Это могли быть мы - Макгоуэн Клер

– Конечно, скажу. Постарайся уснуть.

Ему хотелось назвать ее как-нибудь ласково, может быть, «милая», вроде тех слов, которые он, в основном мысленно, адресовал Кирсти. Но это было бы неправильно.

За дверью Адам, скрестив ноги, сидел на полу и хмурился в пустоту.

– Ну? – устало спросил Эндрю.

Адам даже не потрудился сказать, что не хотел этого. Явно хотел. Вместо этого он произнес тихим невыразительным голосом.

– Ты ее любишь больше, чем меня.

– Что?

– Ее. И Кирсти тоже. Все всех любят сильнее, чем меня.

Эндрю слишком устал.

– Приятель, конечно же, это неправда. Я тебя очень люблю, и Оливия тоже.

– Она не любила, – еле слышно произнес мальчик, и Эндрю понял, кого он имел в виду.

Не Оливию или Делию, даже не Кирсти. Свою мать, о которой так редко говорил.

– Если ты хочешь об этом поговорить… – неуверенно пробормотал Эндрю.

Адам вскочил, убежал к себе в комнату и захлопнул дверь. Эндрю вздохнул. Поворачиваясь, он заметил что-то на полу. Это был наполовину просунутый под дверь Делии обрывок бумаги с нарисованной огромной смешной зубастой осой и надписью большими буквами: «ИЗВИНИ». Он оставил записку на месте.

Эндрю спустился вниз, понимая, что оказался в ловушке, что должен дать то, чего у него нет. Оливия сидела в гостиной перед включенным телевизором, что по его опыту было дурным знаком. Она смотрела в экран стеклянным взглядом.

– Прости. Адам… он… наверное, нужно обратиться за помощью. Я поищу нового психолога, – Адам терпеть не мог тех, кого назначала социальная служба. – Но с Делией все в порядке.

– Она больше сюда не приедет, – сказала Оливия.

– Только не это. Она такая милая…

Счастливый, любящий ребенок.

– Оливия, послушай, она хочет быть с тобой. Нет причин ей не приезжать, или даже…

Но тут он осекся. Предложи он, чтобы Делия постоянно жила с ними, и снова всплывут все невысказанные проблемы. Вроде того, кем приходятся друг другу он и эта женщина, живущая у него в доме.

В голове тут же поднялась целая буря оправданий: он не просил ее переезжать, она была лучшей подругой Кейт и он, конечно же, не собирался сразу же бросаться в ее объятия, а она никогда не говорила, что испытывает к нему что-то кроме дружеских чувств. Но буря тут же утихла под напором нахлынувшего чувства вины. На самом деле, Оливия ради него бросила все, даже собственного ребенка, а он все равно, то ли по робости, то ли от страха, то ли из чувства вины, не мог дать ей взамен даже такой мелочи.

– Тебе нужно чаще с ней видеться, – сказал он, запинаясь. – Понимаю, это не мое дело, но ей это нужно. Она – твоя дочь. Ты не можешь просто так ее бросить.

На секунду ему показалось, что он разговаривает с Кейт.

– Ей будет больно, – Оливия говорила так тихо, что он едва мог ее расслышать. – Ей лучше без меня.

– Не лучше, она любит…

Оливия повалилась вперед, согнувшись пополам, и из ее рта вырвался пронзительный вой.

– Оливия? Прости, я не… Я не должен был…

Но вой не утихал, и Эндрю осознал, чувствуя, как его захлестывает паника: он остался единственным дееспособным взрослым в доме, и все дети теперь зависят от него.

В конце концов он позвонил ее родителям, и они приехали на большом «бентли», нарушив рекомендацию не садиться за руль. Ее отец, седовласый мужчина лет семидесяти, говоривший с аристократическим акцентом, явно привык всегда поступать по-своему. Пока его жена, тоже седовласая и худая как спичка, хлопотала наверху, собирая вещи Делии, отец – Рональд – беседовал на кухне с Эндрю.

– Понимаете, она больна.

– Я знаю.

– Это можно контролировать. Приступов не было уже несколько лет. Но к нам она переезжать отказывается. Слишком боится что-нибудь сделать с девочкой.

– Да, – не было смысла говорить, что этот страх совершенно беспочвенный. – Мне… нужно сообщить ей на работу?

Там вообще знали о болезни? Кейт знала, но только потому, что ей сказала Оливия, когда в прошлый раз Адам ранил Делию.

– Тот парнишка, начальник, знает. Знает, что с ней.

Эндрю попытался вспомнить его имя. Ах да… Это же и прежний начальник Кейт, который ему никогда не нравился. Самоуверенный любитель пустить пыль в глаза, обожавший блеснуть знанием тонкостей вкуса малоизвестных марок виски.

– Дэвид?

– Да, он. Макгрегор, – губы Рональда вытянулись в ниточку. – Буду признателен, если вы ему сообщите. Дело может затянуться.

По лестнице, держа тихо плачущую Делию за руку, спустилась бабушка. Оливия уже сидела в машине, а он с ней даже не попрощался.

– Делия могла бы остаться, – с убитым видом произнес Эндрю, жалея, что не может извиниться перед ребенком, хотя и не знал, за что.

Отец Оливии смерил его холодным взглядом покрасневших глаз, и Эндрю захотелось оправдаться, сказать, что он никогда не притрагивался к Оливии, не просил ее переезжать сюда, вообще ни о чем не просил. Но все равно это была его вина, и он это понимал.

На следующее утро Эндрю, всю ночь не смыкавший глаз рядом с плачущей Кирсти, попытался искупать дочь, залив водой весь пол и свои джинсы, пока она плескалась и визжала, а Адам бесновался в коридоре, не зная, кто повезет его на футбол, если нет Оливии. И в этот момент в дверь позвонили. Вымокший до нитки, он, чертыхаясь, спустился вниз, держа в руках извивающуюся Кирсти, завернутую в полотенце.

– Господи… – пробормотала Сандра, разглядывая его и не переставая жевать жвачку. – Хорошо вчера погулял, Энди? Налакался до чертиков? – Она протянула руки к Кирсти. – Давайте ее сюда.

Он терпеть не мог, когда она называла его Энди.

– У нее сегодня сеанс терапии?

За расписанием следила Оливия.

– Боюсь, Оливия… ее нет дома…

Он понятия не имел, надолго ли и как он будет справляться без нее.

– …Поэтому не думаю, что мы сможем… боюсь, сегодня не лучший день.

Да и терапия, похоже, не давала никаких результатов, поскольку Кирсти по-прежнему не проявляла желания что-нибудь сообщить.

Сандра склонила голову набок, морщась от визга извивающейся в ее руках Кирсти и криков Адама в коридоре, и глянула за спину Эндрю на беспорядок, оставшийся после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака, пятна каши на джемпере Эндрю и дыры на его носках.

– Ну и к черту занятие, Энди. Похоже, дела тут идут совсем дерьмово. Дай-ка я зайду и поставлю чай?

Кейт, наши дни

У парковочного места, где она оставила машину, красовалась маленькая белая табличка: «мисс Кейт Маккенна». Как же она гордилась в тот день, когда у нее появилось собственное место с именем. Именем, от которого она на время отказалась, позволяя называть себя «миссис Уотерс» или «мама Адама и Кирсти», но потом вернула себе. Едва Кейт открыла дверь машины, как на нее обрушилась оглушающая жара. Всего нескольких шагов до дверей телестудии хватило, чтобы она одурела от жары и почувствовала, как пот пропитывает льняное платье. Потом за спиной закрылись раздвижные двери, и ее волной окутал прохладный воздух. Администратор у стойки, какая-то новая девушка с розовыми волосами, приветствовала ее по имени и неуверенным тоном напомнила о необходимости сообщать о симптомах коронавируса. Аппарат, через который нужно было проходить для измерения температуры, бесполезно пылился, сдвинутый в сторону, а антисептиком почти никто не пользовался. Как быстро все пришло в норму. Кейт поднялась на лифте на свой этаж, и там снова услышала приветствия от курьеров, продюсеров, операторов. Старший из ее продюсеров, Тристан, худосочный парень из Бруклина, помахал ей рукой.

– Думал, ты не придешь.

Накануне она выскочила из студии в истерике, прочитав новость о том, что Конор купил права на книгу. Сегодня она тоже была едва ли в состоянии работать, но кроме карьеры у нее по сути ничего не оставалось, и она не могла себе позволить пропустить передачу.

– Прости. Возникла одна неотложная проблема… Семейная.