Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

Он прекрасно знал о Трикси и ее проблемах, хотя в Америке коллеги не проявляли особого сочувствия, если возникали проблемы со здоровьем или родными, как и со всем прочим, отличавшим человека от робота.

– Не вопрос.

– Что у нас сегодня?

– Домохозяйка из прерий написала книгу о покорности… Новые тенденции в пчеловодстве… Повар учит готовить из подручных продуктов…

В общем, все как обычно. С этим она справится. Это был ее хлеб (причем собственной выпечки и бездрожжевой). То, что в ее жизни снова возник Эндрю и она мельком увидела его лицо на экране компьютера, ровно ничего не значило. Она по-прежнему оставалась успешной ведущей собственного раздела в ток-шоу, выходившем на всю страну. У нее был собственный гример. Она, несомненно, добилась своего. Этого у нее никому не отнять.

– Отлично. Тогда пойду делать лицо.

– Сегодня можно добавить побольше румянца, – дипломатично заметил Тристан.

Кейт покраснела от стыда. Видимо, она выглядела ужасно, миновав уже тот возраст, когда потрясение не оставляет следов на лице. К счастью, на студии работали лучшие гримеры Голливуда.

Через час она уже сидела в свете софитов в студии. Кейт была одной из трех ведущих дневного шоу, что-то вроде периодического интервьюера. Она понятия не имела, по какому принципу распределяются разделы в этом ток-шоу, но подозревала, что руководство надеется на какой-нибудь скандал, который мгновенно разлетится по сети. Ей предстояло беседовать с домохозяйкой, и она предполагала, что это было сделано намеренно. Ей часто выпадали более спорные темы: права женщин, здравоохранение, гендерные роли – в общем, такие, где ее либеральные убеждения могли привести к вспышке. Ей это нравилось – напоминало о том кратком периоде после смерти Эйми, когда ей казалось, что она может что-то изменить, стать серьезным журналистом, поднимающим серьезные проблемы. И Тристану было известно, что она раньше была замужем и что отказалась от традиционного брака с Конором, чтобы зарабатывать самостоятельно и сохранять независимость. Она не хотела больше возвращаться к тем первым дням, когда жила на птичьих правах в его доме, беспомощная и зависимая, и они оба всегда были вольны жить собственной жизнью. Даже если на практике это означало, что он решил снять фильм о ее семье, даже не посоветовавшись с ней.

Когда в студию ввели домохозяйку, ошалевшую от яркого света и лихорадочной суеты в тени, Кейт изобразила улыбку. Когда-то ей говорили, что она хорошо выглядит по телевизору, потому что не умеет держать непроницаемое выражение лица, и весь интернет был полон мемов, изображавших ее Лицо Отдыхающей Стервы. Она была не против. Лучше уж быть успешной стервой, чем добренькой неудачницей. Домохозяйке было лет тридцать, она была одета в мешковатое цветастое платье до середины икр, а волосы, заплетенные в косу, были уложены вокруг головы. Неуверенная, с мечущимся взглядом, она едва не споткнулась, поднимаясь на помост, на котором стояли друг напротив друга два кресла. На столе – ваза с цветами, графин с водой, стакан чая на блюдце для Кейт – элемент ее британского образа, хотя на самом деле она предпочитала кофе, и чем крепче, тем лучше. Американский чай не стоил потраченного на него кипятка.

– Здравствуйте… Люси, верно?

– Да. Даже не верится, что я с вами разговариваю. Я – ваша большая поклонница!

– Спасибо, – она уже давно не обращала внимания, когда ей такое говорили. – Итак, я задам вам несколько вопросов о книге и о вашей жизни. И, надеюсь, вы не станете возражать, если я немного поиграю в адвоката дьявола? Просто для поддержания интереса.

– Конечно! – заморгала она. – Божечки! Ну здесь и жара.

Кейт никогда прежде не встречала человека, который говорил бы «божечки» без тени иронии. Между ними на столе лежала книга с заглавием «Покорись и будь счастлива» и фотографией на обложке, изображавшей женщину, с улыбкой смотревшую снизу вверх на большого и сильного мужчину. Это взбесило Кейт, но она вовсе не планировала того, что произошло потом. Впоследствии она была готова в этом поклясться. Тристан стоял перед ней, а гример наносил последний слой пудры ей на нос. Потом зажегся огонек камеры, а с ним – и ее улыбка.

– Сегодня у нас в гостях Люси Уотерхаус, она же Покорная жена, написавшая книгу о том, как обрести счастье, став традиционной женой своему мужу. Люси, что это означает?

– М-м… Это означает, что я отказалась от работы. Я забочусь о том, чтобы создавать домашний уют для своего мужа, Кита, всегда готовлю ему ужин и собираю с собой обед по утрам. Я встаю рано, чтобы приготовить ему завтрак перед уходом на работу, и предоставляю ему принимать все важные решения: где нам жить, на что тратить деньги, когда заводить детей, – ответила она с лучезарной улыбкой.

На секунду Кейт позволила себе представить, как встает спозаранку, чтобы приготовить завтрак Конору, хотя он по утрам пил только протеиновые коктейли и кофе. Как она с улыбкой машет ему, когда он уезжает на работу. Какая чушь! Они вообще могли за целое утро не перекинуться ни единым словом.

– Итак… Собственного дохода у вас нет?

Люси широко улыбнулась.

– Разумеется, у нас общий доход. Мы же в браке! Иногда мне кажется, что наше общество забыло, что значит брак.

Не слышала ли Кейт когда-то, в далеком прошлом, что-то подобное от Эндрю?

– Но скажите, Люси, разве у вас не бывает разногласий? То есть вы же оба – живые люди, и вы не можете всегда хотеть того же, что и ваш муж.

– Ну… Мы все обсуждаем. Я говорю ему о своих пожеланиях, но в конце концов доверяю ему принять решение за нас обоих. И, честно, Кейт… – она искренне подалась навстречу, – когда в браке оба пытаются принимать решения, это не работает. В конце концов вы просто начинаете тянуть в разных направлениях, словно мулы. А так – мы одно целое, как и заповедал Господь.

А она-то все думала, когда дойдет до ссылки на Бога.

– Но ведь не все верят в бога, – Кейт уловила движение – Тристан провел ладонью по горлу: упоминаний об атеизме следовало избегать любой ценой. – Вернемся немного назад. Вы говорили, что ваш муж выбирает, когда заводить детей. Что вы имели в виду?

Легкий румянец.

– Он отвечает за решения, касающиеся контрацепции.

Значит, они не так уж религиозны, но Кейт больше не хотела затрагивать эту тему.

– Звучит как антиутопия, Люси. Он что, буквально дает вам противозачаточные таблетки?

Румянец расплылся во все лицо.

– Ну… Да. Это его право.

– Решать, что вы можете принимать, а что нет? А как же феминизм? Вы с ним не согласны?

– Я искренне верю, что феминизм не принес женщинам ничего, кроме горя. Поглядите на мою мать. А может, и на вашу, Кейт. Они не ожидали, что будут работать. Им хватало дел воспитывать детей и вести домашнее хозяйство. А теперь от нас ждут, что мы будем добиваться успеха в карьере, сами обихаживать своих детей, да еще и содержать дом в таком состоянии, чтобы было не стыдно выкладывать фотографии в соцсетях. Это ведь невозможно, верно? А от мужчин помощи ждать не приходится. Только поглядите на статистику распределения обязанностей по дому – за десятилетия она не улучшилась.

Кейт нахмурилась. Что-то пошло не так – эта нервная молодая женщина говорила разумные вещи и могла подкрепить их цифрами.

– Конечно, всегда есть возможность нанять кого-то…

– Но это значит перекладывать свой труд на женщин победнее. Я бы не назвала это феминизмом.

Она решительно выпятила подбородок, и Кейт вдруг увидела, почему книга разошлась миллионным тиражом. Эта Люси отважилась сказать то, что большинство не решалось: новый образ жизни для женщин, когда они имели все, но должны были постоянно быть идеальными, тоже не работал.

– Хорошо, но разве невозможны равноправные отношения, когда оба зарабатывают и оба занимаются домашним хозяйством и воспитанием детей?

– Только не в реальном мире, – парировала Люси, заслужив смех публики, которого Кейт никак не ожидала; они были на стороне этой деревенщины. – Ваш муж убирается в доме, Кейт?