Эрик Сигал - История Оливера
— Ну погоди же, — сказал она, указывая в сторону гостиной. — У меня совещание.
Какого кретина интересует, что может услышать вся эта публика в серых фланелевых костюмах?
— … и я подумал, что от всех этих твоих президентских занятий ты тоже немного спятила и…
— Псих, — строгим голосом прошептала она. — У меня совещание.
— Я вижу, что ты занята, Марси. Не торопись, но когда ты кончишь, приходи ко мне в номер. Я буду тебя ждать.
— Но это совещание может длиться вечно.
— Значит, я буду ждать тебя вечно.
До Марси, наконец, дошло.
— О’кей, — сказала она, поцеловала меня в щеку и вернулась к своим делам.
«О любовь моя, моя Афродита, моя рапсодия…»
Жан-Пьер Омон, офицер иностранного легиона, говорил это пухлой африканской принцессе, которая с придыханием твердила:
«Non, non, non, берегись mon pere».[8]
Далеко за полночь это был единственный фильм, который крутили на денверском телевидении.
Компанию мне составлял неуклонно сокращавшийся запас пива. Я напился уже до такой степени, что начал разговаривать с героем фильма.
— Слушай, Жан-Пьер, да сорви же ты наконец с нее платье!
Тот, однако, не обращал на меня ни малейшего внимания и продолжал твердить свое.
Покуда в дверь не постучали.
Слава Богу.
— Хелло, бэби, — сказала Марси.
Вид у нее был усталый, волосы растрепались, что, впрочем, всегда мне нравилось.
— Как дела?
— Я велела им отправляться по домам.
— Ты все проблемы решила?
— Да нет. Все идет вкривь и вкось. Можно мне войти?
Я так устал, что торчал в дверях, загораживая ей проход. Она вошла. Сбросила туфли. Плюхнулась на кровать. И устало глянула на меня.
— Слушай, псих-романтик. Ты что — смылся со слушанья своего дела?
— У меня есть свои приоритеты, — отвечал я. — У тебя проблемы в Денвере, и я подумал, что тебе нужна моральная поддержка.
— Очень мило, — сказала она. — Слегка шизофренично, но ужасно мило.
Я лег и заключил ее в объятия.
Не прошло и пятнадцати секунд, как мы оба уже крепко спали.
Проснувшись, я увидел, что Марси стоит у постели в лыжном костюме с другим лыжным костюмом в руках.
— Вставай. Мы едем в горы.
— А как же совещание?
— Сегодня я буду совещаться с тобой. А остальных соберу после обеда.
— Марси, что это тебе взбрело в голову?
— Приоритеты, — улыбнулась она.
Марси обезглавила человека.
Жертвой был снеговик, а причиной его гибели — снежок, который начисто снес ему голову.
— Во что будем играть дальше?
— Узнаешь после ланча.
В какой именно части огромного заповедника Скалистых гор мы устроили привал, я так и не понял. Но вплоть до самого горизонта не было видно ни души. Самым громким звуком было поскрипыванье снега под нашими ногами. Девственная белизна везде и всюду. Ни дать ни взять свадебный торт природы.
Возможно, Марси не умела зажигать плиту, но со спиртовкой «Стерно» она управлялась просто фантастически.
На обед в Скалистых горах у нас был суп с бутербродами. К чертям все модные рестораны. И все обязательства. И все телефоны. И все городское население, числом превышающее двух.
— Где мы находимся? — спросил я. (Марси взяла с собой компас.)
— Немного восточнее местности под названием «Нигде».
— Эта местность мне нравится.
— И если б ты не появился, я бы и сейчас торчала в Денвере в насквозь прокуренной комнате.
Она сварила кофе, тоже на спиртовке. Знатоки, пожалуй, сочли бы его не только скверным, но просто неудобоваримым, но меня этот кофе согрел.
— Марси, ты же отличный кулинар, — полушутливо заметил я.
— Да, но только в пустыне…
— Значит, это и есть твое место в жизни.
Она посмотрела на меня. Потом обвела взглядом все кругом и просияла от счастья.
— Не хочется отсюда уходить, — сказала она.
— А нам вовсе и не надо, — совершенно серьезно возразил я. — Мы можем остаться здесь до тех пор, пока не растают ледники или пока нам не захочется поваляться на пляже. Или спуститься на каноэ вниз по Амазонке. Я не шучу.
Марси помедлила. Раздумывая, как реагировать на мое… что это было? Предположение? Предложение?
— Ты что — хочешь подвергнуть меня испытанию или ты это серьезно?
— И то и другое. Я только и жду, чтобы ты наконец бросила все это занудство. Мало кто имеет такие возможности, как мы…
— Да брось ты, Барретт, — возразила она. — Такого честолюбца, как ты, я еще в жизни не встречала. Держу пари, что ты даже мечтаешь стать президентом.
Я улыбнулся. Но кандидату в президенты нельзя врать.
— Да. Мечтал. Но с некоторых пор мне кажется, что я предпочел бы учить своих детей кататься на коньках.
— В самом деле?
Марси искренне удивилась.
— Конечно, если они захотят, — добавил я. — Неужели ты неспособна извлечь удовольствие из чего-нибудь, не имеющего отношения к конкуренции?
Она на секунду задумалась.
— Это и вправду было бы что-то новое. Пока я не встретила тебя, я только и делала, что упивалась собственными достижениями…
— Скажи, чего тебе не хватает для полного счастья сейчас?
— Человека.
— Какого?
— Такого, который не будет принимать все мои слова за чистую монету. Который поймет, что на самом деле я хочу… не всегда быть боссом.
Никак не комментируя, я ждал, что будет дальше.
— Тебя, — сказала она наконец.
— Рад слышать.
— Что мы теперь будем делать, Оливер?
На высоте, где мы находились, стояла тишина. И наши фразы перемежались задумчивыми паузами.
— Хочешь знать, что тебе надо сделать? — спросил я.
— Хочу.
Я сделал глубокий вдох и выпалил:
— Продать все магазины.
Она чуть не выронила стаканчик с кофе.
— Что-о-о?
— Послушай, Марси, я могу написать диссертацию об образе жизни президента сети магазинов. Это постоянное движение, постоянные перемены, пожарные машины, всегда стоящие наготове.
— Слишком похоже на правду.
— Все это, может быть, и хорошо для бизнеса, но людские взаимоотношения — нечто прямо противоположное. Для них требуется очень много времени и очень мало движений.
Марси молчала, а я продолжал свою лекцию.
— Посему, — беспечно сказал я, — продай все свои магазины. Ты сможешь стать крупным консультантом в любом городе. Я могу заниматься адвокатской практикой где угодно. И тогда нам обоим, возможно, удастся пустить корни и даже кого-нибудь вырастить.
— Ты грезишь наяву, — засмеялась Марси.
— А ты спишь и видишь сплошное дерьмо, — отвечал я. — Ты все еще слишком влюблена в свое могущество.