Махмуд Теймур - Синие фонари
На мгновение пристальный, изучающий взгляд хозяина остановился на мне. С застывшей улыбкой я вручил ему визитную карточку. Прочитав на ней имя Азуза, он радостно зарычал и указал мне на стул. Я сел. Он сосредоточенно крутил свои страшные, густо нафабренные усы. На хозяине был ярко-желтый европейский костюм. Сквозь расстегнутую рубашку виднелась волосатая грудь. Из кармана пиджака небрежно торчал белый с красными полосками шелковый платок — он издавал тяжелый аромат, который, смешавшись с запахом сырого мяса, был просто нестерпим.
Хозяин начал превозносить достоинства Азуза. Он уверял, что непременно исполнит его просьбу — надо только кое-что уточнить. Например, способен ли я выполнять работу секретаря и отвечать на телефонные звонки.
Не успел он договорить, как задребезжал телефон. Звонила женщина, обладавшая громким, резким голосом. Хозяин вступил с ней в перепалку, и у меня не осталось никаких сомнений, что это — его благоверная.
Он яростно бросил трубку на рычаг и закурил черную толстую сигару. Немного успокоившись, обратился ко мне:
— Да, я, безусловно, должен уточнить, можете ли вы отвечать на телефонные звонки. Это главное в вашей будущей работе.
Тут опять зазвонил телефон, и хозяин взял трубку.
До моего слуха донесся нежный голосок, полный ласки и легкого кокетства. Сердце хозяина дрогнуло; он весь преобразился и заснял от радости. Тело его обмякло, пальцы вкрадчиво заиграли толстой черной сигарой. Он вкладывал в разговор все искусство соблазнителя, обильно уснащая свою речь словечками и оборотами, почерпнутыми из современной бульварной литературы. При этом он так раскачивался в кресле, что я начал опасаться, как бы он не опрокинулся.
Игривый диалог невыносимо затягивался, а я страдал от удушающего запаха сырого мяса, смешанного с тяжелым благоуханием духов и черной сигары. Однако спустя некоторое время я с удивлением заметил, что беседа стала меня увлекать. Постепенно для меня становился ясным смысл игривых переговоров: хозяин приглашал свою подругу провести с ним вечер в каком-нибудь укромном уголке…
Он нежно водворил трубку на место. Затем сделал глубокую затяжку, медленно, со смаком выпустил дым и, обернувшись, продолжил прерванный разговор:
— Итак, вы убедились, что такое телефон. А смогли бы вы обращаться с этим аппаратом с соответствующим умом, умением и тактом?
— Не знаю, кто может сделать это лучше меня! — пылко вскричал я. — Да я просто создан для телефонных разговоров! Вот увидите. Я сумею вам угодить!
Хозяин выбросил изо рта густое кольцо дыма:
— Прекрасно! Прекрасно! Вот и договорились.
А телефон снова заголосил.
Мне стало ясно, что хозяином вновь завладела его благоверная. Шум нарастал волнами. Супруга требовала, чтобы муж пошел с ней вечером в театр комедии. Он упорно отказывался, то ссылаясь на дела, то нападая на комедийный жанр, который-де обходит стороной добродетель и не имеет ничего общего с высоким искусством.
Страсти разгорались. Наконец хозяин трахнул трубкой об аппарат, изрыгая потоки брани и проклятий, вряд ли имеющих отношение к добродетели и высокому искусству. После этого наша беседа вернулась в прежнее русло — хозяин продолжал выявлять мои способности.
Телефон же затрезвонил с новой силой.
И так все время. Битых два часа пробыл я в этой душегубке, вкушая ассорти из разговоров хозяина — то с женой, то с красотками, то с друзьями. Я имел возможность аккумулировать в своей голове уйму сведений, которые могли бы послужить материалом для очерка. С удивительной быстротой в моем воображении возникали лица, сценки, картины. Словно сатанинская сила вселилась в меня и подмывала скорее бежать прочь отсюда.
— В добрый час, милейший, — ворковал между тем хозяин, — распишитесь вот здесь. Сами видите, работенка приятная. Да и платим неплохо.
Взглянув в этот миг на его огромные усы, в которых застряли кусочки сырого мяса, я невольно отвел взор. К горлу подступила тошнота.
— У вас есть возражения, сударь?
Я пробормотал:
— Нет, совершенно… Как можно… Ведь это… это…
— Ну так в чем же дело?
Я пулей вылетел вон, стремительно пересек кровавую бойню и пустился наутек.
Вбежав в ближайшую кофейню, потребовал несколько чашек кофе и стопку бумаги.
Работа захватила меня целиком. Я писал, дав полную волю своей фантазии, не стесняясь в выборе выражений и оборотов, отбросив в сторону высокий стиль. Перо мое без всяких опасений смело изображало картины действительности. Я вживался в то, что видел и слышал в моем новом университете, ректором которого оказался мясник Фахда.
Как только очерк был закончен, я помчался в «Управляемые ракеты». Влетев в кабинет главного редактора, торжественно развернул перед ним свой труд и, задыхаясь от быстрого бега, сообщил:
— Вот моя новая статья.
Но он окатил меня знакомым презрительным взглядом.
— Прочитайте, пожалуйста, и скажите свое мнение, — умолял я.
Однако главный редактор был неумолим:
— Приходите завтра, тогда и скажу.
На другой день я снова направился в редакцию. Затаив дыхание, подошел к кабинету главного редактора. Едва завидев меня, он поднялся и радушно меня приветствовал:
— Ну, поздравляю, устаз. Почаще радуйте нас такими оригинальными находками! Я вас включил в редакторскую группу первого разряда. Отныне будете получать гонорар по высшей ставке.
Не веря своим ушам, я пробормотал:
— Да продлит Аллах ваши годы…
Тут главный редактор вручил мне свежую газету и указал на статью, напечатанную на видном месте:
— Вот она, ваша статья! Я изменил в ней лишь название. А вам придумал новое, более подходящее литературное имя — теперь будете им подписывать свои публикации.
Я взял газету и приступил к чтению.
«Мясник на бойне, или Муж «освежевывает» собственную жену на публичном танцевальном вечере. Блестящий пресс-репортаж писателя-юмориста устаза Фигляра».
…С этого дня вое изменилось в моей жизни: и жалованье, и образ мыслей, и литературный почерк — даже имя! Был Рафиу-д-Дином, стал устазом Фигляром!
Изменилось все!
Высохли слезы жены, умолкли ее вопли и причитания. Их сменил звонкий, радостный смех. Что же касается книжного шкафа, то я порвал с ним всякие отношения и повесил на него тяжелый замок. Расстался я и с аль-Мутанабби и с ибн Халдуном, и с аль-Джахизом[46], и с другими выдающимися умами. Да почиют они в книжном склепе своем! У меня нет больше необходимости прибегать к высокому авторитету этих гигантов мысли.
Отныне вечерами я лавирую между кофейнями, ресторанами и ночными клубами. Я танцую рок-н-ролл и вдохновляюсь в своем творчестве бедрами красавиц. Я охочусь среди столов питейных заведений за остротами и забавными выражениями, ловя их из уст шутников и их веселых подруг.
Хватит с меня тех злосчастных дней, когда я жил со скованным умом и отсталым мышлением, прозябая в безвестности.
Приветствую тебя, нынешний день! Теперь я иду в ногу с веком!
Загадочный поцелуй
Перевод М. Анисимова
…Абу Наср — сказитель времен Аббасидов[47] вел рассказ.
…Мне доводилось бывать у Мухаммеда бен Ясара аль-Язиди — одного из полководцев Харуна ар-Рашида, когда этому прославленному воину уже перевалило за семьдесят. Жил он уединенно в замке, стоявшем на высоком берегу Тигра, неподалеку от Багдада. Я изредка навещал его, и всякий раз мы с наслаждением предавались воспоминаниям о днях владычества Харуна ар-Рашида, скончавшегося до того лет за двадцать.
Однажды под вечер направился я к эмиру и нашел его в саду: он возлежал на парчовых подушках в тени деревьев и встретил меня улыбкой:
— А я только что собирался посылать за тобой, Абу Наср!
— Благодарю тебя, эмир!
— Садись!
Я опустился на подушку с ним рядом.
Вокруг нас из разинутых пастей медных львов били прохладные струи фонтанов. Не отрывая взгляда от одного из этих львов, эмир сказал:
— Я хочу поведать тебе необыкновенную историю, которая произошла со мной, когда я был помоложе. Загадка той памятной ночи и сегодня остается неразгаданной…
Эмир поудобнее устроился на подушках и достал из-за пазухи маленькую деревянную шкатулку, украшенную восхитительным персидским орнаментом; от нее исходил чудесный аромат. Я стал разглядывать шкатулку, восторгаясь тонкой работой мастера.
— Эту изумительную вещицу я нашел сегодня в старом шкафу, и она пробудила воспоминания о давно минувших днях — воспоминания, милые моему сердцу, несмотря на то что многое из того, что произошло тогда, так и осталось покрытым тайной.
Раскрыв шкатулку, я с удивлением увидел на дне ее два камня: яхонт и изумруд, между ними лежало сердечко из слоновой кости. Я вопросительно посмотрел на эмира.
