ жила в маленькой невзрачной комнатушке на втором этаже. В первом этаже была квартирка хозяев и мелочная лавка, в которой они торговали всякой всячиной. Люди они были небогатые, но добрые и приветливые.
— А мне здесь нравится, — сказала о-Танэ, оглядывая комнату. — Лучше жить здесь с тобой и грызть черствую корку, чем иметь все и не знать ни минуты покоя в Ито. Я смотрю на тебя, и на душе становится легче.
Тоёсэ заметила, что свекровь стала гораздо спокойнее. Это ее порадовало. Женщины разговорились, и Тоёсэ сообщила, что сейчас в Токио гостит ее мать Тэрадзима: она приехала сюда полечиться, и ее положили в больницу. Но курс лечения скоро окончится, и она вернется к дочери.
— А я и не знала, что сватья моя здесь, — расстроилась о-Танэ, и взгляд ее сразу потух. — Я не могу видеть сейчас твою мать.
— Ну что вы, мама! Она будет рада повидать вас.
— Может, это и правда. Но скажи, как я могу глядеть в глаза твоей матери, когда ты живешь в такой конуре?!
Но не только поэтому не хотела о-Танэ видеть мать Тоёсэ. Она не одобряла поведения родных невестки, которые, узнав про банкротство Тацуо, потребовали ее телеграммой домой.
— Мы вот как сделаем: несколько дней, пока твоя мать здесь, я поживу у Морихико. А как она уедет, я тут же вернусь. Нет, нет, и не уговаривай меня. Я не могу ее сейчас видеть. И, пожалуйста, не думай, что у меня в мыслях что-нибудь плохое.
Тоёсэ, которой все это было неприятно, рассказала свекрови, как она жила в Токио одна.
— Мне было очень трудно. Когда приехала мама, я сидела совсем без денег... Не на что было купить даже почтовой открытки. Мама попросила меня пойти на почту и послать домой письмо, что она доехала благополучно. У нее не было мелочи, и она сказала, чтобы я заплатила свои. А у меня ни одного сэна. Я стою на пороге и не знаю, что сказать. Мама поняла. «Бедная, говорит, как же ты совсем без денег?..» И заплакала. Потом дала мне сто иен. Как выручили меня эти деньги!
